13.01.2022 03:00

Кое-что из операций "Моссад"

На модерации Отложенный

Ветеран «Моссад» о спецоперации в Энтеббе, «докторе» Менгеле, который погиб за несколько дней до его задержания, и о «красной линии», которую не должно переходить государство в борьбе с терроризмом

Однажды Элиэзер (Гейзи) Цафрир, высокопоставленный оперативник израильской специальной службы «Моссад», встал перед выбором: «взять с поличным» террористов прямо перед тем, как они собьют пассажирский самолет, или предупредить об опасности свою племянницу, которая летела тем же рейсом, поставив всю операцию под угрозу срыва.

Элиэзер Цафрир.

Это произошло в 1976 году в Найроби, во время операции «Изжога», которую «Моссад» проводил совместно с кенийскими спецслужбами. До этого Элиэзер Цафрир спас без преувеличения тысячи жизни и еще тысячи после. Но Элиэзер говорит, что тот выбор «меньшего зла» тогда, в Найроби, если бы все закончилось трагически, мучил бы его всю его оставшуюся жизнь.

В свои 87 лет, как и многие бывшие сотрудники «Моссада», Цафрир не комментирует «целевые ликвидации» — то, что создало израильской спецслужбе крайне жесткий, если не жестокий имидж. Даже Лукашенко несет что-то про «мы будем, как «Моссад», доставать наших «беглых». И редкий теоретик «целевых убийств» политических оппонентов у себя в стране не предъявляет историю израильской спецслужбы как индульгенцию. Эффективность «целевых ликвидаций» «Моссада» его подражателями зачастую преподносится как оправдание отказа от верховенства права и приоритета международных законов.

Элиэзер Цафрир, в отличие от «теоретиков», совершенно не гордится этой приписываемой «Моссаду» жесткостью. Людьми, с которыми ему довелось дружить и работать, — безусловно, да, а жесткостью — нет. Бывший старший оперативник «Моссада» Элиэзер Цафрир, который говорит о себе в шутку практически апорией Зенона «я никого не убивал и никогда не был убит», признается: надо быть жестким, но не по убеждениям, а по необходимости. И объясняет:

«Если мы не будем жесткими, нас просто не будет. Но государство должно стремиться быть либеральным и демократичным».

И мне кажется, Цафрир считает так во многом не только из-за природной мягкости, а потому, что ему, в отличие от «теоретиков», приходилось выбирать это самое «меньшее зло». И он точно знает, каково это — стоять на краю персонального ада.

Задержка рейса

В середине января 1976 года Элиэзеру Цафриру пришло сообщение от одного из агентов, что в течение нескольких ближайших дней в Африке произойдет теракт против израильского самолета. Но подробную информацию агент сможет передать лишь в самый последний момент — накануне теракта.

Элиэзер Цафрир:

— Я задействовал очень серьезного агента в Народном фронте освобождения Палестины Джорджа Хабаша и Вади Хаддада. Агент несколько раз сообщал, что Фронт ищет возможность совершить террористический акт против израильской авиакомпании «Эль Аль» в Найроби (Кения). И они даже посылают туда каких-то своих людей. Мы решили, что пора ехать в Кению. По сообщениям агента, из Адена (Йемен) Народный фронт доставил дипломатической почтой в Найроби ракеты «Стрела».

Нужно было перехватить террористов до того, как они успеют выпустить ракеты по самолету. Неизвестно было, ни откуда они будут стрелять, ни сколько терактов (в том числе отвлекающих) они собирались совершить. Их машину в городе с семисоттысячным населением найти было практически нереально. Но израильтянам и кенийцам повезло: автомобиль с пятью террористами и двумя ракетами «Стрела» неожиданно был обнаружен прямо в центре Найроби.

— В то время моя сестра и ее муж со своими двумя детьми были в Йоханнесбурге. Я знал, что они собирались отправить мою племянницу самолетом из Йоханнесбурга в Найроби, а затем в Тель-Авив.

— Тем самым самолетом, который собирались сбить террористы?

— Я понимал, как сильно рисковал ее жизнью. Но я не мог просто позвонить ей и сказать: остановись, не садись на этот самолет. Если бы я так сделал, вся операция тут же могла пойти прахом. И я решил ничего ей не говорить. К тому же я был уверен, что мы более или менее уже контролировали ситуацию.

Ночью мы опознали их фургон и увидели в нем ракету «Стрела». Несколько человек из моей группы отправились в аэропорт Найроби с западной стороны, чтобы обнаружить возможное место запуска ракеты. Но им не удалось его найти. Тогда я сказал им, где искать, потому что я учил курдов запускать эти «Стрелы» и хорошо знал их характеристики. Я поехал с другом в район аэропорта и нашел именно то место, откуда должны были произвести выстрел по самолету. Как и сказал нам агент, это место было помечено алой лентой, которую привязали к кактусу.

Утром у этого кактуса сотрудники кенийской службы безопасности вместе с представителями «Моссада» и перехватили машину с арабскими террористами. Неподалеку задержали и немцев из террористической группировки «Фракция Красной армии», прошедших подготовку в тренировочном лагере Хаддада в йеменском Адене. При исполнении теракта им была отведена роль группы прикрытия.

В это время вылет рейса Йоханнесбург — Тель-Авив продолжали откладывать. Представители авиакомпании «Эль Аль» не могли дать пассажирам никаких внятных объяснений.

— Как чувствовали себя пассажиры в Йоханнесбурге, когда стало понятно, что вылет задерживается на несколько часов?

— Пилот в Йоханнесбурге получил приказ подождать. Позже ему сказали: хорошо, давай взлетай. Никто никому ничего, естественно, не объяснял. Я не думаю, что пассажиры подозревали что-то необычное — все-таки рейсы ведь иногда задерживаются.

— А что было бы, если бы вам не удалось поймать всех террористов и произошла трагедия?

— Я не простил бы себя до конца жизни. Пойдемте, я вам кое-что покажу. (Цафрир ведет меня в другую комнату.) Я немного художник, совсем чуть-чуть. Я сделал это сам. (Показывает висящие на стене, как картины, коллажи, составленные в основном из старых фотографий и газетных вырезок.) Вот фотография самолета «Эль Аль» в Иране (на таких вывозили евреев, выведенных с помощью контрабандистов через иракскую границу в 1975 году. — Ред.). Это встреча Хомейни многотысячной толпой в Тегеране (Элиэзер снимал аятоллу, смешавшись с толпой встречавших. — Ред.)… А здесь — это посадочный талон моей племянницы с того рейса из Йоханнесбурга. Знаете, а я ведь не поехал тогда встречать ее в Найроби.

— Но вы же разговаривали с ней об этом позже?

— Ну конечно.

Кенийцы предложили тихо ликвидировать всех террористов.

— Один из руководителей секретной службы Найроби сказал мне: слушайте, у нас тут за городом есть место, где живут гиены. Давайте просто выпустим там этих парней, а животные их сожрут. (Смеется.) Это была шутка, конечно.

У израильтян был категорический приказ от премьер-министра Рабина: доставить террористов в Израиль.

— Мы вывозили эту пятерку, трех арабов и двух немцев, из Баадер-Майнхофа специальным рейсом. И в самолете у меня возникла идея. Открыть двери и бросить их акулам… Но, знаете, я этого не сделал.

Конечно, я же был хорошим парнем.

Через полгода после неудавшегося теракта в Кении Хаддад спланировал и осуществил угон пассажирского самолета авиакомпании «Эйр Франс» в Уганду.

Это освобождение заложников потом стало известно как операция «Энтеббе».

Был привлечен к планированию и проведению этой операции, но уже как представитель «Моссада» в объединенном штабе. Террористы в Энтеббе дали список требований. И первым пунктом в нем значилось освобождение той пятерки, которую мы схватили в Найроби.

— Говорят, вы сказали тогда: если они хотят получить этих пятерых, о’кей, давайте доставим их в Уганду и сбросим с самолета на крышу терминала аэропорта, в котором засели террористы.

— Если бы мы так поступили, то меня ожидала бы либо награда, либо тюрьма. Скорее всего, тюрьма, конечно.

— Как вы думаете, если бы Хаддад, террорист, организовавший эти нападения, не умер через два года в больнице в Восточной Германии, такие теракты, как в Найроби и Энтеббе, происходили бы и дальше?

— Конечно. Он был человеком, занимавшимся терроризмом многие годы. Его руки были по локоть в крови. И, конечно, было очень важно, чтобы он отправился в этот самый госпиталь. (Улыбается.)

— А диагноз? Он действительно умер от «рака»?

— Ну этого я не знаю. (Пожимает плечами.)

Как агенты «Моссада» сидели в кафе с «доктором Менгеле»

— Вы участвовали в поисках бывших нацистских преступников?

— Когда я был главой представительства «Моссада» в Южной Америке в 1979 году, нам поступила информация, что в одной из деревень, в которых в Бразилии обосновывались немцы, якобы видели человека, похожего на «доктора» Менгеле. Прежде чем предпринимать какие-то действия, нужно было убедиться, что это действительно он.

Я взял с собой несколько парней, и мы поехали. Но эта деревушка оказалось непростым местом: когда немцы нас увидели, они спустили собак — даже мы не смогли выйти из машины.

На окраине мы увидели небольшое кафе, на веранде за столиком сидел мужчина и пил пиво. И он был в точности таким, как нам описали, как Менгеле должен был выглядеть в то время.

Он пил пиво, мы тоже сели за столик и что-то заказали.

Он закончил, заплатил и ушел. Один из наших парней быстро схватил его стакан со стола и положил в полиэтиленовый пакет. Мы отправили его на ДНК-тестирование.

— И что показал анализ?

— По дороге стакан разбился. (Смеется). Но в таком анализе уже и не было смысла. Потому что

буквально через несколько дней стало известно, что Менгеле утонул в океане, примерно в ста пятидесяти километрах от того места, где мы его искали.

И ДНК-тест подтвердил, что утонувший и был настоящим Менгеле.

Быть мягкими и жесткими

— Есть ли что-то особенное в вербовке арабских агентов?

— Ну есть разные способы. Долгие годы арабское общество было закрытым, строилось на запретах. Когда они приезжали в Германию, во Францию, в Вену, всякий раз, если дама в баре приглашала выпить, начиналась отношения… Это был один из действенных способов вербовки.

— А в арабских странах?

— Ничего особенного. Вербовать было не очень сложно. Позже, когда начался религиозный подъем, стало труднее.

— Как вам кажется сегодня, политические «ликвидации» действительно были необходимы для сохранения независимости Израиля?

— У нас были большие проблемы с общественным мнением даже здесь, в Израиле, если происходили такие события, как исчезновение марокканского оппозиционного активиста Мехди Бен Барки в Париже в 1965 году, в которые «Моссад» даже не был вовлечен напрямую. Конечно, мы должны быть осторожны. (Улыбается.)

Дэвид Шомрон. Фото: Википедия

— А как насчет индивидуального террора во времена Британской империи? Например, Дэвид Шомрон, убивший английского офицера Тома Уилкина…

— Дэвид Шомрон был моим другом. Он был великим человеком. Умер несколько месяцев назад, ему было более 90 лет. Он был в «Лехи» вместе с Ицхаком Шамиром (военная еврейская группа сопротивления «Борцы за свободу Израиля — Лехи» была основана в 1940 году, ее лидер Шамир впоследствии стал премьер-министром, но и тогда он продолжал числиться в Великобритании в списках экстремистов. — Ред.).

— Дэвид Шомрон как-то сказал, что он абсолютно убежден, что только экстремальные методы смогли заставить британцев уйти из Палестины.

— Другого пути против политики Британской империи не было. Знаете, тогда была такая поговорка, что солнце никогда не садится в Британской империи. Это было крупнейшее колониальное государство, простиравшееся по всему миру, и значит, солнце всегда было над Британской империей. Так почему же оно никогда над ней не заходило? Потому что бог никогда не доверяет британцам во тьме. (Смеется.)

— Меир Даган, один из первых, кто совершил «целевую ликвидацию» на территории, контролируемой Израилем, заявил, что для защиты граждан Израиля государство должно иногда предпринимать действия, идущие вразрез с общепринятыми демократическими нормами. Вы согласны сейчас с этим утверждением?

— Мы дружили с Даганом. Мы были вместе во время войны в Ливане, он командовал армейскими подразделениями, я был руководителем резидентуры «Моссада». Позже он стал главой «Моссада». Он был великим человеком. И он всегда считал, что если хочешь победить, нужно быть жестким. Иначе вас прикончат.

— Но как вам кажется, могут ли спецслужбы фактически становиться над законом? Не разъедает ли это в итоге, как ржавчина, все общество?

— Опасность, конечно, есть. Я имею в виду, что это ненормальный способ существования для государства. Но иногда просто нет другого выбора. Враг заставляет нас вести себя таким образом. В нормальном обществе все должно происходить либерально и демократично. Но иногда при необходимости мы должны применять силу. Но я все-таки был советником премьер-министра по арабским делам, а не по внутриизраильским.

Важно при этом четко различать границу между чрезвычайным и обычным, сохранить базовое понимании стиля жизни. Но когда против нас что-то замышляется, мы должны принимать меры. Иногда тайные меры, а иногда даже чрезмерные меры.