Бабий Яр Виктора Некрасова

В этом году исполнилось 110 лет со дня рождения писателя Виктора Некрасова и 80 лет расстрелам в Бабьем Яре

Виктор Некрасов всю жизнь был верен своим простым и высоким нравственным принципам. Он писал: «Каждый год, 29 сентября, в Бабий Яр приходят люди. С венками и цветами. Молча, склонив головы, слушают произносимые с трибуны слова… А в двадцать пятую годовщину расстрела трибуны не было. В тот день люди плакали, рыдали, становились на колени, целовали землю, уносили горсти ее с собой. И, глядя на них, нельзя было обратиться к ним с несколькими словами утешения и веры в то, что на этом месте будет — не может не быть — памятник».

Виктор Платонович Некрасов, 24.09.1966 г. (Фотография предоставленА Э. Л. Тимлиным, Киев)

Некрасова после того выступления обвинили в сионизме, этот день поминовения был назван в его персональном деле антисоветским выступлением, за что его исключили впоследствии из партии и из Союза писателей, приплюсовав к тому вредную его литературную деятельность. За невинные и блестящие путевые очерки Некрасова мордовали по всем правилам самой передовой в мире идеологии.

* * *

Свидетельство близкого друга Некрасова, писателя Семена Лунгина: « — Где Короленко? — закричал вдруг Некрасов. Где эти благородные русские интеллигенты, которые всегда говорили правду властям в глаза? Жалкие трусы, почему мы молчим? Неужели нас так запугали, что мы потеряли облик человеческий? Я смолчу, но мама моя не смолчит… Гады! Гады! Вот уж правда: «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин…» Неважно куда, лишь бы в бой… На ту еврейскую старуху, так на старуху — в бой. А несчастный инженер в Киеве повесился от ужаса, что его сошлют на Колыму, и всю семью с ним, и старую маму… Тра-та-та-та… Вольный русский стих! Короленко на них нету!.. Деградация вонючая!.. Ну, японский бог, где Короленко?..»

* * *

Вот таким Короленко, который говорит властям правду в глаза, и был сам Некрасов. Он-то и был благородным русским интеллигентом, стойким и мужественным человеком, прошедшим окопы Сталинграда, дважды раненым, контуженным. У него-то при обыске изъяли семь мешков рукописей, книг, забрали даже пишущую машинку и фотоаппарат.

Потом началась эпопея с памятником в Бабьем Яру.

Случилось мне быть в Киеве, видеть конкурсные проекты, говорить с Виктором Некрасовым, который выступал, был душой обсуждения, вылетел на улицу, как из парилки, нервно курил, потом махнул рукой, выматерился и быстро пошел прочь, не дождавшись конца бесконечной говорильни.

Никто не станет оспаривать тот факт, что именно Некрасов своими выступлениями помешал разбить на месте массовых расстрелов парк или устроить стадион. До того была нарушена система водосбросов плотин, и Бабий Яр стало заливать массой разжиженной земли — пульпой. Все в Бабьем Яру изменилось неузнаваемо. Голос Некрасова был услышан. Общественный резонанс подогрели стихотворение Евтушенко «Бабий Яр» и симфония Дмитрия Шостаковича, написанная на эти стихи.

В Бабьем Яру установили гранитный блок. На нем было выбито по-советски ханжеское уведомление, что в Шевченковском районе Киева будет сооружен монумент в память советских граждан и военнослужащих, погибших от рук фашистских захватчиков. Слова «Бабий Яр» и «все еврейское население Киева» отсутствовали.

* * *

Свидетельство видного киевского архитектора, участника конкурса Авы Милецкого:

— Власти хотели непременно предать забвению еврейскую трагедию, трагедию беззащитных и слабых, трагедию беспомощных, старых, к тому же отмеченных особым клеймом, как подчеркивал Виктор Некрасов, показывая полное несоответствие конкурсной программы и истинной сущности Бабьего Яра.

Бабий Яр, 1941 год, Украина

Для меня участие в конкурсе имело особое значение. Ведь здесь, в Бабьем Яру, была в трагическом сентябре 1941 года одной из первых расстреляна моя мама. Вместе с ней нашли смерть там же моя бабушка, моя учительница-немка, не пожелавшая оставить мать в беде.

Первый заказной вариант проекта и макет комплекса был выполнен мною с архитектором М. Будиловским и скульпторами В. Клоковым и Д. Гордиенко. Второй вариант пластики стены выполнили вместе со мной художники Рыбачук и Мельниченко. Большой интерес к конкурсу проявлял поэт Микола Бажан. Вместе с Некрасовым мы выезжали на отведенный под строительство монумента участок. Лучшим был признан наш проект.

Но он не устраивал партийное руководство — и был отвергнут. Поставили другой монумент. Американские конгрессмены настойчиво добивались у властей — где на памятнике будет указана цифра расстрелянных евреев? (Видимо, на лбу секретаря ЦК. — примеч. автора.)

* * *

В исторической справке о Бабьем Яре указывается, что отсюда началось массовое уничтожение евреев в Европе. Символ еврейского мученичества — вот что такое этот Яр!

И гигантская интернациональная могила.

Если бы не усилия Виктора Некрасова, сегодня в Бабьем Яру вполне могли бы на месте гибели двухсот тысяч ни в чем не повинных людей расположиться увеселительные павильоны.

* * *

И вот еще одно свидетельство близкого друга писателя, доктора медицинских наук Иона Дегена:

— Лейтенант Фарбер в «Окопах Сталинграда», а еще больше страстная статья в «Литературной газете» против превращения Бабьего Яра в танцевальную площадку вознесли Виктора Некрасова в глазах евреев всего мира на недосягаемую высоту. Он обрел трудную и почетную должность их полномочного представителя во враждебном им окружающем мире. Эта же опасная должность сделала Виктора Некрасова знаменем интеллигенции.

Японский переводчик произведений Некрасова Утимура, переводчица и Виктор Некрасов, Киев, Бабий Яр, 1968 год

По этому признаку люди поставили Некрасова в один ряд с Толстым, Горьким и Короленко. Бабий Яр, в котором немцы и их подручные расстреляли свыше ста тысяч евреев, стал для русского писателя Виктора Некрасова незаживающей раной в сердце.

…29 сентября 1966 года люди стекались в Бабий Яр. Прошло четверть века с начала той трагедии.

Огромная молчаливая толпа вытаптывала увядший бурьян. Все будто чего-то ждали. Режиссер студии кинохроники Рафаил Нахманович снимал фильм. Стрекотание кинокамеры казалось смертельным треском пулемета.

Он снимал фильм с разрешения главного редактора студии, находившегося здесь же. Это был Гелий Снегирев. Гелий сделал своим разрешением на фильм шаг в сторону инакомыслия.

Внезапно один из толпы стал ее голосом. Это был Некрасов.

Говорил он негромко. Но такая тишина окутала Бабий Яр, что слышно было шуршание шин троллейбусов на Сырце. Говорил Некрасов о невообразимости того, что произошло здесь четверть века назад, о немцах, о их пособниках украинцах, о том, что коллективная память человечества должна способствовать предотвращению подобного в будущем, о преступности забвения и умолчания. Власти нехотя объявили конкурс на проект памятника. Было немало хороших проектов. Некрасову понравился проект Евгения Жовнировского и Иосифа Каракиса. У жюри было из чего выбирать.

С Некрасовым мы пришли в Дом архитектора перед началом обсуждения. Большой зал был заполнен до отказа. Мы стояли в проходе, зажатые со всех сторон такими же безместными.

Во время выступления кинорежиссера Сергея Параджанова, наполненного высоким трагизмом, Виктор насмешливо прошептал: — Хочешь, поспорим, что из всего этого ни хрена не получится. Не пройдет ни один из представленных проектов. А какому-нибудь официальному говнюку, этакому Вучетичу, закажут бравого солдата со знаменем в одной руке и винтовкой в другой.

Бабий Яр, сразу после освобождения Киева в ноябре 1943 г. Фотография из архива Виктора Некрасова

Некрасов оказался провидцем. Пусть не солдат со знаменем и винтовкой, но нечто подобное соорудили в Бабьем Яре. На памятнике даже намека нет на то, что 29 сентября 1941 года немцы приказали явиться сюда «всем жидам города Киева». Что в течение трех дней здесь с утра до темноты хладнокровно расстреливали детей, стариков, женщин.

Некрасов был прав. В Бабьем Яру соорудили памятник «жертвам Шевченковского района». Идиоту, придумавшему эту надпись, следовало бы вдуматься в ее смысл…

Как-то мы встретились с Некрасовым после его возвращения из Волгограда, куда он был приглашен на открытие мемориального комплекса. — Ну как? — спросил я Некрасова. Он махнул рукой и мрачно ответил: — Вучетич засрал Мамаев курган.

За несколько лет до этого Некрасов написал рассказ «Встреча на Мамаевом кургане». Написал сценарий фильма «Солдаты». В его обсуждении участвовали маршалы во главе с Г.К. Жуковым. Они обрушились на Некрасова за изображение отступления от Харькова. Мол, это позор, это пасквиль на доблестную Красную Армию. Некрасов выслушивал маршальскую ахинею, но вдруг взорвался: — Не знаю, как отступали вы, а я отступал так, что кадры в фильме будут подлой лакировкой. Мы драпали, заметьте, по вашей вине…

Некрасов посмотрел на часы и сказал:

— Вы свободны, товарищи маршалы!

Военачальники были так ошарашены этой неслыханной дерзостью, что тут же разошлись, не произнеся ни слова. 

* * *

Таким был Виктор Платонович Некрасов. Неуемным, страстным, благородным. Он был на редкость совестливым, порядочным. Казалось бы, чего ему, русскому писателю, встревать в дела явно властям неугодные. Ведь он за участие в митинге в Бабьем Яру сурово поплатился. Его допрашивали. У него в квартире был обыск, его лишили гражданства. Тема еврейства всегда особенно раздражала советскую власть.

— Б-г ты мой, — говорил Виктор Платонович, — как трудно быть русским писателем. Как трудно жить по совести…