08.12.2021 03:00

30 лет назад перестало существовать крупнейшее государство мира, СССР. Как это происходило

На модерации Отложенный

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА

Президент Украины Леонид Кравчук (слева), председатель Верховного Совета Белоруссии Станислав Шушкевич (в центре) и президент России Борис Ельцин (второй справа) после подписания Соглашения о создании Содружества Независимых Государств в Беловежской Пуще

Scanpix / LETA

Ровно 30 лет назад, 8 декабря 1991 года, главы РСФСР и Белорусской и Украинской ССР Борис Ельцин, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук подписали Беловежское соглашение — документ, согласно которому их республики выходили из состава Советского Союза. Через 17 дней после этого СССР официально перестал существовать. «Медуза» собрала воспоминания участников и современников этих событий — во время и после распада СССР.

Некоторые цитаты даны в сокращении

Анатолий Черняев

в 1991 году помощник президента СССР Михаила Горбачева, вел дневниковые записи. Авторский стиль сохранен

7 декабря 1991 года, суббота

М. С. (имеется в виду Михаил Горбачев, — прим. «Медузы») принимал американских бизнесменов, которые вместе с [вице-президентом Академии наук СССР Евгением] Велиховым налаживают у нас обучение ребят бизнесу. Чудеса!.. Миллиарды задаром вкладывают в нас «акулы империализма»! А М. С. опять о своем — в ударе, о «непредсказуемых последствиях» распада, отказа от Союза. И это в тот момент, когда в Минске три «славянских» президента «этот вопрос» уже решили! На той неделе я с М. С. вместе могу оказаться безработным. Послал ему на подпись договоры «СССР» с Грецией и Финляндией, приветствие исламской конференции (ОИГ) в Дакаре, еще какую-то муру. Главное же, начал тезисы, которые М. С. велел сделать для его встречи «1+4» в понедельник (с [Борисом] Ельциным, [Леонидом] Кравчуком, [Станиславом] Шушкевичем и [Нурсултаном] Назарбаевым). Каждому помощнику дал такое же задание — «по профилю».

Однако… На той неделе — трудно представить себе, что уже не нужен… Впрочем, уже и сейчас я нужен лишь лично М. С., а не политике. Интересно, как на это отреагируют мои женщины (имеется в виду семья Черняева, — прим. «Медузы»)?!

8 декабря 1991 года, воскресенье

Утро

Отправил фельдом (фельдъегерем, — прим. «Медузы») «сочинение» — почему по соображениям международным нужен новый Союз. Это теперь моя работа — вхолостую, для него [Горбачева] лично. Нет еще сведений из Бреста: Ельцин, Кравчук, Шушкевич (перепились, наверное, в Беловежской Пуще!). Но по тому, что уже наговорил Ельцин вчера журналистам и в белорусском парламенте, ясно: на Союз они не пойдут. И места Горбачеву не оставят… Он, конечно, будет тянуть, «опираясь» на то, что у него пока армия (почему-то на днях сняли [начальника Генерального штаба Владимира] Лобова, заменили [Виктором] Самсоновым — из Петербургского ВО [военного округа]). Лобов, конечно, дуб и из язовского старья (имеется в виду команда бывшего министра обороны СССР, члена ГКЧП маршала Дмитрия Язова, — прим. «Медузы»)… Но сама перемена в такой момент?.. Он, М. С., все «сечет» и, кажется, ко всему готов. Вчера вызвал гогот у американцев, сказав: меня журналисты все время спрашивают, президентом какого государства Вы являетесь?.. Но ведь в понедельник на «1+4» (имеется в виду встреча Горбачева с главами республик Ельциным, Кравчуком, Назарбаевым, Шушкевичем, — прим. «Медузы») вопрос должен быть предрешен. Ибо Съезд ему не дадут созывать, а плебисцит откажутся проводить и финансировать.

Вечер

Только что по радио: Ельцин, Кравчук, Шушкевич договорились о создании Содружества независимых государств…. И завтра (+ Назарбаев) будут обсуждать это с Горбачевым. Соглашение открытое — могут присоединиться другие. Вот и все! Назарбаев, прилетев, в аэропорту сожалел о Союзе, взывал хоть бы оборонительный Союз заключить, чтоб единое командование оставалось… М. С., наконец, должен решиться. По ТВ пропустили фрагмент из его интервью украинскому корреспонденту, которое он давал вчера. И там опять: «А кто, мол, знает, что я буду выставлять свою кандидатуру?». Опять неадекватен: куда выставлять? Кто собирается проводить какие-то выборы? О каком президентстве может идти речь? Для кого?.. Словом, я правильно и давно говорил: Союза не будет. Не верил я в это и до путча.

Ездил на работу. «Доработал» международный аспект аргументов за Союз (для завтрашней встречи четырех, а может, для Госсовета)… Кому это нужно?.. Ведь уже межгосударственный договор заключен… О каком Союзном договоре они захотят говорить? Смех! Решил прогуляться по морозцу. Вышел к Манежу. Тут наткнулся на тысячную демонстрацию под красными и черно-желтыми знаменами… «Руки прочь от Ленина!», «Руки прочь от социализма», «Долой (или под суд) изменника Родины — Горбачева»… Сунули мне листовку: «Все на демонстрацию 22 декабря — из голодающих очередей!!»

Полночь

Только что — радио: Ельцин, Кравчук, Шушкевич объявили о прекращении существования Советского Союза как субъекта международного права, о недействительности всех законов, относящихся к нему как государству. Договорились — как совместно финансировать оборону… И экономический механизм — в течение декабря. Словом, с этого момента я живу в другом государстве — России, и я в ней уже фактически безработный.

10 декабря 1991 года, вторник

Как я провел вчерашний день, когда стал «ничем»? Утром в кремлевском коридоре встретил четырех: [народный депутат, правовед, вице-президент РАН Владимир] Кудрявцев, [советник по правовой политике при президенте СССР, руководитель юридической службы аппарата президента СССР] Вениамин Яковлев, [первый председатель Комитета конституционного надзора СССР] Сергей Алексеев, [глава Комитета по вопросам законодательства, законности и правопорядка Верховного Совета СССР Юрий] Калмыков — главные «правовики». Шли от Горбачева.

Кудрявцев задержался. Говорит мне: Михаил Сергеевич бушует, заявляет, что он уйдет, пошлет их всех и т. д., «покажет им»… Мы-де его уговаривали не конфликтовать, наоборот, сказать — хорошо, ребята, вы прошли этап, теперь давайте обсудим, что делать дальше. В этом духе идем сейчас делать ему проект заявления, с которым он собирается выступить после предстоящей его встречи с Ельциным и др. — Вы, Анатолий Сергеевич, какой точки зрения держитесь? — Я за это. — Так поддержите эту линию. — Обязательно.

Но увы! Я не был «позван» ни лично, ни на разные совещания у него в течение дня. В 12 М. С. говорил с Ельциным. Кравчук и Шушкевич не приехали. До этого он разговаривал с Назарбаевым. Потом — они втроем. Что там было — мне неизвестно. Затем по очереди были у него [председатель Верховного совета Таджикистана Рахмон] Набиев, представитель [первого секретаря ЦК КП Туркменской ССР Сапармурата] Ниязова. Президенты [Киргизской ССР Аскар] Акаев и [Узбекской ССР Ислам] Каримов тоже не приехали. Тер-Оганесян публично поддержал беловежскую тройку, приговорившую СССР к смерти. Во второй половине дня он долго в «ореховой комнате» совещался с усеченным Политическим Консультативным Советом: Яковлев, [министр внешних сношений СССР Эдуард] Шеварднадзе, [руководитель Межреспубликанской службы безопасности СССР Вадим] Бакатин, [директор Центральной службы разведки СССР Евгений] Примаков, плюс В. Яковлев (скорее всего, имеется в виду Вениамин Яковлев, — прим. «Медузы»), [советник Горбачева Георгий] Шахназаров, [советник Горбачева Григорий] Ревенко, кто-то еще.

Родили заявление, которое и было оглашено диктором в 9:00 вечера по ТВ. Хорошо хоть, догадались не выпускать самого М. С. на экран. Было бы еще одно нравоучение… Объявил о созыве Съезда народных депутатов, о возможности референдума. Даже если народные депутаты соберут 1/5 подписей — все равно ничего не выйдет. Николай II имел мужество отречься от престола после 300 лет правления династии. М. С. никак не поймет, что его дело сделано. Давно надо было уходить… беречь достоинство и уважение к сделанному им в истории.

Ничтожество [министр иностранных дел РСФСР Андрей] Козырев на пресс-конференции заявил: есть два выхода — самоликвидация «союзных» органов (начиная с Президента) и добровольная передача имущества или нецивилизованный способ по типу августовского. Грозится. Я подумал: а за что идти на баррикады? Мы же, команда Горбачева, обосрались «не на данном этапе».

Конечно, отвратителен вид этой интеллигентной банды вокруг Ельцина (всякие Бурбулисы (Геннадий Бурбулис — первый заместитель председателя правительства в 1991 году, — прим. «Медузы»), Козыревы и т. п.). Так же были отвратительны интеллигентным кадетам, эсерам и меньшевикам, не говоря о монархистах, интеллигентные большевики в 1917–20 гг. Но ведь те тоже обосрались. Я не верю, что Ельцин выведет «дело России» на стезю. Но и не вижу альтернативы «отдаться России». Союз мертв… Пойду на работу, которой фактически уже нет. Интересно, как будут ликвидировать офисы — так же как в ЦК КПСС?

Михаил Горбачев

в 1991 году президент СССР, вспоминает спустя 15 лет

Я уже понимал, что Президент России [Борис Ельцин] хитрит, тянет время — значит, у него есть другой план. Поэтому перед его встречей в Минске с Кравчуком и Шушкевичем прямо спросил, с чем он едет. Мой подход: есть проект Договора, Украина может присоединиться к нему или к части из его статей. И Ельцин вдруг проговорился: может, мол, встать вопрос об иной форме объединения. Когда же я узнал, что в Минск направились Бурбулис и [советник Бориса Ельцина Сергей] Шахрай, мне все стало ясно. Я знал и до этого об инициативе Бурбулиса покончить с Союзом. Знал, что напугало Бурбулиса в моих действиях. Из президентского аппарата ко мне поступил меморандум Бурбулиса, представленный Ельцину. Этот документ появился, когда после провала путча началось восстановление союзных структур и их обновление, когда завязалась подготовка экономического договора. Возглавлял эту работу [заместитель руководителя Комитета по оперативному управлению народным хозяйством СССР Григорий] Явлинский.

Я стал форсировать разработку нового Союзного договора. Тут тоже дело шло к подписанию. Тут-то и развивает лихорадочную активность Бурбулис, увидевший, что разыгрывается не его сценарий — дело идет не к развалу, а к укреплению союзных начал. Все это было в конце сентября — начале октября. Ельцин тогда был в Сочи. Бурбулис со своим меморандумом уехал туда и пробыл там две недели. Он ломал Ельцина на свой лад, внушая ему, что хитроумный Горбачев уже отобрал наполовину плоды «нашей августовской революции», «нашей победы». Горбачев, мол, на идее нового Союза завоевывает на свою сторону республики. А им это выгодно, хотя они должны все просить у России. Бурбулис в Сочи убедил Ельцина. Тем не менее тот, вернувшись в Москву, не мог круто отойти от подготовки нового Союзного договора.

Словом, в ноябре 1991 года шли одновременно два процесса: в Ново-Огарево одно делаем, а за спиной творится что-то совсем другое — самое настоящее предательство, вроде бы уже скоординированное. И заводилой были прежде всего Ельцин и Украина. Не знаю, насколько уже и Белоруссия (Шушкевич) участвовала в этом. Назарбаев был всегда за Союз. В «разбегании» республик решающую роль играли их политические элиты, руководители. Им очень хотелось реализовать свои амбиции. Это в каком-то смысле несостоявшиеся в прошлом люди. И все хотели вкусить власть. Думали о народе? Полноте! Если бы были мысли о народе, то понимали бы, что нельзя разбегаться.

Спрашиваю Ельцина перед его отъездом в Минск: о чем вообще будете говорить? Он отвечает: «У меня есть общие вопросы с белорусами. Я хочу их решить. Заодно переговорю с украинцами. Сюда (в Москву) Кравчук ехать не хочет, а туда прибыть согласен».

— О чем вместе будете вести речь в Минске? Мы ведь в понедельник должны встретиться в Москве, приглашаем Кравчука, — спрашиваю его опять.

— Поговорим с белорусами, послушаем Кравчука и т. д.

— Давай, Борис Николаевич, договоримся, что на встрече в Белоруссии вы не выходите за рамки того, что есть в Союзном договоре.

— А Кравчук может на договор не пойти: он же теперь независимый (после референдума 1 декабря).

— Тогда предложите ему стать ассоциированным членом.

— Но он и на это может не согласиться.

— В таком случае будем все решать здесь, в Москве, в понедельник.

Вот такой доверительный разговор состоялся, от которого Ельцин и сам не отказывается. После отъезда Ельцина проходит день, другой — никто мне ничего не докладывает. Звоню министрам — они ничего не знают. Звоню [министру обороны Евгению] Шапошникову, он знает. Из Беловежья, оказывается, с ним уже разговор провели. Что происходит? Он извивался как уж на сковороде. Он давно уже был «в контакте» с Ельциным. Понимал, что сохранение единых вооруженных сил связано с сохранением Союза, так что не был очень зависим от Ельцина. Из Беловежья ему позвонили, сказали, что готовится заявление трех участников соглашения и предусматривается сохранение единых вооруженных сил, а значит, и его на посту министра. Мне об этом разговоре сам он ничего не сказал, но сразу перезвонил в Белоруссию и сказал, что Горбачев свирепствует.

Звонит мне Шушкевич:

— Михаил Сергеевич, я звоню вам по поручению всех.

— А почему ты мне звонишь?

— Мне поручили это Ельцин и Кравчук. Борис Николаевич разговаривал с Бушем: ему доложил, а мне поручили переговорить с Вами.

— Это же стыдобище. Вы звоните американскому президенту, минуя президента Союза, и за моей спиной договариваетесь. Где Борис Николаевич? Дайте ему трубку.

Ельцин взял трубку и начал что-то нудить, язык подозрительно заплетался… Вкратце передал содержание соглашения. Я оборвал его: «Утром в понедельник встретимся и будем разговаривать. Я должен прочитать, что вы там сотворили».

Станислав Шушкевич

в 1991 году глава БССР, вспоминает спустя пять лет

Сначала я пригласил в Беловежскую Пущу только Ельцина. В первый раз еще в Ново-Огареве — в гости, поохотиться…

Ближе к декабрю мы созвонились, и я повторил приглашение. И пошутил: спросил у Бориса Николаевича, не позвать ли Горбачева. Он шутку понял и ответил, что, если будет Горбачев, тогда он не поедет.

7 декабря Ельцин прилетел в Минск. Мы встретились с ним в кабинете председателя Совета министров Вячеслава Францевича Кебича (мой кабинет как председателя Верховного Совета был существенно более скромным). Я предложил принять трехстороннее коммюнике. На уровне совета Горбачеву, что нужно делать. Примерно так: «Горбачев, ты не правишь, опасность очень большая, хватит говорить о Союзном договоре…» То, что мы изначально предлагали, было значительно мягче подписанного в итоге в Вискулях соглашения.

Прилетел Кравчук, я его встретил в аэропорту, и он сразу же сказал: ради коммюнике можно было бы и не приезжать. Мол, надо идти дальше. И мы полетели в Вискули.

Почему была выбрана именно резиденция в Вискулях? Она строилась специально для высокопоставленных лиц. Оборудована средствами спецсвязи, рядом — военно-воздушная база.

Вечером в резиденции мы сели работать — втроем: Ельцин, Кравчук и я. Но втроем мы договорились фактически только о том, что дальше будем работать вшестером. К нам присоединились премьер-министр Украины [Витольд] Фокин, председатель Совета министров Белоруссии Кебич и госсекретарь [Геннадий] Бурбулис. И до самого завершения встречи мы работали уже в этом составе.

Рукопожатие Бориса Ельцина и Станислава Шушкевича. 7 декабря 1991 года

Александр Земляниченко / AP / Scanpix / LETA

Фокин и Кебич, главы исполнительных властей государств, как опытные люди не раз потом корректировали наши формулировки, четко объясняя, какие сложности они могут породить на практике.

Борис Николаевич пригласил не шефа правительства, а госсекретаря. Пост, занимаемый тогда Бурбулисом, был для нас не очень понятен. Но Бурбулис был вторым лицом в государстве — раз так счел президент России, мы и воспринимали его как второе лицо. Я помню, что именно он поставил перед нами вопрос: а вы согласитесь подписать, что СССР как геополитическая реальность (я помню, что «геополитическая реальность» — его слова) распался или прекратил свое существование?

Вечером мы для начала договорились концептуально: осознаем опасность неконтролируемого развала СССР, вправе констатировать, что СССР распался, должны сделать все, чтобы сохранить военную связку. Мы осознали, что распадается ядерная держава и каждое из государств, принимающих участие во встрече, имеет на своей территории ядерное оружие… Мы сошлись на том, что это нужно оформить официальным документом, и дали поручения рабочей группе, в которую входили представители от каждой стороны.

И было сказано: за ночь — сделать. А наша шестерка, дав задание рабочей группе, отправилась в баню.

Я впервые был в этой резиденции. Надо отдать должное нашему правительству, оно все подготовило по самому высшему разряду.

Мне оставалось делать вид, что я тут хозяин и я всех приглашаю… В бане нас было больше, чем шестеро. С Борисом Николаевичем, например, были люди из его охраны. Но разговоры мы вели «банной шестеркой».

Хотя наутро нам нужно было решать судьбу страны, у меня чувства величественности события не было. Ведь еще совсем недавно я был простым проректором, но и проректором-то не хотел быть, меня больше тянуло к преподавательской, исследовательской работе. Правда, и в институте у меня было хобби: я очень любил делать такие прикладные договоры.

Должен сказать, что чувства судьбоносности момента не было ни у кого из шестерки, кроме, пожалуй, Бурбулиса.

К работе над документами мы приступили после завтрака. Что касается спиртного, то во время работы над Соглашением я был как за рулем, а остальные вели себя почти так же. Только когда с трудом удавалось найти приемлемую для всех формулировку, мы позволяли по чуть-чуть хорошего коньяку. Я разрешил себе расслабиться только глубоким вечером, после подписания перед телекамерами — когда почувствовал, что «все, что мог, я уже совершил».

Я понимал, что документ нужно сделать аккуратно. И мы вычитывали каждое слово. Сначала мы писали само Соглашение. Получили от рабочей группы вариант преамбулы… Это нравится, это не нравится… Давайте попытаемся оттенить вот такой элемент, такой… Согласны. И преамбула уходит назад, в рабочую группу. И так с каждым пунктом Соглашения. Он принимался только тогда, когда вся шестерка была согласна. Когда Соглашение было готово, решили, что Заявление мы подпишем тройкой — массовок устраивать не нужно.

Ельцин во время работы над Соглашением ни в коем случае не претендовал на роль Старшего Брата. Он всегда мне импонировал: нормальный, не требующий никакой интеллектуальной помощи человек. Передо мной был человек свободно мыслящий, логично мыслящий. Потом много раз на саммитах мы видели, как ему подсказывал Козырев. А в Вискулях он все решения принимал сам.

Кравчук был таким сдерживающим. Он все время фильтровал пункты Соглашения с позиции прошедшего на Украине референдума.

Из рабочей группы мне особенно запомнился Шахрай. Когда мы с очередным пунктом заходили в «тупичок», Шахрай уходил на пять-десять минут и возвращался с приемлемой формулировкой. Он не был безропотным исполнителем, выяснял все до мелочи. И я вдруг увидел такого… игрока. И юриста очень высокого ранга. Это было неожиданностью.

Обсуждение вопроса о «ядерной кнопке» носило тогда скорее ритуальный характер. «Кнопка» была на Руси и никуда ни под каким предлогом с нее не уходила и не уйдет! Все участники разговора понимали, что «ядерная кнопка» переходит из рук Горбачева в руки Ельцина.

А надо мной всегда висело: присутствие ядерного оружия на территории Белоруссии — величайшая опасность для республики, а никакая не защита. И я всегда был сторонником того, чтобы его вывести как можно быстрее, без всяких жестких требований по компенсации.

И когда мы закончили, наступило облегчение — просто от того, что мы наконец завершили эту работу. И тогда мы собрались втроем в — не побоюсь этого слова — апартаментах Ельцина. Борис Николаевич сказал: «Так, теперь надо Михаилу Сергеевичу сообщить». Логичнее всего, продолжал Ельцин, поручить это Станиславу Станиславовичу — он всегда с ним много говорит. Кравчук высказался за. Ну, и мировую общественность надо было информировать. Решили, что логичнее всего позвонить Бушу. Кто лучший друг Буша? Конечно, Борис Николаевич.

Я начинаю звонить Горбачеву. Входные, спецкоммутатор… В общем, соединяли меня довольно долго. А Борис Николаевич по своей спецсвязи — хлоп! — и раньше меня «зацепился» за Буша. Пока меня соединяли с Горбачевым, Ельцин уже вел разговор с американским президентом.

Горбачев всегда ко мне обращался на «ты». И здесь он впервые сказал мне «вы». Я в двух словах его проинформировал: «Подписали вот такое Заявление, и суть его сводится к следующему… Мы надеемся на конструктивное продолжение такого подхода и другого не видим». Горбачев: «Да вы понимаете, что вы сделали?! Вы понимаете, что мировая общественность вас осудит! Гневно!» А я уже слышу, что Ельцин разговаривает с Бушем: «Джордж, привет!» — и Козырев переводит… Горбачев продолжает: «Что будет, когда об этом узнает Буш?!» А я говорю: «Да Борис Николаевич уже сказал ему, нормально он воспринял…» И тогда на том конце провода Горбачев устроил немую сцену… И мы попрощались.

Полностью интервью Станислава Шушкевича журналу «Огонек» можно прочитать здесь

Витольд Фокин

в 1991 году премьер-министр Украины, вспоминает спустя 25 лет

Каждое важное событие, а подписание Беловежского соглашения в истории Советского Союза архиважно, обрастает слухами, легендами, сплетнями… Не кривя душой ни на йоту, хочу сказать, что работала наша группа, все шесть человек, крайне напряженно — пусть и в совершенно необычных условиях. Мы заранее договорились никаких заготовок, записок, подготовленных мнений с собой не брать — с чистого листа начинать. И попутно хочу развеять легенду о том, что документы в Беловежской Пуще в пьяном угаре принимались и подписывались, — бесстыдная ложь! Борис Николаевич Ельцин, это всем известно, приложиться любил…

Действительно, по вечерам, за ужином — а это компания людей была, которые друг другу доверяли, — мы могли позволить себе чарку выпить, но мы молодые были, активные и, прости, не глупые, наверное, мы сознавали, что делаем, и ответственность свою чувствовали, поэтому образ жизни, можно сказать, трезвый вели. Я удивлялся способности Бориса Николаевича Ельцина выпить — и выпить прилично! — а утром быть как огурчик, даже выспросить у него пытался, как ему это удается. Наши номера напротив располагались, я к нему зашел и просил: «Борис Николаевич, ну поделитесь секретом…» Так ничего он и не сказал — все отшучивался.

Мы сидели и над каждой строчкой, над каждым параграфом работали, и радовались, когда соглашения достигали. Заранее признаюсь: частенько [я] один против всех воевал. В частности, когда форму союза, а не содружества отстаивал. Почему мы слова «союз» боимся? Дескать, это СССР напоминать будет, но разве Советский Союз не заслуживает уважения за то, наши достижения, по крайней мере в экономике, культуре, в образовании, в кадровой политике он имел? Я всех склонил, все недовольны были, но согласились: СНГ — Союз Независимых Государств.

Не знаю, на каком этапе это название выпало и СНГ стало содружеством. Мы ведь, по сути, первыми были, а спустя пару месяцев Европейский союз был образован, и они так свою общность назвать не постеснялись.

После того, как документ был готов и мы его могли подписать, не помню уже, кто задал вопрос: «Может, Горбачева надо в известность поставить?» Не буду ни на кого пальцем показывать, но кто-то ответил: «Нет, ни в коем случае — он жесткие меры примет, а вот с [41-м президентом Америки Джорджем] Бушем [старшим] посоветоваться нужно», и все к выводу пришли: Бушу Ельцин позвонить должен, — что он и сделал.

Я при том разговоре присутствовал — он не очень внятный был, немножко расплывчатый, и ничего конкретного Буш не ответил, да и ответить не мог. Потому что не совсем осознал. Помнится, я сказал, что некрасиво получается, все-таки надо было наоборот поступить — сначала Горбачеву позвонить, но кто-то (опять-таки не буду сочинять кто, потому что не помню) спросил: «А Назарбаева к этому процессу подключить не следует?» Все: «Да, надо, чтобы и он в курсе был». Из всех собравшихся самые приятельские, доверительные отношения с Нурсултаном Абишевичем [были] у меня. Все сказали: надо Назарбаеву звонить и сделать это только Витольд может.

Звоню. Буквально я ему сказал: «Нурсултан, к подписанию такой-то документ подготовлен — мы твое отношение к нему знать хотим». Он: «Конечно, я поддерживаю». Я предложил: «Ты можешь к тройке подписавших потом присоединиться». — «Нет, мне это не подходит — хочу вместе с подписантами быть».

— «А как это сделать? — спросил я. — Мы же уже готовы».

— «Я сейчас же борт вызываю и прилечу, без меня не подписывайте».

Я разговор передал, все согласились: ну, наверное, подождать надо, Казахстан — это мощь, это страна!

КАК РАСПАД СССР ПЕРЕЖИВАЛИ ЕГО ЖИТЕЛИ

«В Крыму независимость Украины поддержало больше половины избирателей» Как Украина спровоцировала распад СССР. Фрагмент книги историка Сергея Плохия «Врата Европы»

4 года назад

До прибытия Назарбаева у нас по меньшей мере четыре, а то и пять часов, свободных от работы, было, поэтому, когда Шушкевич предложил: «Может, вам охоту организовать?», отказываться я не стал: «А почему нет?» Кравчук: «И я пойду». — «Вот машина, поезжайте». — «Э, нет, — говорю, — я в одну сторону поеду, а Леонид Макарович в другую». Так и сделали.

Я отлично, в деталях эту охоту помню. Мне карабин с оптикой дали. Признаюсь, что, хотя охотник я бывалый, с оптикой не стрелял никогда — у меня хорошее зрение было. Мы подъехали к месту, где кабанов кормят… Я машину остановил, сказал: «Тут оставайтесь», — а сам, утопая в снегу по грудь, к месту, где стадо собирается, стал подходить. Небольшого кабанчика выбрал, выстрелил и себя травмировал — слишком близко к оптике приложился… Окуляром мне бровь рассекло, причем глубоко. Убитого кабанчика мы тут же разделали и с удовольствием дичью поужинали, а Нурсултана Абишевича все нет. Настроение у всех портиться стало…

То ли я, то ли кто-то другой — это значения не имеет — высказал предположение, что Назарбаев у Горбачева оказался… У меня на помощника Михаила Сергеевича выход был… Звоню ему, «Нурсултан Абишевич у вас?» — спрашиваю. «Да, они сейчас с Михаилом Сергеевичем закрылись». Что ж, все понятно стало, и настроение у всех испортилось окончательно.

Все засуетились, домой заспешили… Я Леониду Макаровичу [Кравчуку] разными самолетами лететь предложил, а [руководителя службы безопасности Бориса Ельцина Александра] Коржакова в сторонку отозвал: «Вы куда лететь собираетесь?» — «Как обычно, — ответил он, — в Шереметьево». Я: «Вы с ума сошли — вас же там ждать будут». Он, наверное, все понял и куда-то звонить стал, что на военный аэродром в Подмосковье они прилетят.

Полностью интервью Витольда Фокина украинскому журналисту Дмитрию Гордону можно прочитать здесь

Вячеслав Кебич

в 1991 году премьер-министр Беларуси, вспоминает спустя 25 лет

Я один из непосредственных участников тех событий, из тех, кто переживал за все то, что здесь происходило. Все свои чувства подробно описал в книге «Искушение властью». Признаюсь, я до сих пор не могу смириться с тем, что произошло. И согласиться не могу.

Через неделю после подписания беловежских соглашений, выступая пред офицерами Витебской воздушно-десантной дивизии, я дал оценку тем событиям.

Я сказал, что, если бы я был на месте Горбачева, я бы всех нас, подписантов, посадил в «Матросскую Тишину». Для себя я тоже видел там место. Хотя я не подписывал общеполитический документ, мы, три премьера, подписались под документами об экономической части вопроса. Все те обязанности и функции, которые были прописаны Госпланом, все перечеркивалось этим соглашением. И как оно должно быть дальше — все слабо представляли.

Во время подписания беловежского соглашения мне позвонил Назарбаев. Спросил, что у нас происходит, когда выслушал, сказал, чтобы я сел в машину и ехал на военный аэродром, он немедленно вылетает. Но он тогда был в Москве, и ему не дали вылета. А я больше чем уверен, что если бы тогда Назарбаев прилетел, документ не подписали бы.

Когда подписывали документ, ко мне подошел наш председатель КГБ: «Вы как хотите, но я позвонил председателю КГБ СССР [Владимиру] Крючкову, рассказал, что здесь творится». Позже мне [министр обороны Евгений] Шапошников рассказал, что, когда он предлагал принять экстренные меры, Крючков сказал: «Ты что, не знаешь Бориса — напьются, и все на этом закончится».

Воспоминания Вячеслава Кебича о других событиях, которыми он поделился с изданием «Sputnik Беларусь», можно прочитать здесь

Джордж Буш — старший

В 1991 году 41-й президент США, вспоминает спустя восемь лет

8 декабря 1991 года Ельцин позвонил мне, чтобы сообщить о своей встрече с Леонидом Кравчуком и Станиславом Шушкевичем, президентами Украины и Белоруссии. Фактически он еще находился вместе с ними в комнате охотничьего домика недалеко от Бреста. «Сегодня в нашей стране произошло очень важное событие. И я хотел проинформировать вас лично, прежде чем вы узнаете об этом из прессы», — заявил он с пафосом. Ельцин объяснил, что они провели двухдневную встречу и пришли к заключению, что «нынешняя система и договор о Союзе, к подписанию которого все нас подталкивают, нас не удовлетворяют. Поэтому мы собрались вместе и несколько минут назад подписали совместное соглашение».

Ельцин, похоже, зачитал что-то вроде подготовленного заявления. Он сказал, что близорукая политика центра привела к политическому и экономическому кризису. В результате они подписали соглашение из 16 пунктов о создании «содружества или объединения независимых государств». Иными словами, он сообщил мне, что вместе с президентами Украины и Белоруссии они решили разрушить Советский Союз. Когда он закончил читать подготовленный текст, его тон изменился. Мне же показалось, что изложенные им положения подписанного соглашения будто специально сформулированы таким образом, чтобы получить поддержку Соединенных Штатов: они непосредственно излагали те условия, за признание которых мы выступали. Мне не хотелось преждевременно высказывать наше одобрение или неодобрение, поэтому я просто сказал: «Я понимаю».

«Это очень важно», — отреагировал Ельцин. «Господин президент, — добавил он, — должен сказать вам конфиденциально, что Горбачев не знает об этих результатах. Он знал, что мы здесь собрались. Фактически я сам ему сказал о том, что мы встретимся. Конечно, мы немедленно направим ему текст нашего соглашения, и, конечно, ему придется принимать решения на своем уровне. Господин президент, я был с вами сегодня очень, очень откровенен. Четыре наши страны считают, что существует только один возможный выход из нынешней критической ситуации. Мы не хотим делать что-либо втайне — мы немедленно передадим заявление прессе. Мы надеемся на ваше понимание. Дорогой Джордж, я закончил. Это чрезвычайно, чрезвычайно важно. По сложившейся между нами традиции, я и десяти минут не мог подождать, чтобы вам не позвонить».

Отрывок книги Джорджа Буша и его бывшего советника по национальной безопасности Брента Скоукрофта «Меняющийся мир» дан в переводе издания «Радио Свобода». Другие отрывки книги можно прочитать здесь

Серикболсын Абдильдин

в 1991 году председатель Верховного Совета Казахской ССР, вспоминает спустя 23 года

В соответствии с Конституцией Казахской ССР 1 декабря 1991 года мы избрали Нурсултана Назарбаева президентом Советского Казахстана. Торжественная церемония принятия присяги, то есть инаугурация, была назначена на 10 декабря. И тут неожиданно произошли беловежские события, было объявлено о роспуске СССР.

Ерик Асанбаев был избран вице-президентом страны, и вместо него я исполнял обязанности председателя Верховного Совета. После подписания Беловежских соглашений перед нами встал вопрос: «Как будет называться страна, которую возглавит вновь избранный президент?» По этой причине утром 10 декабря перед инаугурацией в спешном порядке страну пришлось переименовать в Республику Казахстан. Во второй половине дня в 15 часов в нынешнем Дворце Республики состоялось торжественное собрание, на котором от имени Верховного совета Казахской ССР я подписал постановление и вручил Нурсултану Назарбаеву свидетельство президента Республики Казахстан. Таким образом Назарбаев, избранный президентом Казахской ССР, сразу же стал президентом Республики Казахстан.

Источник: https://meduza.io/feature/2021/12/08/u-menya-chuvstva-velichestvennosti-sobytiya-ne-bylo

12 15 429