ДАЛЁКАЯ ЮНОСТЬ

На модерации Отложенный

Илья Криштул.

  Здесь и там. Вспомним молодость?

 

Я больше не хочу здесь. Я хочу туда, где звёзды и море, и костёр на пляже, и гитара, и кто-то играет «Машину времени». И пахнет жареными мидиями, и девушка напротив смотрит влюблённо. И я уже знаю, что будет этой ночью… 

  А здесь я ничего не знаю. Здесь бегают менеджеры, все в одинаково повязанных шарфиках, и дети гор с одинаково злобными лицами. Здесь неоновые ночи, от которых болит голова, а девушки смотрят только в свои телефоны. Здесь убивают за царапину на машине и бьют по лицу за случайный толчок.

  Здесь шумно и грязно, здесь невкусное мороженое, немолодая усталая жена и старый я. А там, куда я хочу, там все молодые — и жена, и я, а мои друзья смотрят на нас и смеются.

  Там за рубль нам наливали банку сухого вина, и мы шли на пляж, где валялись деревянные лежаки. Мы их раскладывали, как нам удобно, садились, и снова гитара, только теперь уже Антонов — «Море, море…», и пили вино из банки, и звёзды падали нам прямо в ладони.

  А невдалеке стояли пограничники и завидовали. Мы, конечно, им предлагали выпить, но они смущённо махали руками и уходили, бряцая чем-то металлическим. Здесь такого вина нет. Может, оно и есть, но его никто не пьёт.

  Я давно уже не видел, чтобы кто-нибудь пил дешёвое вино из стеклянной банки и слушал Антонова. Можно, конечно, похожего вина купить, но с кем ты его будешь пить? И Антонова скачать можно, но с кем ты его будешь слушать? Со своими детьми?

   Они, услышав «Море, море…», понимающе улыбнутся, ничего не поняв, а те, кто понял бы… тех уже нет. Уехали, спились, умерли или стали другими и не хотят помнить костёр на пляже с деревянными лежаками. Они и меня-то помнить не хотят, потому что я — это воспоминания, а воспоминания отвлекают от бизнеса.

   Там у нас тоже был бизнес. Джинсы, сигареты, кассеты… Бизнес в стиле «лайт», как сказали бы сейчас. Но моря было больше. И счастья больше. Продали джинсы, которые чей-то отец привёз из Югославии, вина взяли, портвейна по два двадцать, девчонок позвали…

  О, какие у нас были девчонки! Голдик, Стропила, Браун, Рюмашка, Дурёнок… Стропила недавно умерла от водки, Рюмашка с десятого этажа улетела под наркотой, Браун в Германии, достопочтенная бюргерша…

  Ещё Отрада была, Отрадушка, пятый размер, добрая и ласковая. Никого не пропустила, со всеми переспала. Потом замуж вышла за бандита, ещё в те годы, и исчезла.

  Можно, конечно, в Фейсбуке или в «Одноклассниках» поискать, но смысла нет. Всё равно не ответит. Не каждый хочет в прошлое возвращаться, как я. У меня-то всё светлое там…

  Нет, мы не были ангелами. Ангелы жили среди нас, оберегали и иногда в кого-то из нас вселялись. И тогда тот, в кого вселился ангел, покупал духи и ехал к маме. И шёл с мамой по магазинам, и занимал очередь к прилавку, пока мама стояла в кассу.

  И ужинал с родителями, а потом смотрел с отцом «Футбольное обозрение». Может, наши мамы до сих пор живы, потому что в нас часто вселялись ангелы? А здесь ангелов нет.

  Какие здесь ангелы, у них же крылья, а и так не протолкнуться, им все крылья потопчут или оторвут. Ангелы ещё петь любят, по-своему, по-ангельски, а где здесь попоёшь, если шум везде и ор? Так что ангелы исчезли и появляются, только если беда, чтоб забрать кого-то к себе за небо.

  Они часто появляются, бед много: то горит что-то, то взрывается, то падает… Но жить здесь они уже не могут. Здесь ангелам больно. Да и среди кого им жить? Среди менеджеров? А там, куда я хочу, даже слова такого не было.

  Нет, мы все учились, работали, что-то делали… Кто дворником пристраивался, кто квасом торговал, кто на «вечернем» учился раз в неделю, а днём снег с крыш сбрасывал… Но если компания загулять собиралась и квартира была у кого-то свободная, то всё, все дела побоку.

  И какие были загулы! Недельные, двухнедельные… Деньги кончались — посуду шли сдавать, а это рублей десять-пятнадцать… И по-новой — портвешок, шипучий «Салют» девочкам, ночные Сокольники… И в кино успевали сходить, и на концерты какие-то…

  А могли деньги подсчитать, дозанять у кого-то и на море опять же уехать. Просто в среду после обеда, в плацкарте. И кто-то один «зайцем» наверху прятался. Это потом уже — проблемы в институте, неприятности на работе…

  А родителям отзванивались: мам-пап, я у друга, мы занимаемся… Хотя родители всё понимали — звонок-то был междугородный. Если кто помнит, конечно, что такое междугородный звонок…

  А здесь попробуй загуляй хоть на два дня. Или зайди ночью в Сокольники. Или позвони жене и скажи, что ты на море в среду после обеда с компанией уезжаешь, мол, присоединяйся… Такое услышишь…

  А там она с тобой с удовольствием ездила. С двадцатью рублями. И с улыбкой, и с влюблёнными глазами, и в том платье, в котором… Помнишь? А ещё там был буфет на станции с вкусными пончиками и немытая черешня, и солнце падало в море где-то за домиками, и девушка, которая будущая жена, утром просыпалась потрясённая…

  Где сейчас эта девушка? Здесь, гремит чем-то на кухне и руки в муке о передник вытирает… А я хочу, чтобы она там была, со мной, и в море умывалась с голой грудью, худая, загорелая и с длинными-длинными ногами…

  Но её отсюда туда не затащишь… Да и что мне, сегодняшнему, там делать? С замусоренными мозгами, уставшему от всего — от людей, от вечных кредитов, от нелюбимой работы, от ненужных знаний… Ненужные знания — это всё, что нажил, на что истратил жизнь, которая так хорошо начиналась…

  Или она ещё не начиналась? Может, я всё ещё стою в прихожей, а жизнь — она там, в комнатах? Я знаю многих людей, которые так и простояли всю жизнь в прихожей… А я сейчас зайду и…

  Смешно… Я ведь давно прошёл все комнаты, я давно спел все песни, я мало молчал и много говорил, я любил и не любил, я плакал и смеялся, я врал и не врал, и я снова подхожу к входной двери, только уже с обратной стороны…

  И я знаю, что будет за ней. Я знаю, что веселье заканчивается слезами, пьянка — похмельем, любовь — ненавистью, а жизнь — смертью. А эти ребята — молодые, красивые, шумные, беззаботные — не знают.

  Небесные длани лежат у них на затылках. И не надо им мешать, и учить их не надо. И все мои знания ничего не изменят… Они не нужны там никому. И я, сегодняшний, там никому не нужен.

  Слышите, как волны накатывают на берег? Как шуршит галька? Лучше этого звука в нашей жизни ничего не будет… Я уже многих из них похоронил, вот из этих, поющих на пляже Антонова: «Море, море, мир бездонный…»…

  Пусть поют. И пусть я пою среди них. Но не сегодняшний, а тот… Не надо возвращаться в свою молодость. Надо её, улыбаясь, вспоминать. Вот только вспоминать уже не с кем… И улыбаться я давно разучился…

  Слушай, бармен… А налей-ка мне стаканчик моря! Того, коктебельского, лета восемьдесят четвёртого года… Сколько тебе лет? Двадцать? Я постараюсь не завидовать… «Море, море, мир бездонный, пенный шелест волн прибрежных…»…

Автор: Илья Криштул
Источник: https://www.shkolazhizni.ru/prozazhizni/articles/96314/