Нестор Махно. Последние годы жизни за границей

В Отраслевом государственном архиве Службы внешней разведки Украины хранится подборка материалов Иностранного отделения Секретно-политического управления ГПУ УССР, позволяющая проследить за деятельностью Нестора Махно в последние годы его жизни в эмиграции.

И хотя в тот период, в 1930-е годы, Махно уже не представлял реальной угрозы для советской власти, по отношению к нему и его близкому окружению продолжали вести оперативные дела, разрабатывали операции, вербовали агентуру из бывших махновцев для вывода за границу.

Активнее всего работали по Махно и махновцам территориальные подразделения ГПУ УССР в Одессе, Запорожье, Днепропетровске, Харькове, Мариуполе. То есть там, где жили больше всего воинов так называемой Революционной повстанческой армии, численность которой, по сведениям из оперативных документов ГПУ, достигала 65 000, а в отдельные периоды даже 100 000 человек. После того, как повстанческий атаман с немногочисленными остатками своего войска нашел убежище на территории Румынии, а затем перебрался в Польшу, против него начало работать, кроме контрразведывательных подразделений, еще и Иностранное отделение ГПУ УССР. Ведь центральным аппаратом советской разведки в Москве перед находившимися в стадии создания подразделениями разведки в советской Украине основными странами ответственности были определены именно Румыния и Польша.

Нестор Махно входил в список самых ярых врагов советской власти. В связи с этим перед ГПУ УССР ставилась задача по проникновению в его близкое окружение, добыванию информации о планах и намерениях, выманивании атамана и его соратников на территорию СССР. Силами Одесского окружного отдела ГПУ УССР в тот период велась масштабная операция под названием "Скрипачи". В рамках этой операции даже планировалась физическая ликвидация Махно, но он избежал смерти. Вместо этого органам ГПУ удалось внедрить в его окружение свою агентуру, которая постоянно докладывала о его действиях и перемещениях.

В 1923 году, как сообщали зарубежные источники ГПУ, Махно с группой сторонников уехал из Румынии в Польшу. Сразу после пересечения границы всех задержала польская дефензива (контрразведка). Махно тогда содержали отдельно в Мокотувской тюрьме.

Воспользовавшись разрешением его беременной жене Галине Кузьменко выехать на лечение в Варшаву, он поручил ей посетить посольство УССР в Польше и начать переговоры о заключении соглашения с советской властью. Она сделала все, как велел муж. В результате этого визита посольство 29 июля 1922 года направило письмо в Наркомат иностранных дел УССР такого содержания:

«Дня 22 июля с. г. в консульский отдел нашего посольства заявила заявление женщина Махно Галина Кузьменко, чтобы дать ей разрешение выезда на Украину для переговоров с Укруправительством по делу возвращения группы махновцев на Украину (заявление при этом прилагаем). Из непосредственных разговоров с ней оказалось, что их всех есть 16 человек, находятся в лагере интернированных в Стржалкове. Польские власти их изолировали от петлюровцев. По словам ее видно, что махновцы очень недовольны своей жизнью в лагере и хотели бы вернуться на родину. Также исчез их боевой дух. Сама она (Галина Кузьменко) производила впечатление измученной и обезволенной, просила даже маленькую денежную помощь. В разговорах несколько раз упоминала, что польские старшины (между ними Билинский) из лагерной администрации предлагали им побег из лагеря и переправку на Украину, но помощь пока не хотели предоставлять – говорили, что, когда сделают это, можно будет позже помочь. Равно же делала намеки в таком направлении: «Если бы нам Укрправительство дало небольшую помощь в деньгах (каких-то 300.000 – 400.000 польмарок) и 6–8 револьверов, мы могли бы выскочить из лагеря и переброситься по согласию Укрправительства на Украину, а оттуда на Гуцульщину в Галиции. Таким образом, Укруправительство было бы крытым и могло бы обвинять полправительство, которое не выдало в свое время Махно». На такую ​​тему Кузьменко несколько раз обращала болтовню и подчеркивала, что вопрос Гуцульщины серьезно у них дискутируется.

Мы со своей стороны обошли молча ее предложения такого рода и коснулись исключительно того, за чем она пришла – то есть возвращения ее в Украину. Мы сказали, что Украина едва ли будет вести переговоры с ними как с группой, а каждый из них индивидуально может просить об амнистии как все, что активно боролись с Советской властью. Такой ответ ее не удовлетворил, и она просила, чтобы заявление его все-таки выслали в НКИД» (ЦДАВО Украины. – Ф. 4. – Оп. 1. – Д. № 566. – Стр. 16).


В конце 1923 года Нестор Махно за отсутствием доказательств в подготовке восстания на западноукраинских землях с целью якобы дальнейшего присоединения их к УССР освободили из тюрьмы. В то же время активизация деятельности махновцев за границей заставила руководство ГПУ принять дополнительные меры для получения возможной более полной информации об их планах и намерениях. Соответствующее указание получили Иностранный отдел ГПУ и представитель варшавской резидентуры советской внешней разведки.

В начале 1924 г. из резидентуры поступило очередное сообщение. Вновь группа махновцев обратилась с просьбой предоставить разрешение на возвращение в Украину. Резидент при этом сделал свои комментарии: «Мы считаем, что этих людей можно смело пропустить на родину. У нас есть все основания полагать, что Махно был искренним, когда пытался связаться с Советской властью. Он прекрасно и мужественно держался в тюрьме, не компрометируя никого, хотя за последнее он получил бы свободу и еще кое-что. Его люди, пережившие арест у поляков, теперь настроены решительно в пользу Советской власти… Считаю, что нужно помочь как ускорению выдачи им такого разрешения, так и использованию этих людей после их возвращения в наших интересах».

Взвесив все «за» и «против», руководство ГПУ приняло решение: въезд махновцам в Украину, где они будут под пристальным наблюдением и не так опасны, все же разрешить. За другими, кто останется за границей во главе с Махном, продолжить внимательно следить и регулярно докладывать всю информацию.

Так продолжалось в течение 1920-х годов. В 1931 году ситуация, связанная с событиями в Польше восьмилетней давности, когда Махно якобы собирался идти рейдом по западноукраинским землям, почти повторилась. По делу с оперативным названием «Махно» в ряде документов сообщается, что его якобы видели во Львове, где он собирает банду для похода в Украину. В других документах зарубежные источники информировали, что он находится в Бессарабии, откуда уйдет в Украину, когда на украинских землях начнется восстание. Более того, Махно даже приписывали контакты с генералом Андреем Шкуро, который в Польше якобы собирал пять кавалерийских отрядов численностью в сто сабель каждый, чтобы вместе с махновцами перейти на территорию СССР и поддержать восстание против большевиков.

На самом деле все эти слухи не имели под собой реальной почвы. В начале 1930-х интерес к Махно несколько притупился. Он тогда жил в Венсенне, городке близ Парижа, часто болел, перебивался случайными заработками и был сосредоточен в основном на написании мемуаров и поиске средств для их издания. В одном из архивных документов под названием «О местонахождении и деятельности Махно» от 11 октября 1931 года отмечается: «По данным на 30.09 с. г. Махно находится сейчас в Париже. Несколько месяцев назад Махно очень нуждался в работе как маляр по покраске одного из домов на бульваре Распай» (ГДА СВР Украины. – Ф. 1. – Д. № 7935.– Т. 1. – Л. 51). В другом документе из парижской резидентуры говорится, что Махно занимается монтажом на Колониальной выставке от Рено, куда его устроил бывший офицер Крюков, занимающий на Рено ответственный пост.

В документе, датированном 20 ноября 1931 г., отмечается, что «материальное положение всей парижской группы анархистов довольно сложное. Денег нет ни у Махно, ни у Волина, ни у Аршинова». О Махно говорится, что «он так же без работы и фактически живет на средства своей жены, которая работает в одной из семей домашней работницей». А заканчивается документ такой фразой: «Материальное положение Махно настолько тяжелое, что он сейчас боится, что его выселят из комнаты из-за неплатежа» . 65-66).

В деле есть справка парижской полиции о Махно от 10 ноября 1931 г. следующего содержания: «Михненко Нестор Иванович, известный как Махно, 40 г., ул. Дидро в Венсении. Живёт благодеяниями анархистов-активистов. Сотрудничает с «Либертером», в котором 7.02.1931 г. опубликовал статью «Против большевистской тирании». Его сожительница Кузьменко Галина Андреевна, 35 г., в прошлом школьная учительница из России» (ГГА СВР Украины. – Ф. 1. – Д. № 7935.– Т. 1. – Л. 60).


О политических взглядах Нестора Махно в тот период красноречиво свидетельствует документ от 20 ноября 1931 года под названием «Связь Беседовского с Махном». Григорий Беседовский был советским дипломатом, в частности, советником посольства СССР во Франции в 1927 году. В 1929 году он сбежал из посольства и попросил политическое убежище во Франции после того, как на специальную беседу с ним приехал из Москвы сотрудник ОГПУ. Имел опасения, что его арестуют якобы за материальные растраты. В дальнейшем пытался доказать своему окружению, что пострадал от сталинского режима. Следовательно, стремился заручиться поддержкой представителей многочисленных эмигрантских кругов в Париже, в том числе и Нестора Махно. Махно, как свидетельствует документ, он якобы «помогал передавать в печать его мемуары и отдельные рассказы, как например, «Беседа с Лениным», «Гуляй-Поле» и др.».

А еще поддерживал материально – одолжил 250 франков.

Бывшим авторитетом Махно в течение определенного периода пытались воспользоваться и другие лица и политические организации. «По словам Махно, – говорится в этом же документе, – с его авторитетом считаются анархисты Испании и иногда обращаются к нему за советами. Да, он рекомендовал им организовать анархистское движение в крестьянской среде и слить это движение на федеративных началах с рабочим движением. Он рекомендовал даже организовать боевые отряды из крестьян по подобию махновских в Украине». Большевистский строй он считал уже достаточно окрепшим и, как свидетельствует документ, «скептически отзывается обо всех детских начинаниях эмиграции, направленных на безнадежные попытки посягать на советскую территорию».

Махно считал всяческую подобную борьбу с большевиками бесцельной и ненужной. По его мнению, административный аппарат советского правительства настолько глубоко проник во все сферы жизни, что исключает возможность деятельности в стране больших партизанских отрядов.

В конце концов, неназванный в документе источник делает такой вывод: «Махно производит впечатление человека, давно выветрившего свой атаманский пыл, но еще сохраняющего популярность, которую ему случайно дала стихия больших потрясений» (ГДА СВР Украины. – Ф. 1. – Д. № 7935.– Т. 1. – Л. 49–51).

В справке парижской полиции жена Махно Галина упоминается как сожительница. В этот период у них действительно были непростые отношения. Они уже не жили вместе. Отмечается, что у них различались политические взгляды, в частности, Галина, в отличие от Нестора, якобы начала благосклонно относиться к советскому строю. В одном из документов говорится, что Доминика Кузьменко, мать Галины, которая в то время жила в селе Песчаный Брод Новоукраинского района Одесской области (ныне – Кировоградская область), среди своего окружения рассказывала, что дочь рассталась с Нестором.

Органы ГПУ тщательно отслеживали переписку Галины со своей матерью и двумя братьями. В одном из писем брату Николаю она сообщала, что намерена уехать в Америку, и еще просила тщательно хранить дома фотографии, книги, картины, письма, мол «все это в будущем составит ценный материал для историков и для музея». А еще интересовалась: «Сколько школ в нашем селе? Какими сооружениями обогатилось село после революции? Есть ли в селе электричество, мощенные дороги, кино, автомобили и т. п.? Догоним ли и перегоним Америку?» (ГДА СВР Украины. – Ф. 1. – Д. № 7932.– Т. 1. – Л. 33).

Подобные вопросы задавал и Нестор Махно в письмах к своим побратимам, жившим в Гуляй-Поле, в частности, к адъютанту Ивану Лепетченко. Лепетченко был в составе небольшого отряда, с которым Махно в августе 1921 года перешел на румынскую территорию. Он был предан своему атаману. Неудивительно, что Махно дал ему задачу разыскать золото и другие ценности, спрятанные в свое время на просторах Дикого поля.

Об этих планах узнали сотрудники ГПУ УССР. Вот сообщение варшавского резидента от 25 июля 1924 года в ГПУ УССР: «…По словам других махновцев и хмаровцев, у Лепетченко было большое доверие у Махно и исполнял обязанности ординарца (вернее, денщика). В данный момент Лепетченко находится в тяжелых материальных условиях, так как Махно уехал в Данциг, его покинул, а он своим трудом не в состоянии прокормиться (проф. сапожник)…

В середине июля месяца с. г. он встретил Черняка (варшавский анархист), который предложил ему уехать нелегально в Украину для изъятия ценностей, которые в свое время им, Лепетченко, были оставлены по указанию Махно, и переправить эти вещи в Польшу, так как они в данный момент переживают финансовый кризис , за что ему, Лепетченко, будет выдана соответствующая компенсация; Лепетченко согласился…».

Во время перехода границы Лепетченко был задержан и вынужден показать некоторые места, где прятали ценности, личные вещи и документы Махно. В дальнейшем вся его переписка с Махном стояла на контроле в ГПУ, а некоторые письма адъютант вообще писал под диктовку чекистов. Большинство из этих писем хранилось в оперативных делах контрразведывательных органов УССР. В деле Иностранного отделения СПУ ГПУ УССР «Махно» есть так называемая «полотнянка» – собственноручно написанная Нестором Махном на небольшом клочке шелковой ткани записка своему адъютанту. В ней говорится: «Иван, пришли мне всех наших родственников – С. Каретника и других фотоснимки. Какие есть наши листовки, газеты, все заматывай в большие газеты и присылай по адресу…» (ГДА СВР Украины. – Ф. 1. – Д. № 7932. – Т. 1. – Л. 5).

Эту записку, как свидетельствуют материалы дела, привез от Махно опытный идейный анархист, проведший 15 лет в эмиграции в Америке, Германии и Франции. Записку зашил под подкладку одежды, чтобы безопасно провезти через границу. Перед возвращением в СССР в 1928 году он получил от Петра Аршинова и Нестора Махно ряд поручений по возобновлению связей с бывшими анархистами и махновцами, в том числе с Иваном Лепетченко. В материалах дела он проходит как Волковский, которого чекисты привлекли к сотрудничеству и намеревались использовать в разработке Махно, в частности послать с задачей во Францию. Но не успели.

Как и Волковский, Махно, находясь в эмиграции, не раз размышлял над возможностью возвращения на родину. И каждый раз отвергал подобные варианты, как нереальные. В письме Ивану Лепетченко он писал, что это невозможно, потому что нет гарантии, что его жизнь и свобода будут неприкосновенными.

В 1934 году после тяжелой болезни Нестор Махно скончался. Большинство его соратников, которые вместе с ним сбежали от преследования в Румынию, так и остались доживать оставшиеся свои дни за границей. Некоторые, не выдержав тяжелой и в нужде жизни на чужбине, вернулись на родину. Но не нашли счастья и покоя.

Органы ГПУ–НКВД, выполняя волю партии, решительно и последовательно занимались уничтожением махновщины как явления. В информационно-циркулярном письме ОГПУ СССР № 34 «Об анархистах» отмечалось: «Особое внимание следует уделить борьбе с остатками махновщины в Украине. Необходима систематическая работа по выявлению бывших кадров махновской армии, по освещению их антисоветской деятельности в нынешний период и по изъятию тех элементов, которые являются организаторами анархо-кулацких групп на селе».

Несмотря на прошлые амнистии для махновцев, в 1937 году многим припомнили старые «грехи». Был арестован и расстрелян бывший начальник штаба повстанческой армии Виктор Билаш. Как румынский и английский шпион, в 1938 году был расстрелян Лев Зиньковский-Задов, который в армии Махно в последний период вооруженной борьбы возглавлял контрразведку, а затем в течение 13 лет служил в органах ГПУ-НКВД, не раз поощрялся начальством за добросовестную работу. В 1930-х годах неоднократно арестовывали Ивана Лепетченко. В октябре 1937 г. он был расстрелян за «активную контрреволюционную деятельность».

Гуляйпольский и окрестные районы Запорожской области в 1930-е годы позволяли репрессивным органам выполнять и перевыполнять планы по разоблачению «врагов народа». Ведь в махновской армии служили десятки тысяч человек. Как следствие, многие из них в годы тоталитаризма попали в списки неблагонадежные, были расстреляны или приговорены к длительным срокам заключения.

Симпатиков Нестора Махно брали на заметку органы НКВД – МГБ – КГБ во все последующие годы, вплоть до развала СССР. Такими были идеологические установки коммунистической партии, и спецслужбы совместно с правоохранительными органами неукоснительно их выполняли. Об этом свидетельствует один из последних документов, приобщенных к делу.

Так, в шифртелеграмме из Управления КГБ УССР по Запорожской области в адрес начальника 1 Управления (внешняя разведка) КГБ УССР от 28 августа 1989 года отмечалось: «По заданию партийных органов с целью срыва запланированного празднования анархо-синдикалистами Нестора Ивановича, нами готовятся документы, изобличающие совершенные им преступления в годы гражданской войны и после нее. Просим Вашего указания отправить на наш адрес для ознакомления материалы о Махно, имеющиеся в 10-й группе Управления» (ГГА СВР Украины. – Ф. 1. – Д. № 7932.– Т. 1. – Л. 78). Ответ из Киева был лаконичным: таких документов в управлении нет. А в отдельной справке, написанной собственноручно начальником 10-й группы, указано, что материалы на Махно докладывались начальнику управления и заместителю председателя КГБ УССР и получено указание, чтобы ничего «без их разрешения никому не предоставлять».

Несмотря на то, что в дела действительно нет документов, свидетельствующих о совершении Махно каких-либо преступлений, в 1989 году у отдельных руководителей спецслужбы, как свидетельствует принятое в Киеве решение, уже появлялось понимание, что ситуация в мире и в СССР кардинально изменилась и нельзя действовать по старым меркам. Вскоре начался процесс реабилитации жертв политических репрессий. Под реабилитацию попали тысячи махновцев, осужденных в свое время за антисоветскую контрреволюционную деятельность или как румынские, польские, немецкие шпионы. В новейшие времена фигура Махно и роль возглавляемого им селянского повстанческого движения в Украинской революции 1917-1921 годов претерпели существенное переосмысление, о чем уже много написано. В то же время, документы из архивных фондов разведки позволяют пролить свет на некоторые эпизоды другого, зарубежного периода жизни повстанческого атамана, наименее исследованного и изученного.

Источник: Служба зовнішньої розвідки України