Самая страшная тайна самурайской жизни: то, о чём Том Круз и не догадывался!

Речь пойдет о делах мирных – о жизни, так сказать, о любви!

Однако не думайте, что повествование будет пресным, хотя мне и пришлось приложить всю мыслимую дипломатичность, дабы не напроситься на ограничения.

Когда Нитобэ Инадзо писал свои сказки о самурайской морали, источником вдохновения для него стали в первую очередь традиции европейского рыцарства, притом изрядно приукрашенные.

Истинно самурайские традиции тревожить было опасно по ряду причин, хотя хватило бы и одной. Дело в том, что самурайская мораль подразумевала ещё и однополые отношения между старшим и младшим самураем.

Японская мораль образца ХХ века жестоко порицала гомосексуализм, если не считать среду якудза, где на этот вопрос иногда могут смотреть сквозь пальцы, помня о самурайских традициях.

Восхождение «Голубой луны»

Большую часть своей истории Япония была обществом сексуально свободным. Добрачный секс не обсуждался и в чём-то даже поощрялся.

Исконно японской религией был синтоизм, проще говоря, махровое язычество. Как и любое махровое язычество, синтоизм культивировал жизнь.

Соответственно всё, что способствует жизни и её распространению – это хорошо. Соответственно, секс тоже является добром, и тот, кто занимается сексом – тоже творит добро.

«Голубая луна» пришла в Японию с Юго-Запада. В VII веке в Страну восходящего Солнца проник буддизм, который во многом имел определённые параллели с христианством, но не во всем сходился с синтоизмом. В частности, секс в нём рассматривался как нечто дурное, как потеря жизненных сил.

При этом у буддистов, как и у христиан, были монастыри, в которых несколько проще предаваться воздержанию, однако гораздо легче прийти к отклонениям в своём сексуальном поведении.

Но, если христианство жестоко порицало мужеложство, хотя и не смогло его победить, то буддисты пошли на уступки и, считая интим с женщинами серьезным проступком, объявили секс с мужчиной лишь временной слабостью.

Именно в буддийских монастырях Китая зародились не только боевые искусства, но и целая культура гомосексуальных отношений (вспомните об этом, когда будете смотреть очередной фильм про Шаолинь).

Согласная этим монастырским принципам, взрослый монах должен был воспитывать юношу (одного или нескольких), с которым, кроме всего прочего, творил интим до тех пор, пока юноша не становился взрослым монахом.

После этого оба брали себе новых учеников и, соответственно, новых любовников. При этом ученик, который до момента своего монашеского созревания исполнял роль «девочки», теперь превращался в «мальчика» и находил себе новую ещё не воспитанную «девочку».

Японский расцвет

Описанные выше буддийские монастырские принципы и проникли в Японию в VII веке. К XVI же веку в Стране восходящего Солнца существовало уже почти 100 000 (сто тысяч!) мужских монастырей, в которых десятилетиями жило бесчисленное число монахов.

Их мораль не могла не отразиться на самураях, которые тоже значительную часть своего времени проводили в обществе мужчин.

В XVII веке, по воспоминаниям самих японцев, будущий Токио был городом холостяков и был своим своего рода аналогом монастыря, что как бы намекает. Нетрудно догадаться, что именно этот город был средоточием самурайской жизни.

Обычно взрослый самурай брал с ученика в возрасте от 10 до 20 лет, в зависимости от того, какие ему больше нравились. Своего подопечного он обучал обращаться с оружием, быть верным ему, ученик же должен был прислуживать, быть секундантом на дуэлях и ублажать своего наставника.

Подобные отношения устраивали всех, и зачастую продолжались даже после того, как обучение заканчивались.

Интересно, что, если монахи-буддисты воспринимали секс с мужчиной как меньшее зло, нежели секс с женщиной, то самураи помножили такой подход на синтоистскую мораль, в которой секс изначально является добром.

В итоге получился бредовый гибрид, согласно которому секс с женщиной – хорошо, а секс с мужчиной – ещё лучше.

Единственным возможным плюсом подобного воспитания учеников было то, что личные отношения между наставником и воспитанником делали их более сплоченными на поле боя.

Вот только как раз на поле боя самураи к тому времени появлялись всё реже и реже, предпочитая предаваться всем мыслимым формам наслаждений, которые так яростно порицает выдуманный Нитобэ Инадзо кодекс бусидо

По мере того, как самураи всё менее оставались воинами и всё более превращались в административную элиту, их однополые отношения всё чаще воспринимались как признак элитарности.

В среде самих самураев нюансы любовного мастерства стали значить много больше, чем военное дело! Появились даже учебники, подробно обсуждающие каждую мелочь подобных отношений, например:

• как стрелять глазами;
• как правильно покинуть постель, не разбудив другого самурая;
• какими болезнями страдают «подопечные» самураев;
• как правильно обмениваться поцелуями и прочее, прочее, прочее.

И вот здесь-то Нитобэ Инадзо в какой-то момент был прав, поскольку именно эта черта самурайского образа жизни на какой-то момент стала едва ли не всенародной.

Другие классы захотели тоже стать хоть немножко самураями и отчаянно стали бегать за пацанами, выискивая себе подопечного, даже если это был сын мелкого торговца, которого следовало обучить серьёзному бизнесу.

Однополая любовь стала признаком высокой культуры и не менее высоких доходов, и сами японцы до ХХ века нисколько этого не стеснялись, но только в самой Японии.

За её пределами об этом предпочитали помалкивать, а сам Нитобэ Инадзо, будучи влюблённым в Запад христианином, о таких нюансах родной культуры предпочитал и вовсе не вспоминать.

Даже говоря об обычных традиционных отношениях, Инадзо не стал говорить ни о свободной любви, ни о сексуальных свободах, ограничившись рассуждениями о браке, основанном на чувстве долга, взяв в качестве исходника европейские пуританские представления.

В качестве же источников, на которые ссылался Нитобэ Инадзо, как всегда использовались европейские мыслители и Библия.

Интересно, что к тому времени, когда Нитобэ написал свою работу, на самураев в Японии уже смотрели примерно так же, как в начале ХХ века, в эпоху оголтелого большевизма, смотрели на дворян.

То есть их воспринимали как вымирающей класс, как пережиток прошлого, которому нет места в будущем.

На это наслоились проникшие в Японию представления о гомосексуализме как о грехе. Японское правительство всеми силами стремилось создать облик цивилизованной Европейской державы и стало даже принимать законы против гомосексуализма.

Однако законы это одно, а реальность – другое. Большая часть Японии быстро забыла об этой «забаве», однако один регион этот закон проигнорировал. Как нетрудно догадаться, именно этот регион традиционно считался одним из средоточий самурайской жизни.

Стоит ли удивляться, что именно там самураи подняли последнее крупное восстание?

Правда, продолжительное увлечение нюансами мужской любви, при пренебрежении военным делом, привело к закономерному результату: регулярная армия разгромила восставших самураев в пух и прах, сделав их своего рода историческим посмешищем в глазах самих японцев.

Соответственно, образ жизни самураев и их традиции уже не вызывали у японцев душевного трепета.

Чем обернулся «Кодекс Бусидо»?

Однако, хотя Нитобэ Инадзо и написал книгу, которая не имела с самурайскими реалиями почти ничего общего, но на саму Японию она оказала колоссальное влияние!

Этому поспособствовали, как ни странно, истинно самурайские традиции. Причина заключалась в том, что, когда настоящие, а не выдуманные самураи продемонстрировали всей стране свою отсталость, новое японское общество предпочло забыть о них. Образовался вакуум.

Когда же ближе к началу Второй Мировой Япония превратилась в агрессивное милитаристское государство, и императору потребовалась нация смертников, идеи Нитобэ Инадзо пришлись как нельзя кстати.

Сочиненное им псевдояпонское бусидо (в сочетании с «Хакагурэ», которое тоже было написано в уединении, а не на поле боя) стало активно внедряться в японское общество, что привело именно к тому, к чему должно было бы привести выдуманных Инадзо рыцарских самураев.

Японцы, в том числе и высококвалифицированные военнослужащие, стали без раздумий жертвовать своими жизнями просто для того, чтобы соответствовать «самурайским» идеалам.

В итоге это привело к неоправданным человеческим потерям японцев во Второй Мировой. Смешно, но сами японцы уже не догадывались, что следуют не многовековым японским традициям, а выдумкам своего соотечественника 40-летней давности, который был христианином, выше всего ставил эту религию и всеми силами стремился подкорректировать историю Японии и её культурное наследие под европейские каноны.

Сам же Нитобэ Инадзо, когда увидел, с какими целями используется его труд, был в ужасе, ибо агрессивную политику правительства не поддерживал. Правда, до Хиросимы он не дожил, скончавшись в Канаде в 1933 году.

Маленькое дополнение к сказанному выше. В действительно культурной и образованной японской среде люди прекрасно знали и о реальном облике самураев, и о том, что писанина Инадзо годится разве что на растопку. Некоторые из них, зная о самурайских традициях, считали оные частью прошлого и не более, но были и другие.

Так, вероятно, величайший японский писатель ХХ века Юкио Мисима, не только покончил с собой, совершив харакири, но и сознательно и открыто стал практиковать и воспевать именно ту форму «любви», о которой шла речь в этой статье.

И если бы сочинением «Бусидо» занялся этот человек, книжица получилась бы более реалистичной и бесконечно далекой от приторных сказок Нитобэ Инадзо.