25.09.2021 03:00

Много-много леденцов снежности

На модерации Отложенный

Игорь Олейников. Иллюстрация к книге «Снег»

Снегурочка

- Девушка…Через пятнадцать минут прибываем…

Проводница дотронулась мне до плеча.

- Да. Спасибо. Уже проснулась…

Какой сон? В поезде было холодно, от окна дул ледяной ветер, а по краю стекла со стороны купе лежал легкий снежок (иней?). Поезд Москва -Кинешма был старого образца, «сто лет в обед». Вечером всё крутилась на жесткой полке и не могла уснуть. Было холодно и неуютно несмотря на то, что легла одетой – в мохеровом свитере, в брюках, теплых колготках и носках, поверх одеяла набросила песцовый полушубок, а на голову повязала теплую тонкую шаль…

Однако размеренная железнодорожная присказка- «ты-дых, ты-дых»- всё же сморила меня, и сон неглубокий и усталый затуманил голову и приглушил звуки.

Зачем я еду в «тьму-таракань», в Ивановскую область, зимой, в морозы, одна, безо всякой надобности? А захотелось. Просто почему-то вдруг решила – поеду. С дедушкой повидаюсь, посплю у горячей печки в деревенском доме, поброжу по тропинкам снежного леса… Старого пса своего увижу… Пирогов наемся…

Решила и поехала. И вот я уже подъезжаю к станции. Раннее утро. Вернее, теоретически утро, а практически еще ночь - слишком рано – шесть утра. Темно, и станция освещается фонарями. От этого света блестят и переливаются искорками сугробы. Снегу-то, снегу!

Перрон на станции короткий, а поезд длинный. Я ехала в вагоне ближе к «хвосту» поезда и перрона на мой вагон уже не хватило. Пришлось спрыгивать со ступенек тамбура прямо в снег.

Мамин брат Валера (не привыкла называть его дядей) уже стаскивает огромные сумки в сугроб, а потом грузит их на большие санки и привязывает багажным брезентовым ремнём.

- Как доехала? – с выраженным ивановским «Оканьем» спрашивает он.

- Нормально, спасибо, что встретил…

- А как же? Поехали пошустрее, уж пироги, видать, готовы!

Лавируя по неширокой и глубокой нахоженной тропинке среди сугробов – боже, сколько снега! – как поезд в тоннеле метро, гуськом продвигаемся к дому.

Залаял Байкал – мой старый пёс, мой первый пёс, собака моей юности и позднего детства. Он привязан, чтобы не убежал на вокзал встречать свою человеческую маму (всегда точно знал, когда приеду, и убегал к приходу поезда, откуда только знал?). Поцелуйки в мокрый собачий нос, обнимашки, отвязываю от будки… как он постарел, еле ходит… Но счастлив безмерно, хвостом туда-сюда и подскуливает, и всё под руку норовит – гладь, гладь…обними и гладь…

Вот и дом. Расчищенная тропка к крыльцу. Валера уже зашел, потоптавшись у входа, стряхивая снег с валенок. У порога встречает дедушка… Как он сдал…Конечно, после двух инфарктов и инсульта, он еще молодцом! В глазах его слёзы.

- Приехала, внучечка…

Я тоже зашмыгала носом. Не зря, не зря приехала…

Бабушка отвлекается от печки, здороваемся, обнимаемся. Но я всю жизнь люблю только деда. С ней отношения сложные.

Валера уже суетится и разбирает гостинцы из гигантских сумок. Это, конечно, продукты из Москвы. Чаи в красивых банках, разных ароматов, экзотические на вид «кофеи», невиданные и яркие конфетные коробки огромных размеров, нарезки с разными какими-то рыбами-мясами, неприлично-«пахнущие копчушкой» палки колбас, копченая же рыба, банки с неизвестно чем – крабы, икра, оливки (а что это – ягоды?)… Уже достали посуду, пробовать столичные деликатесы… Но тут бабушка выносит эмалированный тазик с пирогами! И еще один! Эти с картошкой, эти с яблоками… Ура! Молоко, холодное молоко где?

- Несу, несу, - говорит Лида, жена Валеры.

Вот, именно так: пироги горячие, а молоко ледяное! Я так люблю, с детства.

Шумные разговоры, вопросы про родителей, про мою работу, которая позволяет привозить такие «гостинцы», про «не-вышла-ли-я-замуж»… В доме жарко натоплено (пироги же!). Тепло и полу-бессонная ночь в дороге морит ко сну…

- Иди поспи, постелила тебе в твоей «спальне»! – говорит бабушка.

«Спальня» - это уголок за белой печкой-голландкой, отгороженный занавеской с неведомыми узорами «а-ля-восток», в котором стоит очень высокая никелированная кровать с «шариками», застеленная шуршащим белым бельем с ивановским «шитьем» и запахом свежести, а не машинной сушки. Я всегда там спала, с детства, когда приезжала в деревню на каникулы.

Голова коснулась пуховой подушки, медленные мысли и обрывки воспоминаний о детстве и вот- я уже сплю…

Проснувшись и с удовольствием потянувшись, понежилась еще пару минут в «спальне». Выхожу в столовую. Все сидят за столом, конечно, чай пьют. Посреди стола аж несколько заварочных чайников, снимают пробу с разных чаёв. Чай всегда очень важное действо в деревне. Вода вкусная, из самовара, с дымком (этим всегда дедуля заведовал), дымок от сосновых шишек, что тлеют в самоварной трубе…

Сахар-рафинад, как в городе, на столе есть, но я люблю колотый – твердо-плотный, сладкий, нетающий, очень белый, который бабушка до сих пор покупает в сельпо, в виде крупных кусков, и его надо колоть специальными щипцами и грызть-грызть. Еще в «станционном» буфете приобретались «сливочные помадки», похожие по вкусу на шербет, и конфеты «Школьные» - тоже очень сливочно- сладкие, тающие, вкусные… Бабушка всё помнит, что я люблю, и хотя я уж давно у них не была, все мои «детские» сладости прикупила.

Потом, пока идет справедливый раздел «гостинцев» на две семьи – бабушке с дедушкой и семье Валеры, мы с дедом одеваемся и выходим в сад. Сад весь в снегу, не пройти, тропинка только вокруг дома, да к туалету, да к дровам и к калитке на выход. Гуськом - Байкал, дед и я – обходим дом вокруг, останавливаясь возле крольчатника.

- Помнишь, деда, когда я болела маленькая, ты мне домой крольчат приносил, а бабушка нас ругала?

Смеётся и кивает головой – помню…

- А помнишь, как ты нас в лес в «походы» водил (нас – это меня и мою двоюродную сестру на летних каникулах)? Тогда мы на костре картошку пекли и хлеб на палочке поджаривали, а потом, посыпав крупной солью, похрустывая огурцом, с аппетитом уминали, да, бабушка зря всё сердилась, что мы «городские», мол, плохо кушаем… Как за грибами ходили, помнишь, за маслятами? А как сено возили? У тебя еще лошадь была такая рыжая, с белой «звездочкой» на лбу, добрая, не помню, как ее звали… А помнишь… а помнишь… а помнишь…? Неспешно вспоминая и посмеиваясь, мы выходим на улицу и медленно двигаемся в сторону леса…

Кругом громоздятся сугробы, снег внутри плотный, а снаружи - свежевыпавший (ночью шёл) – пушистый и легкий, при каждом движении воздуха он взлетает и кружится маленькими вихрями и снова ложится… Такой снежный танец – раздватри -раздватри… Музыка Чайковского из балета «Щелкунчик». :))

Ели и березы на опушке, все «с ног до головы» облепленные снегом, создают почти сказочную атмосферу, кажется сейчас выйдет из-за деревьев лось, с заснеженными же рогами, непременно говорящий, и спросит глухим голосом:

– Что? Приехала, Снегурочка?

Я и вправду выгляжу, как Снегурочка, вся в белом – белой шубке, белых ботиночках, в белых пуховых варежках и в белом ажурном платке на голове, только нос у меня совсем не «снегурочий», а, скорее, как у Деда Мороза – пунцовый, ибо морозец очень даже чувствуется.

Побродив краем опушки, там, где были проложены тропинки (попробовала отступить с тропки - провалилась почти по пояс в снег), мы повернули к дому – устал дедуля…

- Пошли чай чайпить…

Да, так и говорят – одним словом глаголом-сказуемым – «что делать?» - «чайпить». Вот что такое чай в деревне, из самовара с шишками, с запахом смолы и детства…

***

Больше дедушку я не видела, он к лету умер, приехала я уже только на похороны.

Помню эту последнюю зиму, этот снег… Больше никогда не было такого снега, больше никогда не было дедушки, больше никогда не было меня той – Снегурочки… Всё в прошлом – говорящие лоси, ночные поезда, мой старый пёс, горячие пироги и ледяное молоко…

Жизнь пролетает, за окнами поезда мелькают пейзажи, люди, снега…

- «Ты-дых, ты-дых»…

Пока, всем пока…

Музыка Чайковского из балета «Щелкунчик»….

***

Помните, в прошлый раз я писала про зимние пейзажи импрессионистов и других европейских художников? Наверняка у вас возникает вопрос, а как же русская зима, у наших русских художников? Вот где настоящая «зимушка-зима»! А чухонка эта не пишет про наше русское! Пишет, пишет… Наполовину она только чухонка… и малой родиной своей считает русскую деревню, про которую рассказала…

Только, как для меня, в русской живописи есть разная русская зима.

Как было написано на одном сайте: «Автор придерживается правила писать только об интересном лично ему». Ей… мне, то есть… Вкусовщина, иными словами. 😉

Итак, первая зима, номер один – яркая, красочная, в основном праздничная, связанная с Рождеством, Крещеньем, Масленицей. Русские тройки и пылающие, как маков цвет, русские красавицы в ярких нарядах - все это по-кустодиевски -мило, живописно, прекрасно - но не моё…

Масленица (Масленичное катание). Б.В. Кустодиев. 1919.

У него, у Кустодиева, как, впрочем, и у других русских художников этих Маслениц «и не сосчитать», столько же, сколько «в Бразилии Педров»! Помните фильм «Здравствуйте, я ваша тётя» с блистательным Калягиным?

Б.В. Кустодиев. Балаганы

Петр Грузинский Масленица 1889 г.

Бучкури Александр (1870-1942). Рождественский базар. 1906 г.

Бучкури Александр (1870 -1942). Катание на святках.

Алексей Степанов. Катание на Масленицу. 1910

К. Е. Маковский. Народное гуляние во время Масленицы на Адмиралтейской площади в Петербурге, 1869 г

К. Юон Троицкая лавра зимой

И даже наполовину итальянец, наполовину русский (мать его была княгиня А.А.Вяземская) художник-любитель герцог Никола Серракаприола был вдохновлен зело… о чем свидетельствовал нам Александр Бенуа…

Н. Серракаприола. Катальные горы на большой Неве. 1817 г.

Ах, эти бедные человеческие существа, утомленные горестями и трудностями своего земного существования! Кто же вас осудит в вашем вечном стремлении забыться в круговерти мимолетных праздничных хлопот и праздной и сытой радости? Не я…

Сделаем же вид, что и нет горестей и трудностей, нет печали и забот, а есть только радость и веселье, и будто вся зима – сплошной праздник! Вот такой, к примеру, – сытый, умиротворенный, без рефлексии, несмотря на стоящий на заднем плане Храм, который намекает нам о совсем другом…

Но рано или поздно на землю опускается зимняя неприветливая тьма, которая отчего-то вызывает непонятно откуда берущееся ощущение того, что праздник закончился, так и не начавшись, или он всё-таки состоялся, но где-то в другом месте и для других людей, а ты его так и не увидел и не успел порадоваться…

Именно потому и люблю я совсем другие зимние пейзажи… Без экзальтации и красочности, просто – зима, лес, снег… Природа не обманывает… В ней всё по-честному!

Хоть в зимний час приходят дни с востока,

А все еще природа хороша;

Она не спит безмолвно и глубоко,

Морозом в ней не скована душа.

И листья лес не все еще утратил,

И жизни шум не прекратился в нем;

По дереву стучит красивый дятел,

В кустах скворец шуршит сухим листом.

Но пусть зима приходит! Мне приятно,

Когда, летя, мне снег туманит взор.

Люблю в лугах белеющие пятна

И серебро залитых солнцем гор.

(Алексей Жемчужников)

Пожалуй, мало кто из русских художников (даже не пейзажистов) прошел мимо порой нежной, хрустально звучащей, сияющей в солнечных лучах ангельски белой зимы. Порой… А иногда жестокой и морозной, вьюжной и темной, страшной и чуждой человеку… Но такова же и жизнь.

***

Итак, продолжим зимнюю пейзажную тему…

Первые живописные пейзажи появляются в России во второй половине 18 века — после того, как в 1757 году в Петербурге открывается Императорская академия художеств, устроенная по образцу европейских академий, где в числе других жанровых классов есть и класс ландшафтной живописи. В ту пору – пору господства классицизма – приветствовалось изображение лишь того, что вызывает высокие ассоциации: величественные строения, могучие деревья, широкие панорамы, напоминающие об античности. И природа тоже должна была быть представлена в идеальном обличье — такой, какой ей надлежит быть, без каких-либо намеков на несовершенства.

Пейзажи пишутся с натуры, но непременно дорабатываются в мастерской: пространство делится на три внятных плана, перспектива оживляется людскими фигурами — так называемым стаффажем, — а композиционный порядок подкрепляется условным цветом, прямо как завещал нам великий Ле…онардо. Да Винчи. 😉

В то время студенты Академии посылались в качестве пенсионеров на стажировку (после успешного окончания учебы) и не куда-нибудь, а в Италию, откуда они, правда, не очень-то спешили обратно на родину. Так было принято в первой половине 19 века.

Эти стажировки открывали возможности освоения пленэрной живописи — умения строить цветовую гамму в зависимости от реального освещения и атмосферы. Прежний, классицистический пейзаж требовал героических декораций, сосредотачивался на значительном и вечном и использовал локальный безоттеночный цвет. Теперь природа становится окружающей средой, в которой живут люди.

Конечно, романтический пейзаж (как и любой другой) тоже предполагает отбор - в кадр попадает лишь то, что кажется прекрасным: только это уже другое прекрасное. Ландшафты, существующие независимо от человека, но благосклонные к нему - такое представление о «правильной» природе (которая не «над», а рядом) совпадает с итальянской реальностью…

Пока природа есть «прекрасное, потому что чужое», а своему в красоте отказано. «Русских итальянцев» не вдохновляет холодная Россия - ее климат связывается с несвободой, с оцепенелостью жизни. Но не всегда и не у всех такие ассоциации возникают.

Никифор Крылов(1802-1831), ученик Алексея Венецианова, не выезжавший за пределы отечества и далекий от романтического мироощущения, вероятно, не знал слов Карла Брюллова о невозможности написать снег и зиму («все выйдет пролитое молоко»). И в 1827 году создал первый национальный пейзаж —и как раз зимний (барабанная дробь, крики «гип-гип-ура!»).

Никифор Крылов. Зимний пейзаж (Русская зима). 1827 год

[Кстати, на Арт-Портале автором картины называют Константина Коровина, творчески поменяв 1827 на 1927 год, и хранится она якобы в Русском музее в Питере. Ну, а как же! Коровинский импрессионизм сквозит в каждом мазке!😉]

В школе, открытой Венециановым в деревне Сафонково, учили «ничего не изображать иначе, чем в натуре является, и повиноваться ей одной» (в Академии, напротив, учили ориентироваться на образцы, на апробированное и идеальное). С высокого берега реки, где стояло Сафонково, натура открывалась панорамно — в широкой перспективе. Панорама ритмически обжита, и фигуры людей не теряются в просторе, они ему соприродны (у меня они ассоциируются с картинами Брейгеля Старшего).

Много позже именно такие типажи «счастливого народа» - мужик, ведущий коня, крестьянка с коромыслом - обретут в живописи несколько сувенирный акцент, но пока что это их первый выход и отрисованы они с тщательностью исследователя. Ровный свет снега и неба, голубые тени и прозрачные деревья представляют мир как идиллию, как средоточие покоя и правильного порядка.

Еще острее это мировосприятие воплотится в пейзажах другого ученика Венецианова, Григория Сороки (1823-1864), с которым связана печальная история.

Григорий был крепостным…ну и дальше уже можно ничего не рассказывать… Он учился живописи у А. Г. Венецианова, был одним из любимейших его учеников. После 5 лет обучения, отправляя Сороку обратно к барину (это был предводитель дворянства Вышневолоцкого уезда Николай Милюков, знакомец Венецианова), Алексей Гаврилович писал: «Возвращаю Вам вашего Григория с приростом». Венецианов просил Милюкова дать вольную для Григория, чтобы тот мог продолжить образование в Академии художеств, но не смог добиться этого.

После того, как в 1861 г. в России было отменено крепостное право, Г. Сорока выступал от лица крестьянской общины против своего бывшего хозяина, протестуя против грабительских условий "освобождения". В 1864 г. художник был осужден на трехдневное заключение под стражу за очередной конфликт с Милюковым, возможно было и телесное наказание. А вечером, после освобождения, покончил жизнь самоубийством (повесился). Как самоубийца был похоронен за оградой кладбища, что неподалёку от деревни, в которой он жил.

Существует легенда, согласно которой Лидия, старшая дочь Милюкова, и Сорока были влюблены друг в друга. Якобы эта страсть являлась причиной того, что Милюков не давал Сороке вольную. По легенде, Лидия покончила с собой после смерти Сороки. В действительности Лидия не совершала самоубийства. А сам Григорий был женат и имел троих детей. Но легенда на то и легенда, что жалостливо…

Сорока — самый талантливый представитель так называемого русского бидермейера (так называют искусство питомцев школы Венецианова). Всю жизнь он писал интерьеры, портреты, изредка иконы и окрестности поместья. После обучения у Венецианова появились пейзажи с тем самым простором, крестьянами, «вписанными в природу», коромыслами, покоем и идиллией…

Но это все работы «летние», зимнюю же я нашла одну – вот эту.

Г. Сорока. Дом на Островках. 1844

Живопись «венециановцев» в общем поле российского искусства занимала скромное место и в мейнстрим не попадала.

Вплоть до начала 1870-х годов пейзаж развивался в русле романтической традиции, наращивающей эффекты и пышность. В нем преобладали итальянские памятники и руины, виды моря на закате и лунные ночи (такие пейзажи можно найти, например, у Айвазовского, а позже — у Куинджи). А на рубеже 1860–70-х случается резкий перелом. Во-первых, он связан с выходом на сцену родной, отечественной натуры, а во-вторых, с тем, что эта натура демонстративно лишена всех признаков романтической красоты.

В 1871 году Федор Васильев (1850-1873) написал «Оттепель», которую Павел Михайлович Третьяков немедленно приобрел для коллекции. И в том же году Алексей Саврасов показал на первой передвижнической выставке своих впоследствии знаменитых «Грачей» (тогда картина называлась «Вот прилетели грачи»).

Федор Васильев. Оттепель. 1871

Зима здесь уже на излете…февраль, наверное… И в «Оттепели», и в «Грачах» время года не определено: уже не зима, еще не весна.

Картина сразу стала событием русской художественной жизни. Её авторское повторение, в более тёплых тонах чем первый вариант, было показано на всемирной выставке 1872 г. в Лондоне. Картина сразу привлекла внимание - не только зрелым мастерством автора и необычным для того времени выбором мотива, но и впервые так сильно проявившимся в ней настроением смутной тревожности и унылой безнадежности. Вместе с картиной А. К. Саврасова "Грачи прилетели", по странному совпадению написанной и показанной в том же году, она справедливо воспринималась современниками как историческое событие в русской пейзажной живописи. ОПХ удостоило Васильева за эту картину первой премии, для царского двора было заказано ее повторение. Васильев вдруг сделался знаменитым. Но именно в пору работы над картиной он тяжело и безнадежно заболел: запущенная простуда спровоцировала наследственный туберкулез. Несмотря на поездку в Крым, через два года он скончался - и было ему всего двадцать три года…

Из письма Федора Васильева:

«Природа кругом - вечно прекрасная, вечно юная и холодная... Я помню моменты, когда я весь превращался в молитву, в восторг и в какое-то тихое, отрадное чувство примирения со всем, со всем на свете... А море-то! Море. Тихо катятся перламутровые блестящие волны..."

Что-то я как не начну про кого рассказывать – так сразу и тоску нагоняю на читателя… печальность всякую развожу…

Давайте лучше про грачей – вон они…уже прилетели!

Алексей Саврасов. Грачи прилетели. 1871

***

Итак, Алексей Саврасов (1830—1897), купеческий сын, академик Императорской Академии художеств, руководитель пейзажного класса училища живописи и ваяния, участвовал в экспозициях Товарищества передвижных художественных выставок, в 1873−1878 — в академических выставках.выставлялся также на всемирных выставках — венской 1873 года и парижской 1878 года и на Всероссийской выставке в Москве в 1882 году…

Все вроде хорошо, но, как всегда, ложка дёгтя от авторицы - страдал тяжелым алкоголизмом. Был уволен из Московского училища живописи, перестал выставляться и мало писал, годы перед смертью провёл в нужде. «В последние годы, когда А. К. Саврасов уже окончательно спился, он иногда появлялся в мастерской в рубище», — вспоминает Гиляровский в книге «Москва и москвичи». Умер в Москве в больнице для бедных на Хитровке.

Любимый ученик А. К. Саврасова, Исаак Левитан, так откликнулся на смерть учителя: «Начиная только с Саврасова появилась лирика в живописи пейзажа и безграничная любовь к своей родной земле и эта его несомненная заслуга никогда не будет забыта в области русского художества» …

Саврасов — один из лучших русских колористов и один из самых «многоязычных»: он равно талантливо умел написать интенсивным и праздничным цветом дорожную грязь…

А. К. Саврасов. Распутица.

Сизое, серое, голубое, сиреневатое, шоколадное, лимонно-желтое, черное и совсем чуточку – белое… Праздник для глаз!

… или выстроить тончайшую минималистскую гармонию в ландшафте, состоящем только из земли и неба…

А.К. Саврасов. Оттепель (правда, Грачей напоминает?)

Саврасов А. К. Зима

Прекрасны и его зимние ландшафты, если отвлечься от архетипических Грачей в межсезонье. Причем каждый пейзаж несет своё настроение-ощущение… целую историю!

Саврасов. А.К. Зимний пейзаж

Чувствуете, как мороз щиплет вам щеки? Слышите, как хрустит снег под ногами? И позвякивают превратившиеся в тоненькие драгоценные нити веточки на деревьях? И как они хрустально блестят на солнце – видите? Видите, дым из трубы поднимается столбом вверх – это, братцы, к морозу, да… Мужичок торопится домой, ведь на дереве сидит парочка сорок и трещит – к гостям видать, к добрым гостям (сорок же пара – примета добрая), вот он и торопится с дровами, чтобы печь горела ярко и жарко. Ничего… вон он дом-то, уже близко, небось не замёрзнем…

Саврасов А.К. Зима

Алексей Саврасов как преподаватель Московского училища живописи, ваяния и зодчества, повлиял на многих. Его виртуозная и открытая живописная манера продолжится у Поленова и Левитана, а мотивы отзовутся у Серова, Коровина и даже у Шишкина.

***

А теперь…держите меня семеро! Я сейчас буду про Поленова Василия-свет-Дмитрича писать. И если меня не остановить, то все оставшееся время я так и буду про него писать, поскольку люблю его нежно и трепетно… И не только, как художника, а как, прежде всего, чудесного, наделенного многими талантами, человека и крупномасштабную личность.

Василий Поленов (1844- 1927) - живописец (занимался исторической, пейзажной и жанровой живописью) и театральный художник. Он был талантливым педагогом (его учениками были И. И. Левитан, К. А. Коровин, И. С. Остроухов, А. Е. Архипов, А. Я. Головин и др.), профессором Императорской Академии художеств, а потом и Народным художником РСФСР.

В основе широкой художественной деятельности Василия Дмитриевича Поленова лежала его врожденная одаренность в разнообразных видах искусства. Он был и архитектором, и музыкантом, и композитором, и театральным и общественным деятелем в одном лице. Наверняка про что-то забыла сказать…

Один из реформаторов, принёсший в Россию понимание пленэрного этюда как самостоятельного произведения.Он много работал на пленэре, свидетельством чему являются многочисленные этюды, отличающиеся новизной выбранных мотивов.Он обладал живописным видением пленэриста, настолько точным, что по аналогии с «абсолютным слухом» у музыкантов его определяли как «абсолютное зрение».

Элементы романтической эстетики тесно переплетались у Поленова с реалистическими тенденциями, с тонким психологизмом русского пейзажа-настроения и освоением древнерусского наследия, а отголоски западноевропейского романтизма и классического академизма - с живописными поисками художников Барбизонской школы и импрессионистов. В этом сплаве вырабатывался национальный вариант неоромантической живописи, на основе которой вырос символизм и русский вариант модерна.

Еще в самом начале поленовского творчества его пейзажи сразу же привлекли к себе симпатии зрителей и внимание критиков. Характерен отклик одного из них, писавшего в 1879 году: «В выборе сюжета «Бабушкин сад» сказывается не пейзажист, а жанровый живописец, - и притом романтик, насколько романтизм вообще доступен русскому художнику в смысле проявления его в картинах и образах из русской жизни… Картины Поленова - это то, что у немцев называется Stimmungsbild («настроение» - так по-русски), такие картины рассчитаны на то, чтобы дать вам, прежде всего, "настроение" и составляют в живописи приблизительно то же самое, что в поэзии составляет "элегия"».

Слияние жанрового и пейзажного начал в работах Поленова конца 1870-х годов ясно обозначило новое явление в русской живописи, получившее широкое распространение на рубеже столетий. Оно было связано с взаимопроникновением жанров, в которых пейзаж начинает играть важную «содержательную» роль - явление «пейзажизации жанра».

Уже в начале 1880-х годов в творчестве Поленова наряду с интимными лирическими пейзажами возникает тяготение и к эпическим пейзажным образам, источником вдохновения для которых послужила северная природа Олонецкого края, где располагалось родовое имение его родителей Имоченцы (ранее Карелия, потом Ленинградская область, а сейчас не знаю, как называется). Воспоминания, связанные с летней жизнью в усадьбе, оказались, по словам Василия Дмитриевича, самыми дорогими и сопровождали его всю жизнь, проявляясь то там, то сям в разных образах.

В этих произведениях появляются основные характерные элементы сложившегося у художника образа национального пейзажа: река, медленно несущая свои воды вдоль холмистых, извилистых, покрытых лесами, с заводями и луговинами берегов… уходящие к самому горизонту дали.

Реальную возможность для воплощения этого образа Поленов получил, поселившись в 1890 году в имении Бехово на Оке, где он по собственному проекту построил дом и планировал создать там своеобразную школу для пейзажистов. Именно здесь и родится уникальный тип «поленовского» лирико-эпического пейзажа.

Художник придерживался мнения, что «учить молодежь, прошедшую общие классы, больше нечего, надо давать только возможность продолжать учиться». Этот свободный взгляд позволил каждому из его учеников сохранить свою неповторимую живописную манеру. Поленов считал совершенно необходимым для молодых художников освоение достижений западноевропейской живописи. Коровин вспоминал о том, что он с Левитаном впервые от Поленова услышали о Фортуни, об импрессионистах и познакомились с их работами.

Благодаря тесному общению с молодежью, резко отрицавшей «идейность» в искусстве и провозгласившей его самостоятельную ценность, стало особенно ощутимо проявляться основное расхождение Поленова с передвижниками. Он не только никогда не поддерживал борьбы с лозунгом «Искусство для искусства», которую вело старшее поколение Товарищества передвижников, но в этом важнейшем теоретическом вопросе стоял в рядах противоположного лагеря.

Помимо таланта живописца, он одновременно обладал и даром декоратора, которым пользовался и в своих станковых произведениях, и в театрально-декорационных работах, и в декоративно-прикладном искусстве, и в оформлении интерьеров. У Поленова с ранних лет также проявились способности архитектора.

Кроме того, Поленов вообще отличался музыкальностью, обладал хорошим голосом, был талантливым инструментальным исполнителем и, пожалуй, единственным живописцем, кто постоянно сочинял музыку - симфонические и духовные произведения, романсы, квартеты и даже оперы - «Призраки Эллады», «Анна Бретонская». Музыка, постоянно сопровождавшая его во время работы, не могла не сказаться на композиционном строе и колорите его живописных произведений, наполняя их особой мелодичностью, что постоянно отмечали зрители, называя его картины «музыкальными».

Сам человек артистичный, Поленов обладал особым чувством и пониманием театрального дела, что позволило ему не только выступать в качестве актера, режиссера и декоратора в домашних спектаклях, но и стать родоначальником нового направления в русском театрально-декорационном искусстве и крупным театральным деятелем.

Такова личность Поленова - «единственного, в полном и лучшем, не одиозном смысле слова, джентльмена-европейца и аристократа», как писал о нем Л. О. Пастернак (художник, отец Бориса Пастернака). Поленова называли «рыцарем красоты» и «идеалом духовного аристократизма». Потомок нескольких поколений просвещенного российского дворянства, восходящих к 18 веку, Василий Дмитриевич, казалось, был самой судьбой предназначен стать своеобразным мостиком между искусством романтизма начала 19 века, передвижничеством и неоромантизмом рубежа 19-20 веков.

Так. Стоп-стоп-стоп… Да, люблю, да восхищаюсь Поленовым, но вернемся к нашей заявленной теме – зимний пейзаж… Хотя именно зима у Поленова представлена мало. Он любил лето. Но, все равно. Поехали!

В. Поленов Железная дорога близ станции Тарусская. 1903

Пыхтит паровоз, раздвигая собой неподвижный холодный воздух, дым стелется почти что по спине поезда, прижатый ветром от этих усилий. Заиндевевшие деревья в сугробах по колено молча наблюдают за стараниями механизма. Куда стремится он по своим геометрически выверенным рельсам? Разве не видит он, что кривоватая и горбатая дорога ведет обратно, к тому красному домику вдалеке? К тому, где люди… Триумфальное движение прямо вперед и усталое, спотыкающееся движение обратно…Небо палево-серое равнодушно висит туманным покровом. Ему все равно – вперед или назад движется поезд. Небо одинаковое, что впереди, что позади…

Помните «Дождь, пар и скорость» - картину английского художника Уильяма Тёрнера, впервые представленную на выставке в Королевской академии художеств в 1844 году?

У. Тернер. Rain,Steam and Speed (The Great Western Railway). 1844

Не напоминает ничего? Но Тернер написал не машину, а скорость. Поезд – словно неутомимый яростный зверь - мчится вперед, за ним все скрыто в дымке. Кажется, поезд появляется из ниоткуда, взрезая пространство, несется прямо на нас, а после умчится в никуда. Мимолетная реальность…

Лодка с людьми по левую сторону от поезда, призрачные фигуры танцующих девушек, застывший пахарь с плугом справа, и влажный туман, в котором все они практически растворены – вне времени, они есть и будут даже после того, как промчится этот поезд. Им не угнаться за этой скоростью, но поезд уйдет, а они – останутся. И только заяц, убегающий от поезда, впереди на железнодорожном полотне пытается перегнать эту мчащуюся громаду перемен, но лишь потому, что это угроза его жизни, его природному существованию. Ведь Поезд неумолим…

У Поленова же дороги две – туда и обратно, и скорость паровоза не столь фатальна. Выбор есть всегда…

В. Поленов.Ранний снег. Бёхово. 1891

В. Поленов. Первый снег.

В этих двух полотнах схожей тематики в полной мере проявились чуткость художника к жизни природы, желание запечатлеть едва уловимую изменчивость ее состояния в ее переломные моменты.

Если в «Раннем снеге» мы видим внезапность перемены: потемневшее, как в нежданную грозу, небо, влажные, тучи, кажется, только принесенные порывом сильного ветра и нависшие над берегом реки темным пологом – набрякшие, влажные, тяжелые и потому теперь неподвижные. Снег лег неравномерно, не укрыв собой ни трав, ни кустарника, что говорит нам о том, что было его немного и шел он недолго…

В «Первом снеге» же все уже определилось – небо очистилось от туч и просветлело, чувствуется, что похолодало и легкая зеркально-стеклянная корочка льда – подарок мороза- заблестела на воде. Снег, видимо, снова шел и покрыл почти все пространство берега. Свет, исходящий от белизны юного снега, от белесого неба, отраженного в заледеневшей реке, заполнил пространство до горизонта… Зима обжилась на земле, вступив в права собственности по законам природы. Она теперь хозяйка…и это ее свет… А нам остается только ждать.

А вот неожиданная работа…

В. Поленов. Солдат с вязанкой дров. 1883

Это не совсем пейзаж, честно говоря, скорее жанровая картинка. Но зимняя. Видимо, сказалось «дурное» именно жанровое влияние передвижников… Однако изображение деревьев, этих изломанных старых дубов, местами почти коряг, то, как передана атмосфера (конкретно воздух -густой и плотный) и общее настроение одиночества, холода, тоски и трагической безысходности в окружении надвигающейся темноты скорее свидетельствует о романтическом влиянии. Этакий микс…

В. Поленов. Зима. Имоченцы. Олонецкий край. 1880

В. Поленов. Зима.Бёхово. Тульская область. 1890

Эти две картины отличаются лишь отсутствием или наличием людей. Деревенская повседневная жизнь чуть оживляет полотно движением. И только. А географически эти места далеки друг от друга. Первая - более северная, тут лес темнее и плотнее, потому что на севере темнохвойные леса и меньше лиственных, т.е. опадающих на зиму, деревьев, мало просветов и воздуха в плотном массиве деревьев. Хотя воздуха выше – в небе – предостаточно.

И заметьте, как колористически сходно выписано небо на обеих картинах. И там, и там - справа, где кромка леса соприкасается с небом, нежное розовато-сиреневое сияние - даль…мечта… или просто надвигающийся снегопад, подсвеченный закатом…? В целом, «безлюдный» пейзаж более легкий, дышащий и мечтательный, что ли…Сиреневая дымка «северных» воспоминаний?

Stimmungsbild - вот оно – настроение! И вы можете прямо «почувствовать» что подразумевается под этим мудреным словом.

Почему же они так похожи эти две работы, написанные с интервалом в десять лет? Холодноватые, чуть обезличенные и эмоционально отстраненные? Думаю, потому, что Василий Дмитриевич не любил зиму. Он был человеком летним, июльским, теплым и подвижным. В июле он и умер, ушел в своё лето…

***

Как я уже писала, у Поленова были свободные взгляды на обучение живописи – «надо давать только возможность продолжать учиться». Этот мудрый подход позволил каждому из его учеников сохранить свою индивидуальность.

Вот, к примеру Исаак Левитан (1860–1900). Художник начинал учиться в «натурном» классе у Василия Перова. Друг Перова, Алексей Саврасов, обратил внимание на Левитана и взял его к себе в пейзажный класс. Это было в 1877 году. С тех пор Саврасов стал самым дорогим, по выражению Коровина (тоже его ученика), человеком, открывшим для них с Левитаном «неведомое, как райское блаженство». Левитан окончил училище в 1885 году, кстати, звания художника он не получил — ему был выдан диплом учителя чистописания. Пятая графа, еврейский вопрос. Эх, Рассея-матушка…

Поленов же преподавал в классе пейзажа и натюрморта в 1882—1895 годах, успев за этот период, по словам Левитана, создать московскую школу живописи. В своей педагогической деятельности он продолжал развивать традиции лирического пейзажа настроения, заложенные А. Саврасовым, став основоположником пленэрно-импрессионистической традиции в русском искусстве, Поленов, как и его предшественник, продолжал воспитывать возвышенное, поэтическое отношение к природе. Кроме того, по верному замечанию художника и коллекционера И. Остроухова (1858- 1929), тоже ученика А. Поленова, опытный педагог открыл «русскому художнику тайну новой красочной силы и пробуждал в нем смелость такого обращения с краской, о которой он раньше не помышлял».

Илья Остроухов. Последний снег.

Воздух, свет, цвет… Импрессионизм…

Поленов очень серьезно относился к вопросам технологии живописи, изучал характер поведения красок в зависимости от состава грунта, связующего, а также степени освещения. Впоследствии в своей педагогической деятельности Левитан во многом опирался на его опыт.

Кроме того, Поленовы жили артистично, у них был «открытый» дом, даже не дом, а, собственно, семья для молодых художников, где в постоянных интересных беседах, протекавших в спокойной непринужденной обстановке во время вечернего чаепития за круглым столом, гости находили здесь и дружеское расположение, и новые знания, и творческую атмосферу, и просто поддержку – моральную и материальную. В частности, поездка молодого Левитана в Крым была осуществлена отчасти на средства Василия Дмитриевича Поленова. Особенно доверительными отношения между ними стали в последний, очень тяжелый период жизни Левитана. Всячески утешая и поддерживая в письмах страдавшего от смертельной болезни художника, Поленов нередко приглашал его погостить в свою усадьбу Борок, расположенную на живописных берегах Оки. Вообще, в поленовской семье яркий и самобытный талант Левитана приводил всех в восхищение.

Ладно, закончим с литературой, перейдем уже к живописи…

Зиму Левитан писал очень мало, отдавая предпочтение другим временам года. Биографы художника утверждают, что зима была для него нелюбимым и самым трудным временем года. Короткий световой день, частая облачность, при которой постоянно недостаёт света, а краски гаснут, не успев проявить себя в полную силу, – всё это нередко доводило склонного к меланхолии Левитана до отчаяния. Тем не менее, его редкие зимние пейзажи замечательны и деликатны по цвету.

И. Левитан. Деревня. Зима. 1877-78 гг.

Легкий розоватый оттенок неба и голубизна дальнего леса…

И похожие на нее сюжетно:

И. Левитан. Деревенька под снегом. 1880-е гг.

И еще похожая, другого года:

И. Левитан. Деревня. Зима 1888

Затерянная в широких полях деревня, полузанесенная снегом, застывшая в морозе и неподвижная… Снег будто хочет совсем спрятать ее под своим покрывалом, сравнять своей белизной… Кажется, что среди замершей тишины лишь нестройное карканье ворон отмечает присутствие жизни здесь -в зиме, да следы на снегу от удаляющегося одинокого прохожего вносят движение… Солнце на небе, но оно не дарит свой свет земле. Скупое зимнее солнце.

Похож на эти работы по настроению и «Зимний пейзаж с мельницей» 1884-го года.

Толька речушка, на которой стоит мельница, своим глухим бормотанием медленно движущейся воды, удерживает дом на заснеженной земле, как островок жизни среди безжизненных снегов и еще свидетельствует о действительном присутствии мельницы в ее отражении. И вороны на ветвях чахлого деревца редким карканьем соглашаются с голосом воды – да, есть дом, вот он, мы его видим… Бледная серо-зеленая гамма неба и снега не может размыть четких контуров дома и растений. И не отражается она в темной глянцевой воде…

А что в лесу? Оттепель…

И. Левитан. Зимой в лесу. 1885

Сырые и потому темные деревья, чуть просевший снег, сквозь который проявилась пожухлая трава, налипший у основания стволов воглый снег. Пасмурно и промозгло. Солнце уже зашло, но окончательная тьма еще не наступила, время «между собакой и волком».

А вот и волк перед нами, ждет наступления ночи… Волк на этой картине написан другом Левитана Алексеем Степановым. Так же как Левитан, он был студентом Московского училища живописи, ваяния и зодчества и страстным охотником, потому в волках разбирался хорошо… И почему мне кажется, что он здесь лишний?

А вот лес в солнечную погоду

И. Левитан. Лес зимой. 1880-е гг.

Да, солнце есть где-то там, высоко, а здесь в чаще среди плотно стоящих деревьев, свет его сохранился лишь в просветах да на опушке, и, как отраженный, на густой белизне снега. Видно, снег был большой и недавно совсем, может ночью? Глубже в лесу же залегли зеленоватые тени…

А вот и зимний день без солнца. Так и называется «Серый день» (середина 1890х гг.). По контрасту с «лесной» зимой эта работа мне о кажется прямо каким-то почти индустриальным пейзажем… Узнаете мотив железной дороги?

Но зиме скоро конец – белизна и серенький свет уступит место краскам и солнцу.

И. Левитан. Ранняя весна.1890-е гг.

И. Левитан. Март. 1895

И. Левитан. Ранняя весна. Ботанический сад. 1900.

Ну вот – остатки снега, солнечный свет слепит глаза и на землю вернулись краски. Конец зимы!

***

Другой ученик, тоже сначала А. Саврасова, а потом В. Поленова, Константин Коровин (1861-1939) совсем другого стиля художник.

Собственно, у Коровина зимы две – праздничная «кустодиевская», и импрессионистическая, ностальгическая.

Дед Константина Коровина, московский купец, держал почтовый тракт, в его распоряжении была целая армия ямщиков. Сын «короля возниц», Алексей (отец художника), даже женился на дворянке Аполлинарии Волковой. Семья жила в достатке. Но, увы, в России стремительно строились железные дороги, и ямщики оказались не у дел. Доходы Коровиных резко упали. Пришлось оставить богатый купеческий дом и уехать в деревню. Отец устроился на фабрику, что едва позволяло сводить концы с концами. А в 1881 году Алексей Коровин покончил жизнь самоубийством. Тема самоубийств на этом в жизни Константина Коровина не закрылась… Закрылась она в конце…в 1939 году…

Но тема русской тройки, веселой зимы определила «кустодиевский» цикл работ Коровина. Ну вот пару - тройку (с лошадками и с гармонью) работ покажу. «Ехали на тройке с бубенцами…Э-эх!»

К. Коровин. Русская зима. Пейзаж с тройкой. 1931

К. Коровин. Тройка. 1930-е гг.

К. Коровин. Тройка в лунном свете1930-е гг.

К. Коровин. Тройка на закате. 1931 (Сорри, так называется… Закат есть, а тройки нет. Разве что считать за нее ту троицу, что с гармонью идет за санями? )😉

Вы, видимо, заметили, что все эти работы относятся к 1930-м годам, т.е. когда Коровин уже жил в Париже, поэтому мы можем расценивать их, как ностальгию художника по русской зиме. Впрочем, как и некоторые другие зимние пейзажи.

Старший брат К. Коровина, тоже художник, Сергей Коровин (правда он реалист, передвижник), первый проложил дорогу в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. За ним последовал и младший Константин.

Сергей Коровин. Зима. 1893 (работа брата-передвижника)

Там Константин сблизился с Левитаном, а его любимым учителем на тот момент стал Саврасов. Коровин о нем очень тепло вспоминает. Саврасов к тому времени опустился, много пил. Студенты его любили, но из Училища Ваяния и Зодчества он был в итоге уволен. Очень расстроенный расставанием с учителем, Коровин решил, что больше ему в этом заведении делать нечего, и отправился в питерскую Академию художеств.

Академическое преподавание показалось после училища совершенно мертвым, оторванным от реальности. Выдержав там несколько месяцев, Коровин вернулся в Москву и обнаружил, что в МУЖВЗ новый преподаватель, Василий Поленов.

Поленов оказал большое влияние на Коровина, стал его любимым учителем, да и в атмосферу училища внес свежую волну. Поленов же познакомил ученика с Саввой Мамонтовым, и вскоре Коровин стал активным участником Абрамцевского кружка, собравшего лучших художников, писателей, музыкантов того времени. В Частной опере Мамонтова Константин Коровин впервые выступил как театральный художник. Созданием декораций он будет заниматься в течение всей жизни.

Но все же о зимнем пейзаже…

К. Коровин. Зима. Лес. 1930-е гг.

К. Коровин. Русская деревня под снегом.

К. Коровин. Зимний вечер. 1930-е гг.

К. Коровин. Ностальгия. 1930-е гг.

Я хочу обратить ваше внимание, прежде всего, на зимнее небо на этих и предыдущих работах… Если вы рассмотрите небеса внимательно, вы получите необыкновенный букет, богатейшую палитру красок! Я когда любуюсь, я просто «умираю» … Взгляд мечется между небом и снегом, отыскивая общие краски, отступает назад, стараясь вобрать то всю композицию целиком, то увидеть контрасты, блики… эх, да что говорить! Смотришь и сама «творишь» в себе, в своём воображении, душе - а это такой кайф!

небо плюс снег (внизу)

Небо плюс снег

Всё, молчу-молчу…

А вот другие работы, более ранние…

Со строгим четким морозным колоритом, такая северная зима, лапландская, с ней не пошутишь…Результат путешествия с Валентином Серовым по русскому Северу – с легкой руки и щедрого кошелька Саввы Мамонтова.

К. Коровин. Зима в Лапландии. 1894

Еще из Лапландии он привез абсолютно фантастическое «Северное сияние»…

К. Коровин. Геммерфест. Северное сияние, 1894—1895

[А Серов привез «Тундру» 1896 и предложил увезти туда всех желающих Мюнхенского Сецессиона, прямо «к седым снегам». Но там сказали – «уж лучше вы к нам!» – и позвали на выставки в Стокгольме и Копенгагене.] 😉

В. Серов. «Тундра». 1896

Не отвлекаюсь, не отвлекаюсь… Ни-ни!

Коровин. Зимой. 1894.

Это самая известная коровинская зима с нежным палево-жемчужным колоритом… И где? На простом деревенском заборе… Шучу.

К. Коровин. Зима.

К. Коровин. Зимняя ночь. 1910

Эта «Зимняя ночь» еще не дотягивает до зимней ночи в восхитительной «Ностальгии» 1931 года, но тоже по-своему хороша… Нет такой драматичности, но зато в ней на небе есть звёзды…

К. Коровин. Зима. 1911. Из Русского музея. Та самая, с которой ее перепутали…)))

Здесь самое время поговорить о импрессионизме… Этюдность, легкость и свежесть письма, просвечивающая фактура, фрагментарность изображения указывают на пленэрный характер живописи. Коровина вновь захватывают колористические задачи. В этюде выразительно звучит контраст цветов – темно-сизо-серого и теплого оттенка белого (цвет яичной скорлупы), но с холодными зеленовато - сизыми разводами. А этот акцент – вишнево-красный платок на голове крестьянки? Просто «вишенка на торте»!

Сочные раздельные мазки передают рефлексы световоздушной среды. Высветленные тона и яркий контраст с темным, местами даже черным. Здесь Коровин отступает от традиций истинного импрессионизма, табуировавших черный цвет. Но это же «коровинский» импрессионизм!

К. Коровин. Лунная ночь. Зима. 1913

Густо фиолетовое небо и лимонно-желтая луна с ореолом… фантастическая зимняя ночь снаружи и теплый желтый огонек в окне домика, внутри которого кого-нибудь ждут…

И вот, абсолютно волшебная картина…