Поджигая Восток. Джихад Владимира Ленина. Часть 1

В начале декабря 1917 года, через месяц после того, как произошел большевистский переворот, капитан А.Х. Брюн был направлен правительством нейтральной Дании в Ташкент. Задачей капитана было смягчить участь австро-венгерских военнопленных, которые в результате революции оказались в ловушке Средней Азии. Его миссия была санкционирована на самом высшем уровне революционного Петрограда – но Брюн очень скоро осознал, что когда властям в Ташкенте нужно, авторитет центрального правительства значил очень мало. Опыт последовавших 15 месяцев был душераздирающим – и иногда кошмарным. Но ему хотя бы удалось сохранить жизнь – чего нельзя сказать о его коллеге, шведском офицере, курировавшем немецких военнопленных.

Брюн оставил воспоминания очевидца – после того, как ему удалось бежать. Его книгу, Troublous Times, издали очень давно, и сегодня она является библиографической редкостью.

Поезд, на котором ехал Брюн, был одним из последних, прорвавшихся в Ташкент. Вскоре линию блокировали белые. Брюн ехал десять дней. Русский,с которым он ехал, посмотрел его рекомендательные письма и указал на то, что все лица, которым они адресованы, уже арестованы ЧК. Попутчик горячо настаивал на уничтожении этих писем. Он сказал ему, что датский нейтралитет не защитит Брюна от самых неприятных последствий, в случае, если письма найдут при нем.

Несмотря на это, первые впечатления Брюна по прибытии на станцию не были негативными. Все казалось относительно спокойным в мирной среднеазиатской заре. Голуби били крыльями на низких крышах. Стройные ряды серебристых тополей вытянулись вдоль широких улиц столицы – образца колониального стиля. Здесь было немного признаков революционного хаоса и разрушений, свидетелем которых стал Брюн в Петрограде. Но было еще очень рано – и европейцы, и местные все еще беспокойно ворочались во сне в своих кварталах.

Благодаря знакомству в поезде, Брюн сумел снять комнату у бывшего судьи. Несмотря на то, что судья был разорен, он все еще находился на свободе.Это было большим везением – многие его коллеги были уже или осуждены, или убиты в уличных стычках. Губернатор, царский генерал на пенсии, был убит в своей официальной резиденции революционной толпой. Его труп выбросили на улицу с верхнего этажа – и прошло несколько дней, прежде чем вдове позволили его похоронить. Многие другие официальные лица и функционеры, как узнал Брюн от хозяина дома, томились в тюрьме в ожидании решения своей участи.

Новые хозяева Ташкента произвели на датского капитана плохое впечатление. В реальности комиссары, в большинстве своем, были не более, чем обыкновенными рабочими. Они не обладали талантами Ленина и Троцкого, или других петроградских революционеров. У них не было образования и необходимого опыта управления. До революции большинство из них были машинистами или механиками на железной дороге. Теперь они внезапно должны были управлять городом с населением в 500 тысяч человек, большинство из которых было настроено к большевикам враждебно. В городе зрели заговоры против нового режима. Хуже того, большевиков не поддерживало мусульманское население, интересы которого они якобы представляли, и которое по численности в десять раз превышало европейское население.

Проблема, большей частью, заключалась в неоколониальном подходе большевиков Ташкента к местному населению. Все они, без исключения, были европейцами. Придя к власти Ленин пообещал национальным меньшинствам царской империи право на самоопределение. Но было ясно, что независимо от обещаний Петрограда, большевики в Ташкенте не сильно отличались от своих предшественников. Революция в Средней Азии, согласно одному из ташкентских комиссаров, была делом русских европейского происхождения: “И поэтому мы сегодня должны ими править”. Но ни у кого не было иллюзий относительно того, что 15 миллионов мусульман не намерены мириться с подобным видением.

Сразу после прибытия Брюна предупредили – восстания следует ожидать в любой момент. Оно началось 26 декабря. В первое утро гигантские толпы мусульман, согласно оценке Брюна, 200 тысяч человек, начали собираться на улицах – в белых тюрбанах, в пестрых шелковых халатах и в высоких кожаных сапогах. Многие прискакали на лошадях из окружающих районов – и так и оставались в седлах, в то время как другие подняли религиозные флаги. Манифестация в начале проходила вполне упорядоченно, в то время как у европейцев – и большевиков, и их врагов были все причины для беспокойства. И те, и другие, больше всего боялись джихада, священной войны против меньшинства неверных. Брюн писал об этом:

“Все знали, что будет означать мятеж среди магометан страны. Он будет означать смерть каждого европейца, который попадет в их руки. Если религиозный фанатизм возобладает над резоном, начнется игра, в которой 15 миллионов местных уничтожат 1,5 миллиона русских”.

Толпа, пока еще настроенная мирно, заполнила гигантскую площадь перед дворцом бывшего генерал-губернатора, превращенного в штаб-квартиру большевиков. Делегация мусульманских старейшин была пропущена во дворец, где она представила свои требования. Большевики, у которых не было ни малейшего намерения их рассматривать, намеренно затягивали переговоры, в надежде изнурить и делегацию, и ждущую толпу.

Эта стратегия, однако, оказала прямо противоположное воздействие. Толпа потеряла терпение, разъярилась и бросилась к тюрьме, в которой большевики держали политических заключенных, многих – в ожидании казни. Буйная толпа снесла тяжелые ворота, освободила всех заключенных, некоторых их них понесли на плечах по улицам. Демонстранты решили вооружиться – и двинулись к цитадели, в которой располагался арсенал.

Но там они были встречены пушечным и пулеметным огнем. Дезорганизованная атака была отбита, на земле осталось множество убитых.

Ночью прибыли подкрепления – 60 тысяч киргизов с окружающих город холмов, и на следующий день мятеж вспыхнул снова. Тюркские народы Средней Азии, однако, уже не были более воинственной расой былых времен. Атаку отбили, и у местных больше не было желания воевать. Мятеж, без современного оружия и лидеров, был с легкостью подавлен. Это, однако, не означало конца кровопролития. Большевики, убежденные в том, что именно освобожденные толпой заключенные были главными агитаторами и подстрекателями, казнили тех, кому не повезло и кто снова попал к ним в руки.

Отношения между местными и русскими были трудными и в царские времена – но теперь они стали стремительно ухудшаться во всей Средней Азии. Мусульмане очень быстро поняли, что обещания самоопределения распространяются только на Индию и прочие колонии империалистических держав, и не относятся к бывшим владениям царя – в Азии и повсеместно. И теперь случился инцидент, который отравил отношения между двумя общинами на долгие годы и подтолкнул большую часть мусульман в контрреволюционный лагерь.

Это случилось в древнем караванном городе Коканд, окруженном земляной стеной, в 160 километров к юго-востоку от Ташкента. В Коканде разочарованные мусульманские националисты провозгласили враждебное Ташкенту “Временное автономное правительство мусульман Туркестана”. Они утверждали, что выражают волю большинства местного населения. В начале они ставили перед собой весьма умеренные цели. Их лидеры верили в то, что лидеры большевиков в Ташкенте действуют без санкции Ленина. Но после получения неудовлетворительного ответа на их призывы из Петрограда, 23 января 1918 года они дали телеграмму в Ташкент, в которой сообщили большевикам о своем намерении избрать парламент, в котором лишь треть мест будет зарезервирована для не мусульман.
Большевики интерпретировали это как грубейшее нарушение их полномочий и угрозу притязаниям на бывшие царские территории. Без предоставления возможности ответа, они провозгласили правительство в Коканде контрреволюционным и объявили ему войну. Затем они собрали всех, кого могли мобилизовать, в том числе множество военнопленных, и окружили старый город. Им противостояла собранная в последний момент и плохо вооруженная милиция. Они пробили брешь в земляной стене, ворвались в город и вырезали население. По оценкам историков, было перебито от пяти до четырнадцати тысяч мусульман. Бойня сопровождались изнасилованиями и грабежами в невиданных масштабах. В процветавшем на торговле хлопке городе были сожжены дома, мечети и караван-сараи. Все это явно вышло из под контроля, и информацию о произошедшем постарались как можно быстрее похоронить – с тем, чтобы предотвратить провозглашение джихада против русского меньшинства в Средней Азии.

Но Брюн в Ташкенте, однако, знал все. Особое отвращение вызывала у него участие военнопленных в убийствах невинных. Он писал:

“Мне рассказали о том, что каждый участник экспедиции стал очень богатым человеком, они получили от 10 до 20 тысяч рублей, и люди получившие 200 тысяч тоже никого не удивляют. Мне противно это признать, но в этой мародерской экспедиции участвовали некоторые из наиболее низких натур, из числа лиц, находящихся под моим попечением. Их соблазнили, и они были завербованы в армию красных”.

За период своего пребывания в Ташкенте Брюн имело дело, ни много ни мало, с десятью комиссарами по военным делам . Чем более вменяем и умен был комиссар – тем быстрее его убирали, и, в конечном итоге , ликвидировали. Брюну строили все возможные помехи, и никто не демонстрировал ни малейшего интереса к вопросу о благосостоянии пленных. Брюн предъявлял указания Ленина и Троцкого, прямо запрещавшие вербовку военнопленных в красную армию, ему на это отвечали: “Мы делаем здесь то,что считаем нужным”.

В эти первые месяцы большевистской власти в Ташкенте жизнь была опасной для всех, в особенности в темные часы. Каждый вечер раздавалась стрельба, вспоминал Брюн. Солдаты вламывались в дома и грабили их обитателей. Денщик Брюна говорил с приятелем из числа военнопленных, который завербовался в Красную Армию. Датчанин был в ужасе от того, “сколько денег может получить человек с револьвером”. Уголовники, конечно же воспользовались царившей вокруг анархией. Они или присоединялись к большевикам, или просто прикидывались ими – и грабили дома запуганных граждан.
Кровопролитие не ограничивалось Ташкентом. В городах и селах вдоль древнего Шелкового Пути шла гражданская война между большевиками и белыми контрреволюционерами. Война охватила гигантские пространства, в ней побеждала то та, то другая сторона. Очень рано, и практически не встретив сопротивления, большевики сумели захватили Самарканд, древнюю столицу Тамерлана – но без помощи австрийских военнопленных не смогли бы ее удержать. Однажды ночью четыре поезда с взбунтовавшимися солдатами красной армии (“поддавшиеся царистской пропаганде”, как говорили большевики) прибыли на станцию и захватили ее. У большевиков была такая нехватка солдат, что они оставили город практически без защиты. Был только один способ предотвратить падение города – вооружить военнопленных.

В обмен на обещание о том, что они получат в свое распоряжение один из этих поездов, который доставит их домой, австрийцы согласились атаковать станцию. Они потеряли одиннадцать человек. Две тысячи мятежников были разоружены и переданы большевикам – вместе с оружием, которое большевики выдали перед атакой. Об обещании поезда тут же комфортно забыли, и лидер австрийцев, сержант Густав Крист, был приговорен к расстрелу, впоследствии замененному на три месяца тюрьмы.