Смешил всех вокруг, но сам страдал от депрессии. К 80-летию Сергея Довлатова

Высокий статный брюнет, изысканно вежливый и учтивый, он всегда был в центре внимания. Кажется он прожил не жизнь, а собственноручно написанный рассказ. Удивительно, но он мог бы быть нашим современником и по сей день создавать свои простые человеческие истории. Сегодня Сергею Довлатову исполнилось бы сегодня 80 лет.

Родился в семье беспартийной творческой интеллигенции

Семья уехала в эвакуацию из Ленинграда в Уфу в самом начале войны. Мама, Нора Сергеевна, была актрисой, но в силу нехарактерной для людей этой профессии объективной самооценке решила оставить это ремесло, стала корректором в «Лениздате» и посвятила себя воспитанию сына. Довлатов коротко вспоминал свое детство: «Толстый застенчивый мальчик… Бедность… Мать самокритично бросила театр и работает корректором». От мамы Сергей унаследовал удивительное чувство языка, что впоследствии и определило его профессиональный выбор.

Отец, Донат Исаакович, был режиссером, а затем стал администратором в Александринском театре. После возвращения в Ленинград в 1944 году родители развелись, всю дальнейшую жизнь Сергей мало общался с отцом, да и то больше посредством писем.

Сергей Довлатов (слева) в пионерском лагере. Фото: из архива Д. Дмитриева

Был наполовину евреем, наполовину — армянином

Фамилия, перешедшая Довлатову от отца, — Мечик. После развода родителей Сергей взял себе более благозвучную фамилию мамы, Норы Довлатян, изменив ее на русский лад. 

Был отчислен из университета

Руководство Ленинградского университета рассталось со студентом отделения финского языка филологического факультета после двух с половиной лет обучения за систематические прогулы, неуспеваемость и «аморальное поведение». По мнению его приятелей, Довлатов поступал туда не случайно: в Ленинград регулярно ходили финские автобусы, поэтому знание языка давало возможность устроиться гидом и между делом спекулировать иностранными вещами.

«Раза четыре я сдавал экзамен по немецкому языку, — вспоминал Довлатов. — И каждый раз проваливался. Языка я не знал совершенно. Ни единого слова. Кроме имен вождей мирового пролетариата. И, наконец, меня выгнали. Я же, как водится, намекал, что страдаю за правду. Затем меня призвали в армию. И я попал в конвойную охрану. Очевидно, мне суждено было побывать в аду…».

Боролся с Бродским за внимание девушки

Утонченная и изысканная студентка Ленинградского университета Ася Пекуровская в конце концов выбрала Довлатова. Бродский вспоминал: «Это была зима то ли 1959, то ли 1960 года. И мы осаждали тогда одну и ту же коротко стриженную миловидную крепость, расположенную где-то на Песках. По причинам слишком диковинным, чтобы их тут перечислять, осаду эту мне пришлось вскоре снять и уехать в Среднюю Азию. Вернувшись два месяца спустя, я обнаружил, что крепость пала».

Ася Пекуровская и Сергей Довлатов

Сергей женился на Асе, но семейная жизнь была недолгой: студент едва сводил концы с концами и не мог обеспечить запросов возлюбленной, привыкшей к красивой и эффектной жизни, много и часто брал взаймы и в итоге был оставлен своенравной девушкой в одиночестве. 

Прослужил три года в охране исправительных колоний в Республике Коми

Армейские воспоминания подробно изложены в повести «Зона», главный мотив которой сводится к простой мысли: никакой принципиальной разницы между охранниками и заключенными нет. Видимо, именно в то время Довлатов перестал делить людей на хороших и плохих, окончательно осознав, что в любом человеке много чего намешано независимо от должностей, профессии и национальности. Этот максимально не-черно-белый взгляд на человеческий мир он перенес и в свою литературу. По словам Бродского, Довлатов вернулся из армии «как Толстой из Крыма: со свитком рассказов и некоторой ошеломленностью во взгляде». 

После армии выбрал путь журналиста

Закончил отделение журналистики филфака ЛГУ. Параллельно с учебой начал печататься  в самых разных изданиях, стал членом Союза журналистов.

Лев Лурье вспоминал: «Надо было писать про передовиков, давались совершенно комические задания, которые, надо сказать, он выполнял с необычайной виртуозностью. Я помню смешной фельетон… о недостаточном качестве супа в столовой кораблестроительного института».

Сергей Довлатов

Долго и безуспешно пытался стать членом Союза писателей СССР

Членство давало одну, но неоспоримую привилегию: неприкосновенность от преследований по статье «тунеядство». В 1967 году Довлатов вместе с Бродским, Гординым, Битовым участвовал в вечере молодых литераторов. Во время выступления Сергея зал падал от смеха — успех был ошеломительным.

Но через несколько дней в партию поступила жалоба бдительного литератора: «Грубый антисоветский сионистский шабаш, который прошел в Доме Союза писателей, свидетельствует о том, что в стране распространяется ползучая контрреволюция». Путь в Союз писателей для Довлатов закрылся. С 1967 по 1972 годы все тексты, отправленные им в различные издания, возвращались назад. 

Работал кочегаром, чтобы получить таллиннскую прописку

В Эстонию Довлатов переехал в 1972 году в поисках относительной свободы. Действительно, по сравнению с Ленинградом, в Таллине дышалось гораздо легче. Довлатов начал работать в газете «Советская Эстония» и «Молодежь Эстонии», много писал.

В одном из эстонских изданий даже обещали выпустить его книгу «Пять углов». Но по несчастному стечению обстоятельств при обыске у одного рьяного антисоветчика обнаружили «Зону» Довлатова. Сотрудники госбезопасности забеспокоились. Писателя выгнали из «Советской Эстонии», уже набранные «Пять углов» отложили на дальнюю полку, а писатель вынужден был вернуться в Ленинград. 

Водил экскурсии по Пушкинским горам

Устроиться гидом его подтолкнули нелегкие обстоятельства — работы почти не было, его рассказы не печатали. Сам Довлатов любил рассказывать байку, что в бытность экскурсоводом частенько показывал «филологической молодежи» настоящую могилу Пушкина. Разумеется, за отдельную плату. Именно в это время параллельно Сергей Довлатов начал печататься за границей, передавая свои материалы в журналы «Континент», «Время и мы».

Довлатов проводит экскурсию в Михайловском

Довлатов пил более 30 лет

Были, конечно, перерывы, но фактически он всегда находился в «красной зоне». Это пагубное увлечение началось еще в юности, а его первый брак уже омрачался «утечкой» семейного бюджета: как вспоминала Ася Пекуровская, он каждый день пропивал ровно 2,5 рубля в культовом ресторане «Восточный», а закусывал деликатесами, стянутыми с соседних столиков у ушедших потанцевать посетителей.

В 60–70-е годы в литературных, интеллигентских кругах пили много и буднично (как, впрочем, и вся страна), но Сергей Донатович делал это беспощадно. Периодически он яростно боролся с этой страстью, но сам признавался, что даже в периоды полной «завязки» помнил о водке «с утра до ночи».

Но про Довлатова нельзя сказать, что он «страдал» алкоголизмом. Пить — это был его сознательный страшный выбор. В этом акте спаивания самого себя даже не было характерной для русского человека обреченности, принесения себя в жертву этой сложной жизни, а скорее какой-то грубый самоубийственный порыв.

Лев Лосев иронично вспоминал:

Я видал: как шахтер из забоя,
выбирался С.Д. из запоя,
выпив чертову норму стаканов,
как титан пятилетки Стаханов.
Вся прожженная адом рубаха,
и лицо почернело от страха.

Ну а трезвым, отмытым и чистым,
был педантом он, аккуратистом,
мыл горячей водой посуду,
подбирал соринки повсюду.
На столе идеальный порядок.
Стиль опрятен. Синтаксис краток.

Довлатов в Америке

В 1978 году эмигрировал в США, жил в Нью-Йорке

Достаточно быстро стал ошеломляюще популярным среди читателей и получил высокую оценку западной критики. За годы эмиграции издал двенадцать книг, которые вышли в Америке и Европе на пяти языках. 

Был грустным человеком

Приятели Довлатова вспоминали, что несмотря на искрометный юмор, пронизывающий все его рассказы, сам Сергей был очень сдержанным человеком и попросту не умел радоваться и быть счастливым. Даже живя в Нью-Йорке, где он, казалось, получил все, что только можно желать, Довлатов страдал от одиночества и непреодолимой депрессии. «Пьянство мое затихло, но приступы депрессии учащаются. Я всю жизнь чего-то ждал: аттестата зрелости, потери девственности, женитьбы, первого ребенка, минимальных денег, а сейчас все произошло и ждать больше нечего», — писал Довлатов.

Удостоился похвалы Курта Воннегута

Одним из самых очевидных признаний таланта Довлатова за рубежом стала публикация его рассказа в журнале The New Yorker. Кроме него такой чести удостоился только один русский писатель — Владимир Набоков. После этой публикации Довлатову написал Курт Воннегут: «Я тоже люблю вас, но Вы разбили мое сердце. Я родился в этой стране, бесстрашно служил ей во время войны, но так и не сумел продать ни одного своего рассказа в журнал The New Yorker. А теперь приезжаете Вы, и — бах! — Ваш рассказ сразу же печатают. Что-то странное творится, доложу я вам… Я многого жду от вас и от вашей работы. У вас есть талант, который вы готовы отдать этой безумной стране. Мы счастливы, что Вы здесь».

Курт Воннегут, Лев Штерн, Сергей Довлатов, 1982 г.

Несмотря на долгожданный успех и востребованность, скучал по родине

«Я этнический писатель, живущий за 4 000 километров от своей аудитории. Как выяснилось, я гораздо более русский человек, чем казалось. Не дай тебе Бог узнать, что такое жить в чужой стране, пусть даже в такой сытой и прекрасной, как Америка», — сказал как-то Довлатов. 

Одна из улиц Нью-Йорка названа в честь Сергея Довлатова

В конце 2013 года поклонниками писателя была подана петиция о добавлении его имени на улице в Нью-Йорке. На сайте change.org было собрано 17 тысяч подписей. В июне 2014 года, не дожидаясь сбора необходимого числа подписей (20 тысяч), городской совет Нью-Йорка рассмотрел и одобрил законопроект. Решение было утверждено мэром города. 7 сентября 2014 года состоялось торжественное открытие улицы Сергея Довлатова Sergei Dovlatov Way. 

Сергей Довлатов скончался от сердечной недостаточности 24 августа 1990 года в Нью-Йорке в возрасте 48 лет

Его смерти предшествовал продолжительный запой, во время которого писатель скрывался от родных. Еще ранее у него диагностировали цирроз печени. Он производил впечатление сильного, здорового мужчины, но на самом деле изнутри был изъеден алкоголем и постоянными стрессами.

Похоронен на еврейском кладбище Маунт-Хеброн в нью-йоркском районе Куинс.