Где взять пять миллионов для маниловщины Шойгу?

На модерации Отложенный

 

Предложение Шойгу создать в поле (точнее, в тайге) аж пять городов-миллионников дополнилось высказываниями дальневосточных воевод, которые заочно поспорили — Владивосток или Хабаровск станут первыми на Дальнем Востоке миллионниками.



Возникает два вполне разумных вопроса. Вопрос концептуальный и вопрос технический.

Первый из них — с чего бы такая прыть и маниловщина? Конечно, нужно сделать скидку на политический момент: верховный лидер все глубже уходит в прерию своих грёз, а потому придворные мечутся, изобретая разные штуки, которые еще могут порадовать пресыщенного и уже не знающего, чего бы еще захотеть, вождя. Идея должны быть завиральной и необычной. И, конечно, денежной, подо что тощий бюджет отсыпет из закромов щедро и без особого счета. В этом смысле дальневосточники, углядев, что к идее Шойгу божество отнеслось с пониманием, торопятся впереди собственного визга, чтобы успеть к раздаче.

Но это — скидка и текучка. Шойгу свои пять миллионников вытащил не только ради доброго взгляда начальства.

Глобальный тренд очевиден: решение о переходе на новый технологический уклад и более того — в новую фазу развития. Как именно она будет называться, сказать сегодня нельзя. Постиндустриальная, неоиндустриальная, когнитивная фаза или как-то еще, важно то, что в ней заложен понятный смысл — индустриальная фаза себя исчерпала. Ключевая ценность фазы — связность — перенапряжена, инфраструктура фазы буквально проедена. Требуется рывок к новой ценности, которую опять-таки еще сложно назвать, но зато можно описать. Ключевой вопрос новой фазы — доставка любого товара (услуги) в любую точку земной поверхности, которая обладает любой (даже нулевой) связностью. Звучит сложно, выглядит еще сложнее, но и мир стал очень непростым.

Решение есть — это укрупнение рынка. Циклы Кондратьева, из которых, собственно, и следует понятие «технологический уклад» - это, конечно, модель. То есть, упрощенное представление действительности. И как у любой модели, у нее есть своя собственная область определения, внутри которой модель функциональна, за пределами которой она выдает ошибку, выходящую за пределы разумного. Для теории циклов Кондратьева такая область — это размер рынка. Количество платежеспособных покупателей товаров, работ и услуг.

Для первых укладов размеры рынков невелики. Несколько десятков тысяч человек, несколько сот тысяч, примерно миллион. Это вполне небольшие локации, которые в лучшем случае занимают территории нескольких небольших государств. Однако уже четвертый технологический уклад потребовал рынки емкостью в десятки и даже под сотню миллионов человек. Конвейер — символ четвертого уклада — нерентабелен без массового производства однотипной продукции, которую еще нужно продать. И четвертый уклад породил макрорегиональные рынки, то есть, объединения государств достаточно крупного размера. Более того — капиталистическая экономика (а четвертый уклад — это уже классический капитализм) создал феномен стремления к монополизации рынка, возникновению единых стандартов рынка, что само по себе делало проникновение на него конкурентов извне делом гораздо более хлопотным и непростым, а с учетом регуляторных возможностей государств — очень непростым.

Пятый уклад стал последним, когда экстенсивное расширение рынков еще позволяло удерживать модель Кондратьева в рамках функциональной области определения. Но речь теперь пошла уже о сотнях миллионов потребителей. И такие рынки могли потянуть уже либо очень крупные государства-доноры с набором своих сателлитов, либо объединения государств примерно одного «калибра». В Европе, к примеру, во времена двуполярного мира было создано два рынка - «Общий рынок» Западной Европы и Совет экономической взаимопомощи СССР и стран Восточной Европы. Каждый из них насчитывали примерно по 400 миллионов человек, что позволяло обоим рынкам уверенно выйти в пятый технологический уклад. Сейчас таким рынком обладает Китай, который сумел решить поставленную задачу переориентирования экспортного потенциала на внутренний рынок, и примерно 500 миллионов платежеспособных потребителей у него уже есть. Правда, не все так гладко: за успех Китай заплатил колоссальным долгом, который нужно как-то аккуратно сдувать, если, конечно, это возможно.

Для выхода в шестой уклад полмиллиарда потребителей недостаточно. Речь идет о количестве в миллиард потребителей (плюс-минус пару сотен миллионов, причем скорее плюс). И даже наднациональные рынки такой ёмкости создать практически нереально. Все дело во внутренних противоречиях государств, которые буквально разваливают подобные образования изнутри. Попытка решить проблему через два суперкластера Транстихоокеанского и Трансевроатлантического партнерств, видимо, уже провалилась. Сама идея была обещающей и любопытной, но реализовать ее, скорее всего, уже невозможно. Однако крах этой концепции показал, что двигаться в направлении объединения национальных государств в их конгломераты бессмысленно — слишком тяжелая по замыслу, проектированию, сценированию и исполнению задача. И как этим всем управлять — тоже вопрос, на который ответ может быть дан только опытным путем.

Отсюда и появилась «новая нормальность». Которая на самом деле является не самодостаточной, а лишь инструментальной по отношению к ключевой задаче — строительству рынка ёмкостью в миллиард потребителей.

Такой колоссальный рынок должен обладать рядом взаимоисключающих свойств. Он должен быть единым в плане стандартов (стандартов технологических, стандартов потребления, стандартов управления и так далее), но не монолитным, так как монолитность можно обеспечить только за счет закрытия системы, а это — немедленное накопление энтропийных процессов с последующим коллапсом.

У системы Партнерств открытость системы обеспечивалась их конкуренцией, для единого глобального рынка конкуренция должна происходить внутри с обязательным отводом энтропийного шлака из системы. Задача более сложная, чем у Партнерств.

Решение было известно достаточно давно — система двухсот (в ином изложении пятисот) агломераций.По сути, это сетецентрическая система, гибкая и функциональная, но она обладает ключевым недостатком — невозможностью унификации управления на базе национальных государств, которые не могут привести в соответствие свои законодательства без политического партнерства, а это - задача неразрешимая. Разрушение национальных государств тоже проблему не решает, так как они обеспечивают каркас всей конструкции, отвечая за ее устойчивость.

Новая нормальность — попытка совместить противоречия через перераспределение функционала между корпоративным и государственным управлением на базе системы «вольных городов»-агломераций. То есть — вручить государственным системам управления рамочный контроль за территориями агломераций и управление территориями за их пределами. Сами агломерации переходят под управление корпоративных структур. Понятно, что на практике это более сложная и динамически изменчивая система балансов, но общая суть — в этом.

Население агломераций должно попасть в стандартизированный поток управления, где общие правила будут едины, как правила в концлагерях или тюрьмах. То есть, в каждой есть свой начальник и свои надзиратели, в одной любят пытать током, в другой — бить по пяткам, в третьей — сажать на бутылки, но общие правила тотального контроля и подчинения примерно едины для всех. Стандарт управления был найден — это цифровой фашизм. Кстати, весьма неплохо описанный Айзеком Азимовым в его цикле «Я-робот» и в особенности «Стальных пещерах» этого цикла. Кто не читал — прочтите именно с этой точки зрения.

Проблема в том, что основной массовый потребитель рынка — это средний класс. Который сегодня обладает миноритарной собственностью, включая и деньги, сопоставимой с собственностью корпораций и их объединений. А значит — помимо собственности средний класс успел обрасти и правами по их защите и сохранению. Вот так вот взять и отобрать — не решение. Оно избыточно затратно просто потому, что сопротивление среднего класса потребует гигантского ресурса для его слома, а ресурс на этапе кризиса системы — дефицит. Он потребуется помимо всего прочего для фазового перехода между нынешним укладом и будущим, а фазовый переход — процесс невероятно затратный и прожорливый.

Поэтому и пандемия. Цель которой — классический террор. Террор глобальный, но при этом затрагивающий в первую очередь именно агломерированные территории и имеющий перед собой совершенно конкретного врага — средний класс. Который в процессе локдаунов лишается собственности, а в процессе террора — запугивается до состояния добровольного размена прав и свобод на мнимую безопасность. То есть — концлагерь, но добровольно и с песней. Процесс затратный, но куда как более экономный чем просто взять и отобрать.

В общем, тема обширнейшая, детализировать ее можно очень долго. В очередной раз сообщу, что на эту тему я провожу уже не первый семинар, и если кому она покажется интересной — 4 сентября в субботу состоится очередной. Ссылка на него и на запись в конце текста.

Но при чем тут Шойгу? При том, что тренд глобальный, но встроиться в него и в цифровой фашизм путинская элита очень даже не прочь. Да ей и деваться некуда — своего проекта у нее нет и быть не может.

Проблема в том, что в России с агломерациями неважно. По сути, их две — Москва и Петербург. Потенциально — Казань и Екатеринбург, возможно, еще пару. Но Казань и Урал в целом кооперируются с Москвой — Собянин опирается на кадровый ресурс этих регионов и постепенно уже даже непонятно, кто именно руководит Москвой. Петербург прочно захватил Газпром и каждые выборы при всей их карнавальности именно в Питере проходят в ожесточеннейших схватках, когда борьба идет не за балансы и расклады, а за полное истребление (пока в политическом и административном смысле) конкурирующих группировок.

Шойгу не может войти в эту борьбу, шансов у него просто нет. Но если нельзя, но очень хочется, то можно попробовать пристроиться сбоку. Отсюда и сразу пять миллионников, контроль над которым и хочет взять в свои руки непотопляемый менеджер. Конечно, задача не сильно простая, а с учетом все более хилых возможностей и дефицита времени может вообще оказаться неподъемной, но что делать?

И, наконец, технический вопрос, следующий за концептуальным. Ну хорошо, допустим, Шойгу построит эти пять городов. Откуда он возьмет пять миллионов жителей? Сам родит или кому поручит? Вопрос непростой, кстати. Просто взять местных аборигенов нельзя — житель агломерации — продукт селекции, причем поколенческой. Штатная численность в миллион жителей не делает город-миллионник городом-агломерацией. Нужны люди, умеющие в агломерацию, умеющие в ней жить, являющиеся тем зародышем, вокруг которого новые жители будут становиться «агломерянами», а не растворять жителей агломерации в своем образе жизни.

Поэтому строительство миллионников Шойгу будет сопровождаться все более ожесточающейся борьбой за москвичей, казанцев, екатеринбуржцев, красноярцев и петербуржцев. Что, конечно, не будет вызывать восторга у тамошних лендлордов — это их подданные, и это их пищевой ресурс. Так что в любом случае конфликт неизбежен