Не любит наш народ добреньких
На модерации
Отложенный
С чего-то решили, что я всех презираю.
– Ты смотри, – сказал мне наш главный, – мы с тобой так не сработаемся. Чего ты из себя надзорщика какого-то строишь?
– Да ничего я не строю, это вам кажется.
– Нет, не кажется, у тебя на физиономии все твое высокомерие написано…
Пошел, посмотрел внимательно на свою физиономию – действительно, вид не нашенский, словно я лорд какой-нибудь наследственный.
Стал думать, искать варианты, как мне с такой физиономией дальше быть, не хотелось бы из-за нее работу терять.
И тут увидел в соцсетях объявление, что какой-то титулованный имиджмейкер может любое выражение на лице человека смастерить. Хочешь полную лояльность изобразит, горячую поддержку, хочешь – нетерпимость к врагам отечества, хочешь – неустанную заботу о других, сострадание... Всему, что требуется, научит. У него и политики многие, и бизнесмены уроки брали, чтобы доверие к себе вызвать, не отталкивать своей рожей.
И обратился к нему. Сказал: – Хочу, чтобы окружающие считали меня своим. Что я никого не презираю, не игнорирую, а наоборот, сильно люблю и уважаю…
Правда, смущало: чего же он со своей-то физиономией ничего не сделает, раз такой мастак – уж больно она у него неприятная, высокомерная, еще хуже, чем моя? А потом понял: ему это как раз нравится, что все от него пятятся. Он же не в корпорации работает, как я. Художник-одиночка, ему все эти окружающие ни к чему, только раздражают.
Ну, начали заниматься с ним по всяким научным методикам. Там у него и разные руководства для артистов, и пособия для спецслужб, и наставления из воровского мира…
Наконец, где-то через месяц мне говорит: – Ну что ж, я свою задачу выполнил.
На вас теперь любо смотреть. Хороший, надежный во всех отношениях член общества. С таким не пропадешь… – И презрительно усмехнулся при этом.
Я посмотрел придирчиво на себя в зеркало: точно! Ни капельки прежней спеси не осталось. Просто лапуня.
Гляжу: и на работе больше ко мне не придираются, и домашним мой новый облик очень понравился. И всё бы шло хорошо, если бы не моя случайная стычка с народом.
А дело так было. Иду я как-то по нашему парку, настроение самое доброжелательное, вижу, какие-то мужики на лавочке бухают.
Я – к ним. Думаю, дай-ка проверю, как простой народ теперь на меня реагирует, заметят они во мне какое-то высокомерие, презрение, или, наоборот, сразу потянутся ко мне…
Говорю радостно: – Здорово, мужики. О чем беседуем, какие проблемы?
И тут один из них поднимается и злобно так говорит: – Тебе чего надо, прохожий?
– Да я с самыми добрыми намерениями, просто пообщаться хотел…
– Знаем мы ваши намерения! Нашел дурачков. Небось, в депутаты намылился, вот и пиаришься...
А другой из народа: – Да педик это, че не видишь, такой ласковый…
Я, возмущенный, дёрнул в сторону.
«Зря я с ними любезничал, – злился я на себя. – Похоже, не уважает наш народ таких доброхотов, с ним пожёстче надо, чтобы боялись. Тут этот мой новый имидж не прокатит…»
И я вспомнил своего имиджмейкера. Не случайно он, видать, такую отталкивающую физиономию себе сделал.
Комментарии
и жизнь ценя как чью-то милость,
палач гуляет с тем, кто выжил,
и оба пьют за справедливость.
(с)
Чем-то напомнило искромётные стили Анатолия Трушкина и Лиона Измайлова.