Любовь и задачник Ларичева

Любовь и задачник Ларичева.

В нашем сборном классе из двух хуторских школ оказался местный мальчик,
     тоже сельский, но из более, так сказать, цивилизованного большого села: с
железнодорожным вокзалом, ежедневным рабочим поездом, двумя пассажирскими, которые останавливались на две минуты, и переполненной детьми средней школой.
По каким-то причинам на занятиях он появился с опозданием на неделю, когда классы уже были сформированы, и всех вновь прибывших определяли в наш последний по литере гэшный класс.
И ещё к нам попала местная Лёля, фигуристая, в облегающем талию школьном платье с особым покроем. Чужаки держались вместе, на переменах они уходили к своим в 8»А». Оттуда со звонком возвращались порознь: вначале он, унылый и явно чем-то расстроенный, потом она, улыбающаяся и с пылающими щёчками.
Нас рассаживала по своему усмотрению наша классная, высокая молодая дама с шапкой-буханкой волос на голове.
Чужак достался мне. Он так исподлобья взглянул на меня, будто рядом с ним оказалась давно надоевшая ему попутчица, от которой он пересел на другое сидение, а взрослые по дурости опять вернули его на прежнее место.

Паренёк явно знал себе цену и не скрывал передо мной своего превосходства.

Как-то, вернувшись в своё обычное лёгкое настроение, я спросила у Панкратова — с такой фамилией оказался мой сосед по парте ,— сделал ли он перевод с немецкого.
- И что, если сделал?
Его вопрос так огорошил меня, что я на миг онемела и мысленно поползла под парту от его колючих насмешливых глаз.
- Да я там одно слово не смогла найти, - пролепетала я, сделав, насколько мне это удалось, равнодушное лицо опытного переводчика.
- Какое слово?
Господи, какое же слово назвать, чтобы оно показалось трудным и почти непереводимым? Текст я дома успела только просмотреть, уловив общий смысл. Я хмурила брови, тёрла пальцем переносицу, напрягая ум, чтобы вспомнить то самое слово, которое я не только не видела, но даже не слышала никогда.
- Геборен, кажется... - ляпнула я первое, что наконец пришло в голову.
- В домашнем тексте такого слова нет, - влезла мне в уши насмешливо-презрительная фраза. - Но здесь оно есть, - и сунул мне под руку, не занятую поиском потерянного слова на лбу, словарь.
Я нехотя и небрежно стала искать трудное слово, перелистывая наугад страницы. Панкратов с издевательской улыбкой наблюдал за мной, совсем растерявшейся, но под маской ленивого равнодушного лица.
- Не там ищешь! Ты что, немецкого алфавита не знаешь?
- Я в твоём словаре не могу разобраться, - трёкнула разумница, доставив истинное наслаждение пересмешнику.
Боковым зрением я вижу, как он указательным пальцем крутит у своего виска, уставившись на меня колючими серыми глазами.
Зазвенел звонок, класс зашумел, захлопал крышками парт, мы пропели двусложное разноголосое «До -свиданья» - и я спасена.
Сейчас он с Лёлькой уйдёт по коридору в самый конец, где на последней двери значится 8»А».
-Люсика, дай, пожалуйста, перевод по немецкому, - прошу я нашу маленькую труженицу, у которой всегда всё выполнено. Она смотрит на меня большими сине-серыми глазами, такая простодушная, и у меня в руках уже её аккуратная тетрадка, в белой обложке, чистенькая, как и сама хозяйка.
Переписала каждое предложение с новой строчки, чтобы легко было сверить с текстом. Успела, слава богу. Никогда так не волновалась и не торопилась. Даже вторично пробежала глазами. Всё понятно. Всё ясно.

Как обычно, перед звонком влетает в класс взъерошенный Панкратов, чуть позже весёлой птичкой впорхнула Лёля, с нежной улыбкой и порозовевшим лицом.
После запоздалых учеников в класс заходит наш однорукий «немец», в своём неизменном пиджаке кирпичного цвета. Говорят, что рукИ Веник (от имени Вениамин) лишился на фронте, но сам он никогда с учениками ни в какие разговоры не вступает и класс покидает секундой позже звонка. Никакой методикой он себя не утруждал, мы знали, что вначале несколько человек будут читать с переводом, потом уныло и скучно начнётся спряжение правильных и неправильных глаголов. Отстрелявшиеся ученики могут, спрятавшись за спину впередисидящего, подремать или заняться подготовкой следующего урока. Любителей поспать на парте наш Веник ( то ли ласкательное имя, то ли сухой букет для подметания пола, нам больше нравилось последнее) не замечал до тех пор, пока их полностью не охватит благостный Морфей. Потом внезапно
ка-а-а-к включит рупор своего противного голоса, озвучивая фамилию сладко задремавшего! Бедняга схватывается с места и стоит минуту с   перепуганной вусмерть физиономией, не понимая, чего от него хотят. Но ученики, казалось бы готовые взорваться смехом при любом курьёзе, к неудовольствию зловредного немца сидели молча, уткнувшись в тетради и книжки, делая вид, что кроме немецкой речи их ничто на свете не интересует.

Просидев полночи над «Как закалялась сталь», я, получив «гут» и заслуженную четвёрку, прилегла на парте, повернув голову на левое ухо. Вдруг слышу, Панкратов тихонько толкает меня в бок: «Подними голову, немец на тебя смотрит, сейчас заорёт». Я бодренько выпрямилась, яростно листая страницы дойча. Опасность миновала, и сон пропал. Но вот удивительно, почему этот самонадеянный, презирающий меня пацан вдруг проявил такую заботу? Мне всегда казалось, что его веселила любая моя неудача и он так победоносно взирал на меня с высоты своих знаний.
Его черновики были исписаны размашистой росписью ПАН, в которой конец Н заворачивался вверх и покрывал крысиным хвостом предыдущие буквы. Потом я поняла, что это не только начало фамилии, но инициалы от имени-отчества: Панкратов Андрей Николаевич, - в общем, со всех сторон пан, ни дать, ни взять.
Весь класс тогда увлёкся составлением собственных вензелей, иные получили соответствующие прозвища. Пан среди всех оставался паном, и равных ему по социальному положению в классе не находилось.

А кем стала я? Начальная буква украинской фамилии (Гаращенко), сочетаясь с двумя инициалами, составляла ГАП. И что это могло значить? Решительно ничего эстетичного в такой аббревиатуре не содержалось. Я мысленно прибавила сочетание суффикса и окончания, получилась ГАПка, презрительное крестьянское прозвище растёрханной неумелой женщины. Ну понятно, что   Пан всегда будет презирать неудачницу Гапку с небольшого затерянного хутора. И когда после изучения Шекспира я получила по созвучию фамилии кличку Горацио, я была просто счастлива: как- никак, единственный верный друг Гамлета. И про Гапку было забыто, как про Паньковы штаны, тем более, что и знала о ней только я.

Пан, конечно, своего величия не забывал, но уже и не старался возвыситься над
бедной Гапкой. Про себя я отметила, что он уже не бегал с Лёлькой   на перемене к последней двери по коридору, она ходила туда сама. Андрей (я только в мыслях произносила его имя) мало-помалу стал находить общий язык с нашими мальчишками, часто что-то им увлечённо рассказывал и даже перекатно смеялся. Улыбка и смех делали его совсем другим — простым и по-детски открытым.
Однажды я пришла в школу без задачника Ларичева по той простой причине, что хозяйский кобелёк, избалованный нашими постоянными играми с ним, изрядно погрыз оставленную мной книжку на завалинке, посчитав, очевидно, что это специально для него оставили такую игрушку. Дома я пользовалась лохматым донельзя   сборником, но нести его в школу, да ещё чтоб его увидел Пан-насмехатель, я не решилась. А наша математичка, дама пожилого возраста, иногда устраивала себе отдых, загрузив нас самостоятельной работой на весь урок. Я, перегнувшись через парту, заглядывала в книжку впередисидящей девочки, пытаясь переписать свой вариант. Пан молча наблюдал за мной, потом
не вытерпел и выдал:
- Что ты заглядываешь туда, как гусыня, вот лежит мой задачник — и смотри.
Я опустила свою пятую точку на скамью и, повернув голову, стала читать условие задачи, чуть ли не выворачивая глаза наизнанку.
- Сядь поближе, я не кусаюсь, - снизошёл Пан, легонько потянув меня за рукав.
Я посмотрела на него в упор: Боже, сколько у него доброты в глазах, посылающих мне тепло и солнечные лучики! Сердце моё, почему-то обиженное — на кого бы? - на этого чужого мальчишку, оказавшегося рядом, затрепетало, как мелкая пойманная рыбёшка, которую за ненадобностью выбросили на песок. Умеющая легко и просто общаться с подругами, заливисто смеяться при каждом сколько-нибудь курьёзном случае и без случая, тут я просто онемела от его лучистых серых глаз. Такого смятения души я никогда не испытывала, и, казалось, если я попытаюсь что-то сказать, то он услышит жалкое бормотание заики, тщетно пытающегося произнести первое слово . Он, конечно, всё поймёт и рассмеётся мне в лицо:

- С чего это ты такая перепуганная?
Но он, на удивление, молчал, продолжая пристально смотреть на моё лицо, по которому — я чувствую - расползаются красные горячие пятна. Нет, ну это же пытка! Как же выйти из этого состояния? Я старательно решаю уравнение с двумя неизвестными, и похолодевшие мои пальцы до боли сжимают ручку, перо в которой яростно царапает бумагу и в спешке лезет за поля.

И вдруг этот Пан, никогда не задевавший меня даже рукавом, спокойно положил свою тёплую руку на мою и сказал:
- Ну что ты? Всё нормально. Осталось правильно сделать вычитание — и ответ готов.
Это он о чём? Ах да! Это он про мой вариант! Рука моя сама что-то писала, цифры танцевали перед глазами, однако к итогу я всё же подошла, закончив задачу финальным словом «Ответ».

Следующий день я ждала с нетерпением и волнующим любопытством. Но напрасно! Пан сел за парту как ни в чём не бывало, даже не взглянув на меня.
«Опять эта Лёлька будоражит его», - подумалось мне. И как же хороша эта тупая дурочка, ну всё при ней: и фигурка, и одежда не как у всех, и голосок такой нежный, воркующий. А я тут сижу около него вся деревянная, ни сказать толком ничего не могу, да и украсить себя особо нечем. С девчонками я совсем другая: что-то взахлёб рассказываю, хохочу вместе с ними, нещадно дразню мальчишек.
Вон Колька Любченко таращит на меня свои дурные глаза и улыбается во весь рот. Я   позволила ему даже поцеловать себя из чисто девчачьего любопытства: как это целуются и что при этом чувствуют? Скажу честно: его слюнявый поцелуй меня не тронул, к тому же, когда он приходит к нам с Райкой, где мы живём на квартире, руки его пахнут борщом. Картошку, что ли, он ими вылавливает из чашки, а потом не моет? Дежурным он по кухне был... Да хоть поваром, но ты же к девчатам идёшь, так избавься от кухонных запахов, покури, наконец, вон пацаны смалят на переменах за углом школы, так от них хоть мужичий запах идёт...

По проведённому радио на уроке физики я попросила ребят на том конце, в соседнем классе, позвать к микрофону Кольку и во всеуслышанье сказала: «Колька, у тебя пеликаний нос и руки как грабли!» Гонялся за мной по всему школьному двору, взъерошенный, будто квочка, у которой собака разогнала цыплят. Догнал-таки! Ну, думаю, щас за язык мой достанется, как куцему на перелазе! Ан нет! Как-то сразу остыл и всё талдонил одно и то же: «Вот ЧТО тебе за это сделать? ЧТО сделать, а?»
Кольке я могу сказать что угодно. Пан же делает мои уста немыми, руки неловкими, а голову пустой и глупой.

Сегодня сидит, как сыч надутый, и похоже, я его раздражаю всем, своим присутствием в первую очередь. Не в настроении он, видите ли... Сидит спиной к стене и вытянул ноги на часть моей половины; моя одна нога уже в проходе торчит, все идут спотыкаются. Ему, небось, в такой позе хорошо видна Лёлька на противоположном ряду...
- Убери свои царги, - осмелела я до неприличия. - Расселся тут, как тётка на лавочке...
Пан вдруг удивлённо приподнял брови и посмотрел на меня с улыбкой. И тут же покорно сел за партой прямо, не претендуя на мою территорию.
- Давно бы сказала, мне просто так удобно было сидеть.
- Зато мне неудобно...
- Ах, простите меня, мамзель Шурочка, великодушно...
И оба рассмеялись, насколько это было прилично на уроке.
Первую четверть я закончила без единой тройки. Мне стало стыдно стоять у доски, переминаясь с ноги на ногу, что-то выдавливать из себя и вглядываться в лица старательных подсказчиков.   Одного боялась: наткнуться глазами на Панкратова, который внимательно слушает и, кажется мне, иронически улыбается, ища, к чему бы придраться. Он же зануда!

Конец первой четверти -это осенний бал в школе. Хотя надо признаться, что в наше время он просто назывался школьный вечер. Бал был и остался у нас в душе, и надолго, у меня — на всю жизнь.
Парты сдвинуты по двум противоположным стенам в два этажа. Пустые дыры- пространства мы заполнили ветками калины, рябины и барбариса. Пучки разноцветных осенних листьев издают запах прелости школьного   сада. Сочетание искусственных цветов зелёного и красного не радует глаз, а вот в природе оно органично и естественно.

Мальчишки стайкой собрались у радиолы, девчонки одна за другой впорхают, как разноцветные бабочки. Атласные ленты по случаю праздника стянуты ниткой в плотные розочки и приколоты за ушами к хвостам косичек, уложенных в «корзиночки».
Мастерица Оля, наша портниха, сшила мне кофточку из майи: кокетливый рукав-фонарик, воротник-шалька заканчивается пышным прозрачным бантом в глубоком вырезе. Штапельная юбка-шестиклинка широким обручем перехватила мою талию — ни охнуть, ни вздохнуть.
- Тебе надо подобрать ленты, чтобы они оттеняли зелень рисунка на кофте, - советует Оля.
Зелёные ленты? Ни за что! Они у меня есть, но я их не ношу с тех пор как Пан сравнил их цвет с гусеницей и даже показал пальцем, как она горбато   ползёт       по листьям. Нет!   В косах у меня будут широкие белые ленты!
Я смотрю на себя в зеркало, впервые довольная собой. Ну ведь правда хороша!
Оля, снимая мерку, говорила, что у меня красивые длинные руки. Да и действительно, они у меня ничего! Пан, конечно, расценит их по-другому, как обезьяньи, скорее всего!
Двери празднично убранного класса распахнуты настежь! Мы кружимся в вихре вальса! Мы счастливы!

Но вот на пороге появилась запоздавшая Лёля Логачёва и всех затмила своей красотой. Нарочно ведь задержалась, плутовка! Чтобы высветиться!
Ленты-розочки в косичках?   Боже мой, как примитивно и безвкусно! У Лёли на голове белый крепдешиновый бант! Один, сбоку! Как живой!
Юбка-шестиклинка? Да это же вчерашний день! На Лёльке юбка-клёш — розовая мечта всех девчонок. Такая красавица не будет стоять в ожидании приглашения. Вот она уже плывёт в вальсе с высоким темноволосым юношей из 8»А». Все знают Диму Назаренко как Лёлькиного кавалера. Как красиво они смотрятся! Но нас, скромно одетых учениц, больше привлекает Лёлькина юбка: развёрнутым веером она бежит за Дюймовочкой с тонкой перетянутой талией!

Музыка неожиданно стихла, и наша Люся-затейница объявляет игру «Почта» . Номера поручили сделать нашему классу; девчонки старательно вырезАли кружочки, цифры рисовал Пан: только он в совершенстве владел чертёжным шрифтом. На правах хозяина он выбрал себе сороковой номер, почти для каждого в классе он обозначал год рождения. Я попросила 22 — день своего рождения.
Почтальон уже бегает по залу, выкрикивая номера тех, кому адресовано послание. И вдруг я слышу: «Две двойки у кого?». Я по привычке поднимаю руку вверх, обозначая себя. Открываю записку с трепетом: »Привет, двоечница!Танго танцуем?» Чуть ниже — обратный адрес , аккуратное 40, выведенное чётко и с каким-то шиком, как умеет только Пан, для которого цифры -это магия математики и черчения.
Я поднимаю голову, а он уже рядом, и уже льётся знакомая мелодия:
Вдыхая розы аромат,
Тенистый вспоминая сад
И слово нежное «люблю»,
Что Вы сказали мне тогда...

Я невесомо двигаюсь в танце и только слышу тепло его руки на моей талии.
Что за притягательная сила заложена в этом с виду ничем не примечательном, самоуверенном мальчишке? Я — кусочек металла, отдалённый от магнита на таком расстоянии, что, чуть-чуть не рассчитав, помимо своего желания можем слиться в одно целое, такое желанное и сладостное.
Он о чём-то спрашивает меня, я отвечаю — впопад, невпопад? Но со смехом и той наигранной весёлостью, которая служит маскировкой трепетных чувств и тайных мук. Ещё не было никаких признаний, но нежность и боль поселились в нас уверенно и глубоко. Эти чувства звенели уже первым весенним водопадом и отдавались лебедиными голосами где-то высоко-высоко, превращая нас в безумных ангелов.
Наша классная дама, блюстительница порядка и сторонница твёрдых знаний, с первого своего пронизывающего взгляда распознаёт любовь рядом сидящих и тут же рассаживает их по своему усмотрению. Всё верно: какая учёба в голову полезет, когда нам постоянно хочется говорить, шутить, смеяться и млеть от нечаянного прикосновения друг к другу?
Пан теперь сидит впереди на другом ряду с девчонкой, которая у меня никаких опасений не вызывает: у неё тёмное, как будто немытое лицо, школьное платье с многочисленными пятнами и чёлка дыбом, будто наэлектризованная.

Стоит мне только внимательно посмотреть в его сторону, как он тут же поворачивается и успевает схватить мой взгляд. Я, пристыженная, краснею, а он, довольный пойманной добычей, улыбается, как удачливый птицелов, запоймавший в свою сеть певчую птичку.

В последней четверти, после весенних каникул, моего Пана не оказалось на месте. Семья увезла его на Алтай, откуда она и попала в наши места по неизвестным причинам.
Его близкий друг передал мне задачник Ларичева, а в нём — фотография.
Темноволосый мальчишка с аккуратно причёсанными волосами. Чёрная вельветка оттеняет серьёзное светлое лицо с упрямым, немного грустным взглядом.
Обратная сторона чёрно-белого фото наполовину разрисована двумя нарядными двойками. Это номер моей почты. И краткая надпись: Двоечнице от Пана.
В самом низу — цифра 40, обрамлённая контуром сердца с расходящимися лучиками. Это номер его почты.