Сущность истории СССР в 3-х частях; часть 1

На модерации Отложенный

      В ходунках и подгузниках

   

      Представим: фанатики-террористы в полете захватывают лайнер. В перестрелке гибнет экипаж. Какова дальнейшая судьба пассажиров и самолета?

      Нечто аналогичное, но уже не с самолетом, а с целым громадным государством произошло в 1920 г в России.

      В стране, после трех лет буйства, затихала буржуазная революция. Феодально-монархическая власть победно раздавлена гражданской войной. Почти все «беляки» и интервенты выброшены за пределы. Наступает исторический момент торжественного вступления буржуазии во власть. А ее, буржуазии, простите, и нет. Уничтожена по ходу революции. И необъятная могучая держава остается без управляющего класса.

      Опасно ли это для нации? Да, опасно. Смертельно? Нет. Как говорится, были бы кости, а мясо нарастет. «Кость» же в данном случае – уровень производительных сил. Сам факт буржуазной революции – 100%-ный показатель того, что экономика державы с грохотом меняет устаревший способ производства. На смену феодальному идет капиталистический. Который задает новое деление общества на классы. И кто бы при товарном производстве ни владел заводами и фабриками, хочет он того или нет, но именно он и будет капиталистом.

      История СССР начинается с феноменального и парадоксального факта – буржуазная революция нечаянно уничтожила саму буржуазию. И это стало совершенно очевидно в 1920 году, когда ей полагалось вновь стать у государственного штурвала.

   

      Почему «вновь» и «полагалось»? На этот вопрос отвечает закон исторического процесса. А именно – закон буржуазной революции. (См. графику ниже).

      Социальный переход от феодализма к капитализму бурлит государственными переворотами. Во Франции, например, их было аж 19. Но решающих, ключевых для истории любой нации – всегда только три.

      Первый. Когда антифеодальные силы все вместе ниспровергают феодальную власть. В России такой переворот пришелся на февраль-март 1917 года. В частности, 27 февраля были арестованы царские министры и государственный штурвал подхватило буржуазное временное правительство.

      Историческая ступень номер два. Когда к рулю, оттеснив буржуазию, прорываются радикалы-утописты. Это случилось как раз 25 октября того же года.

      И здесь необходимо небольшое революционно-лирическое отступление. А что это за такие экстремисты-утописты и можно ли обойтись без них?

      Нет – говорит тот же закон буржуазной революции. Радикалы-утописты, или левые фанатики – ключевой субъект и необходимая ступень самой буржуазной революции. Для того, чтобы буржуазия, придя к власти, не чувствовала себя на горячей сковородке феодализма, революция наносит сокрушительный удар по старому режиму. Разрушают вертикали его власти и выбрасывает на свалку прежнюю холопскую идеологию. Буржуазия, в силу своей либеральной нерешительности, сама сделать это не в состоянии.

      И вот здесь на помощь ей история бросает в прорыв экстремалов-пассионариев, которые всегда у нее под рукой.

   

      Как экстремисты они признают лишь крайние меры. Казни, расстрелы, беспощадный террор. У Робеспьера во Франции в этот период гильотина работала день и ночь. Ленин – Троцкому: «Удивлен и встревожен замедлением операций против Казани... По-моему нельзя жалеть города и откладывать дальше, ибо необходимо беспощадное истребление...». Троцкий – Ленину: "...Отсутствие револьверов создает на фронте невозможное положение. Поддерживать дисциплину, не имея револьверов, нет возможностей". Страх и ужас – их главный инструмент. Но именно с его помощью «леваки» жгут мосты возврата в феодализм и мостят собой дорогу буржуазии.

      Как утописты – они в полном отрыве от исторической реальности. Свою кровавую работу совершают при фанатичной вере в какой-либо популистский бред.

Мозги русских большевиков, например, были напрочь затуманены мнимой близостью мировой революции и социализма в Европе.

      Но час радикалов-утопистов короток. Мавр сделал зачистку страны, мавр должен уйти.

      И тогда наступает третий исторический момент. Революция изгоняет «леваков» и вновь передает штурвал буржуазии.

      Во Франции это сделал сам Конвент. Пресек террор радикалов, отправив всех их самих на эшафот. «Революция пожирает своих детей», – только и успел воскликнуть коллега Робеспьера Верньо. И французы, перевернув кровавую страницу революции, опять зажили полнокровной политической жизнью.

      Иная картина в России. К тому моменту, когда пришла пора свергать «леваков», уже не осталось тех, кто мог бы это сделать. Большевики оказались не просто экстремистами, а суперэкстремистами. К концу 1920 года они свирепо умертвили всю политическую жизнь в стране. То, что могло стать российским Конвентом – избранное народом Учредительное собрание, было похоронено ими еще 5-го января 1918 г. Прямо в день его рождения. Категорически запрещены как контрреволюционные все партии, кроме них самих. Противостоять радикалам было некому. А уж свергать их – и подавно.

   

      Перестарались большевики и с экономикой. И здесь они оказались суперрадикалами. Национализировали всё, что могли. От крупных до мелких предприятий. Банки, железные дороги, морской и речной флот, торговлю. Помимо их желаний образовался один национальный трест – прочная база государственного капитализма.

      А вот управлять этим гигантским предприятием уже некому. Возглавлявшие режим профессиональные революционеры – абсолютные дилетанты в государственных и хозяйственных делах. Без малейшего опыта управления хотя бы цирюльней. Суперрезультат их трехлетнего владычества – падение производства в стране на 80%, масса яростных антибольшевистских восстаний от Тамбова до Кронштадта и 10 миллионов беспризорных детей.

      Смотрит на эту ситуацию мать-История и прикидывает, во что же обойдется «левакам» изничтожение собственных сменщиков у государственного руля? Во-первых, стоять им самим буржуазную вахту, перерождаясь в свою противоположность. Во-вторых, торможение в развитии нации. Поскольку любое переучивание, а тем более разрушителя в созидателя, требует серьезных затрат времени. В-третьих, собственными руками свергать себя с революционного мостика. В-четвертых, уродовать страну и мир своим экстремизмом и утопизмом.

      Поэтому большевики-«леваки», помимо своей воли, отправляются по пути, начертанному для них неумолимыми и неотвратимыми историческими законами. В частности, законом строгой зависимости характера и структуры общества от фазы его экономического развития.

      Под угрозой сноса разъяренными низами они в начале 1921 года вынуждены возвратить частную торговлю и малый бизнес – ввести НЭП. Ослабить удавку на горле России. И страна начинает оживать.

      Далее, тоже по необходимости, следует и второй разумный шаг – допуск в страну иностранного капитала через концессии.

      Следующие восемь лет народ занимается своим делом, а правящая верхушка усиленно учится управлять страной. Государственные артели крепнут в конкуренции с частными. Растет товарное производство. Государственный капитализм укрепляется. Но оставаясь по своей природе утопистами, «леваки» переименовывают себя в коммунистов, а свое государственное образование с 1922 года величают Союзом советских да к тому же еще и социалистических республик.

      Медленно, но уверенно идет и процесс самоуничтожения лидеров радикального этапа буржуазной революции. Из пятерки ее вождей Троцкого, Каменева и Зиновьева стирает в порошок их бывший коллега Сталин – убийца и грабитель, восемь ходок. Ленина же и Свердлова от горькой участи соратников спасает естественная смерть.

      (Продолжение следует)

Бобер, Пчёлка.