Командарм Котов проиграл

  Странное дело. Никита Михалков очень внятно пишет о том, почему уходит с поста председателя Общественного совета при Министерстве обороны. Причины, изложенные им в письме Сердюкову, и впрямь серьезны. Суворовцам и нахимовцам год назад не разрешили маршировать по Красной площади, тогда как "воинские контингенты стран-участниц НАТО" туда пустили – можно ли такое стерпеть? А "демилитаризация военного обучения" как символ растоптанного достоинства российской армии? А последний майский парад, при оценке которого "третьим по количеству словом... было слово "позор" (и тут страшно даже помыслить, какими были первые два – И.М.)?

Короче говоря, нет вроде бы оснований сомневаться в том, что автор великих фильмов о великой войне абсолютно искренен. Его письмо, просочившееся в таблоид, действительно "есть плод... довольно долгих колебаний и раздумий". Плод созрел, раздумывать стало не о чем, и Никита Сергеевич покидает Общественный совет. Оставляя "этот пост с сожалением, вместе со спецсигналом и удостоверением".

Между тем запоминается, как учил нас герой другого великого фильма, последняя фраза. Про спецсигнал, который культовый наш режиссер как бы бросает на стол военного министра вместе с удостоверением и письмом, облитым горечью и злостью. Пресловутая "мигалка" оказывается в центре скандала, и рядом с ней все кажется таким мелким: и нахимовцы, и суворовцы, и даже натовские агрессоры на главной площади страны.

Почему так?

Как известно всякому режиссеру, есть слова, которые произносит герой, и есть образ героя, который важнее любых слов и порой полностью им противоречит. В обычной жизни это еще называется "репутацией". А на сцене и в кино сплошь и рядом являются персонажи, которые смертельную свою боль и обиду выражают фразами, не имеющими никакого отношения к делу. Вспомним хотя бы "Пять вечеров", которые с начала и почти до конца – об этом. О жалких пустых словах и живом оскорбленном чувстве.

Никита Сергеевич дрался за мигалку как лев. С использованием всего богатства родной речи и самых разнообразных средств коммуникации, включая новейшее пропагандистское оружие – проект "Бесогон-ТВ".

Он использовал всю палитру своего великолепного актерского дара – от глумливой усмешки до отчаянной мольбы. "Выйду я из этой машины с мигалкой, сядет туда Ебардей Гардеевич Кунтупаев какой-нибудь и будет на ней ездить. Вам будет легче?" – слезно и гневно вопрошал он своих недругов. Однако враги холодно кивали в ответ, отвечая: да, будет легче, и обзывали Михалкова Мигалковым.

При этом все, начиная с Никиты Сергеевича и кончая последним блогером, понимали главное: не о спецсигнале тут идет речь. Но о чем-то гораздо более ярком и громком. О признании, если называть вещи своими именами. О статусе, черт возьми. О том, что великий художник, мыслитель, философ и Просвещенный Консерватор Михалков имеет право рассекать российские дороги на своем знаменитом джипе, пренебрегая ПДД, написанными для людей куда менее заслуженных. О самом главном вопросе современного бытия: тварь он дрожащая, как большинство участников дорожного движения, или право имеет? Удалась жизнь или не удалась?

Эту войну командарм Котов проиграл. Цитадель, под завязку набитая народными слугами и генералами со своими шоферами и "крякалками", устояла и отразила многолетнюю осаду, затеянную мастером искусств. Чья-то безжалостная рука выбросила его из списка тех, кому положена машина со спецсигналом. Собственно, решение оставить Михалкова без "мигалки" было принято еще несколько месяцев назад, хотя до сведения режиссера доведено совсем недавно. И тут, как можно догадаться, он и сел писать письмо министру, и припомнил ему все: и позорный парад, и натовскую военщину, и оскорбленных курсантов.

А в МО так, похоже, и не поняли, что натворили. На кого руку подняли и кому отказали в такой малой малости как спецсигнал. Там лишь сожалеют о том, что "уважаемый режиссер... связывает свое пребывание в Общественном совете с обладанием проблесковым маячком", – как выразился вчера анонимный источник на Арбатской площади. Простоватые все-таки люди работают в сердюковском ведомстве. Или это у них казарменный юмор такой?