22 июня подвиг стал нормой

В этот день летчики 123-го полка сбили 30 вражеских самолетов, а уже 23 июня РККА отбила первый наш город

22 июня в нашей стране вот уже многие десятилетия отмечается трагическая дата — в 1941 году началась Великая Отечественная война. Нынче этой черной дате 80 лет.

Советский Союз не был готов к войне. Вероломное нападение врага произошло до полного перевооружения армии: красноармейцев еще не успели перевести на новые военные нормативы, снабдить новым оружием. Существует множество версий и относительно того, было ли предупреждено руководство страны о начале войны.

Даже из художественной литературы и фильмов мы сейчас хорошо знаем о том, что о сроках нападения было известно как военной разведке, так и политической. А следовательно — и самому Сталину вместе с генералитетом и высшими должностными лицами государства.

Вот что пишет, например, в своих воспоминаниях генерал-лейтенант Деревянко Кузьма Николаевич, в 1941 году — заместитель начальника разведотдела штаба Прибалтийского ОВО: «Командование и штаб округа располагали достоверными данными об усиленной и непосредственной подготовке фашистской Германии к войне против Советского Союза за 2−3 месяца до начала военных действий… Докладывалось о наблюдаемом лично сосредоточении немецко-фашистских войск в приграничных районах, начиная с конца февраля, о проводимых немецкими офицерами рекогносцировках вдоль границы, подготовке немцами артиллерийских позиций, усилении строительства долговременных оборонительных сооружений в приграничной полосе, а также газо- и бомбоубежищ в городах Восточной Пруссии».

А это свидетельство другого военачальника — генерал-лейтенанта Собенникова Петра Петровича, в 1941 году — командующего войсками 8-й армии Прибалтийского особого военного округа (ОВО):

«… 28 мая 1941 года я, будучи вызван в штаб округа, был буквально наспех ознакомлен с «Планом обороны»… К сожалению, после этого никаких указаний не последовало… Однако войска, стоявшие на границе, занимались подготовкой полевых укреплений, были ориентированы практически о своих задачах и участках обороны.

Возможные варианты действий проигрывались на полевых поездках (апрель-май)…

Насколько неожиданно для подходивших войск началась война, можно судить, например, по тому, что личный состав тяжелого артиллерийского полка, двигавшийся по железной дороге на рассвете 22 июня, прибыв на ст. Шауляй и увидев бомбежку наших аэродромов, считал, что «начались маневры»…

В ночь на 22 июня я лично получил приказание от начальника штаба фронта Кленова в весьма категорической форме — к рассвету 22 июня отвести войска от границы, вывести их из окопов, что я категорически отказался сделать, и войска оставались на позициях".

То есть кто-то из генералов исполнил приказ оставить позиции в самом начале войны, а кто-то — нет. В результате, были и те, кто с первых часов войны стоял со своими войсками насмерть.

Стоит ли удивляться тому, что уже 23 июня в результате контрудара пограничников и бойцов 99-й стрелковой дивизии был освобожден Перемышль, находящийся у самой границы.

Вот как это описывалось в донесении наверх:

«…Наступление на Перемышль началось 23 июня 1941 г. в 9.00. После ожесточенного боя на подступах к городу первыми ворвались в Перемышль бойцы батальона старшего лейтенанта Полеводы.

Под натиском пограничников противник отошел, оставив на улицах города до 300 трупов солдат и офицеров. Перемышль был взят в 17.00 23 июня 1941 г. — говорится в документе — … До 27 июня 1941 г. батальон ст. лейтенанта Полеводы, поддерживаемый мелкими подразделениями 99-й стрелковой дивизии и мобилизованным партактивом, оборонял Перемышль, выдержав несколько десятков атак противника. Упорная оборона позволила эвакуировать Перемышльское отделение госбанка со всеми ценностями.

27 июня 1941 г. в 6.15 по приказу командования батальон ст. лейтенанта Полеводы оставил Перемышль и присоединился к отряду…".

Главной доктриной РККА было — бить врага на его же территории. Именно так и поступил генерал-майор Георгий Микушев, командир 41-й стрелковой дивизии, которая вместе с 91-м погранотрядом держали оборону в районе приграничного Рава-Русского укрепрайона. Один из полков дивизии перешел в контрнаступление, отбросил врага от границы и продвинулся на 3 км вглубь вражеской территории, удерживая эти позиции до 26 июня.

Активно действовало наше командование и на юге против румынских войск. Так, попытки румын захватить плацдармы на советском берегу Дуная потерпели неудачу. И после этого советское командование взяло инициативу в свои руки: уже рано утром 24 июня началась десантная операция по захвату стратегически важного района на румынской территории, а именно — укреплений на мысе Сатул-Ноу.

Прикрываемые артогнем наших батарей бронекатера и мониторы Дунайской военной флотилии высадили на вражеский берег три роты красноармейцев и пограничников. После того, как они закрепились на плацдарме, на тот берег переправили уже целый стрелковый батальон, нанесший румынам значительные потери и взявший в плен 70 человек.

После этой успешной операции для захвата артиллерийских позиций в районе города Килия-Веке поздно вечером высадили более мощный десант — три батальона. И городок вместе с укреплениями был взят сходу. А десантники продвинулись вглубь румынской территории на 3 км. Враг лишился множества орудий и пулеметов, потеряв большое число живой силы.

В следующие дни после очередных десантов удалось захватить на вражеском берегу обширный плацдарм в 70 км. 18 контратак отбили наши моряки. И только 19 июля бойцам был отдан приказ отойти, после чего их переправили в Одессу.

Отчаянно сражались наши воины и в Белоруссии под Пружанами.

«На рассвете над аэродромом пролетел фашистский самолет-разведчик — вспоминал впоследствии Герой Советского Союза генерал-майор авиации Иван Павлович Лавейкин, служивший в этой авиационной части с декабря 1940-го. — Мы думали, что это обычный нарушитель наших границ — один из тех, которые залетали в районы наших аэродромов. Чтобы посадить нарушителя взлетели мой командир звена, Федор Илларионович Мочалов, с двумя другими летчиками. В районе Бреста Ф. Мочалов со своими товарищами догнали самолет противника и после того как стрелок фашистского самолета открыл огонь по нашим истребителям, они решили сбить его. Это было в 3 часа 30 минут. Я твердо убежден, что это был первый фашистский самолет, сбитый с начала войны…».

Но не последний.

В тот же день летчики 33-го истребительного полка (ИАП) сбили пять вражеских самолетов, два из которых оказались на счету Степана Гудимова.

«…Над аэродромом завязался неравный воздушный бой. В этом воздушном бою летчик нашего полка старший лейтенант Степан Митрофанович Гудимов огнем пулеметов своего истребителя сбил вражеский бомбардировщик и начал атаковать другой самолет противника, но видимо, у С. Гудимова кончились боеприпасы и он решил таранить самолет врага, — продолжает Иван Павлович Лавейкин. — После тарана самолет Гудимова также получил повреждения. Летчик был вынужден покинуть свою машину с парашютом, но, к несчастью, обломок вражеского бомбардировщика погасил купол парашюта и Степан Митрофанович погиб…».

Однако первый воздушный таран, по всей вероятности, совершил еще ранее командир звена 46-го истребительного полка старший лейтенант Иван Иванович Иванов, которому 2 августа было присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.

Вообще, судя по архивным документам, это был самый героический день начала войны, в течение которого летчики 123-го полка, например, сбили 30 вражеских самолетов! А лейтенант Калабушкин из этого полка записал на свой счет аж пять самолетов Люфтваффе — два «Юнкерса», «Хейнкель» и два «Мессершмитта».

Отличились в этот день не только летчики, но и моряки Северного флота, потопившие вражеский тральщик. Вот как об этом вспоминал комендор береговой батареи Евгений Макаренко…

«…Из залива Петсамо выполз… тральщик. Отличные дальномерщики Куколев и Рыбаков дают дистанцию 52 кабельтовых, пеленг, курс, скорость 10 узлов. Командир Космачев и помощник Поначевный рассчитывают данные для стрельбы. Самой первой, уже не учебной, а боевой стрельбы! Через 3 минуты — в 22 часа 17 минут… первый залп! — вспоминал Макаренко. — 14 минут продолжался этот первый бой. Шесть прямых попаданий для тральщика в 200−250 тонн оказались роковыми. Черный дым, взрывы, пожар… Объятый пламенем корабль бросается на камни и долго еще горит и дымит… Мы радовались первой победе,. а с нашей стороны потерь не было! В городке батареи хозяйственники, жены командиров и сверхсрочников и даже дети — тоже рады… Они наблюдали весь бой, взобравшись на небольшой бугор рядом с городком…».

Но настоящим самопожертвованием можно назвать подвиг фельдшера пограничного отряда Владимира Карпенчука, который, охваченный пламенем, бросился на немецкий танк и поджег его.

«Я многое видел на войне, но такое наблюдал только раз, — вспоминал впоследствии сослуживец Карпенчука красноармеец Иван Яковлев. — Человек, словно живой факел, смело бросается на фашистский танк, поджигает его и сам погибает в бушующем пламени…».

Что ни говори, а этот день мы будем помнить всегда. Подвиг советского, русского солдата, умирающего, но воюющего, останется в нашей памяти.

Виталий Карюков