Эпоха Трампа оставила миру систему ядерного сдерживания в тяжелом состоянии

Академик Алексей Арбатов отвечает на вопросы «Новой газеты».
Накануне встречи президентов Байдена и Путина в Женеве группа экспертов по стратегической безопасности из Европы, США и России обратилась к ним с открытым письмом. Суть их послания — острая необходимость продолжения стратегического диалога в условиях, когда политики становятся все более зависимыми в принятии решений от новых военных технологий. В октябре прошлого года политолог Алексей Арбатов рассказал «Новой», в каком тяжелом положении оказался стратегический диалог при администрации Трампа. Сегодня наш разговор о том, можно ли преодолеть это тяжелое наследие, и о том, какие возможности появляются с приходом к власти в США новой администрации.

 

— Алексей Георгиевич, группа экспертов из США, Европы и России опубликовала письмо Байдену и Путину накануне встречи в Женеве, в котором полагают, что повестка стратегической безопасности после продления Байденом действия договора СНВ-3 вовсе не исчерпана.

— Байден продлил СНВ-3 на пять лет — максимум, что позволяют условия договора. Я с уважением отношусь ко многим авторам упомянутого письма. Соглашусь, что продление само по себе ничего не решает, если это время не будет использовано для заключения последующего договора.

— Предполагается, что об этом, в том числе, и пойдет разговор на встрече президентов. Кроме того, Байден четко показал своими действиями, что противостояние Пекину во всех сферах осталось важной задачей США. Китай стал важной переменной в стратегических раскладах? Отразится ли это на содержании переговоров?

— Разделим понятия. Стратегическая стабильность для СМИ и политиков — термин широкого толкования. Между тем с 1991 года, когда был подписан СНВ-1, это четкое понятие, имеющее стратегический смысл и несколько технических аспектов. А именно: это такие стратегические отношения между государствами, при которых устраняются стимулы для первого ядерного удара. Роль Китая в балансе сил и прочие факторы сюда не относятся.

Эта концепция после СНВ-1 четко проявилась в последующих пяти соглашениях, которые привели к глубокому сокращению стратегических ядерных вооружений России и США. Стратегические отношения — это тоже весьма модный сегодня всеобъемлющий термин. Но в точном значении — это отношения сторон в сфере стратегических вооружений.

Продление СНВ-3 на пять лет дает возможность провести переговоры по всем проблемам, накопившимся в этой сфере за десять лет, прошедших с ратификации этого договора. Ведь это были десять лет паузы, упущенного для переговоров времени. Диалог был прерван, и стороны сильно разошлись как в понимании стратегической стабильности, в сравнении с формулировкой тридцатилетней давности, так и в понимании предмета следующего договора.

 Что касается Китая, то это новый гигантский фактор международных отношений и безопасности, но пока не в сфере стратегических наступательных вооружений.

Трамп пытался пристегнуть Китай к переговорам по СНВ, обусловливая свое нежелание вести диалог его неучастием.

Условие Трампа подключить Китай к переговорам по следующему договору о стратегических вооружениях сейчас снято.

Но Вашингтон планирует вовлечь Китай в переговоры по ракетам средней дальности. Они были ликвидированы по договору РСМД, заключенному в 1987 году и денонсированному США, а потом и Россией в 2019 году. Соединенные Штаты вольны создавать такие ракеты наземного базирования, как и мы, хотя пока наши страны таких систем не имеют.

Китай никогда не был связан подобным договором и успел развернуть их в количестве от одной до двух тысяч по разным оценкам. Вашингтон рассматривает свои планы по созданию ракет средней дальности как средство давления на Китай, чтобы принудить его к переговорам об их ограничении. Он мотивирует это угрозой китайских ракет средней дальности своим базам в тихоокеанском регионе (например, на Гуаме) и таким союзникам, как Южная Корея и Япония.

Рассчитывают, что получится как с СССР: США начали развертывание ракет в Европе в 1983 году, Москва согласилась на переговоры, и ракеты были ликвидированы по договору РСМД. Китай пока никак на эти действия не отреагировал. Вопрос же о его привлечении к переговорам о стратегических вооружениях сейчас не стоит.

Как ни считай его стратегические силы, их в разы меньше, чем у России и США. Мы знаем примерно о полутора или двух сотнях носителей, хотя в значительной мере они, а возможно, и другие, прячутся в тоннелях под землей. Привлечение Китая к СНВ предполагает, что Россия и США снизят уровни вооружений до китайского, или же Китаю будет легально открыт путь нарастить их до уровней России и США. Эти варианты ни Москву, ни Вашингтон не устраивают.

Поэтому теперь, когда мы говорим о следующем договоре СНВ, имеем в виду только российско-американские стратегические отношения — переговоры с Китаем отложены в долгий ящик. То же по логике относится к Британии и Франции, хотя вопрос о них, видимо, будет поднят. Вообще, прошлая администрация не была настроена ни на какие переговоры. Наоборот,

за четыре года президентства Трампа США многое успели разрушить.

Межконтинентальная баллистическая ракета DF-41 на военном параде в Пекине. Фото: РИА Новости

— Смена поколений техники в гражданском секторе происходит все быстрее, иногда хватает года. Компаниям приходится увеличивать капиталовложения, но выхода нет — иначе их выбросит с рынка. А в стратегических вооружениях смена поколений ускоряется?

— Нет, ядерные и передовые системы обычных вооружений — не смартфоны. Как и ранее, проходит очень много времени от изобретения до развертывания в боевом составе и от развертывания до снятия с вооружения. Все это и сегодня занимает несколько десятилетий.

Даже системы, которые президент Путин презентовал в московском Манеже в 2018 году, насчитывают много десятилетий своего развития.

И гиперзвуковой планирующий блок, и автономная ядерная торпеда, и крылатая ракета глобальной дальности с атомным двигателем разрабатывались еще в прошлом веке. В качестве асимметричного ответа их начали создавать для преодоления космической противоракетной обороны СОИ США, которую называли «Звездными войнами».

Сейчас наше оружие вышло на первый план. Планирующий блок уже развертывают в войсках. А одобрена была эта разработка под названием «Альбатрос» еще Андроповым — прошло сорок лет.

Но особенностью нашего времени стал резкий рост разнообразия и сложности систем оружия. В прошлом военно-технический прогресс развивался более-менее прямолинейно: ракеты средней дальности, межконтинентальные ракеты, разделяющиеся головные части, разделяющиеся части повышенной точности и мощности. Сейчас системы идут веером, мы видим одновременно новые ядерные системы и новые высокоточные системы большой дальности в обычном снаряжении.

Мы видим разнообразие противоракетных программ: глобальные, региональные, морские и наземные. Появилось много видов противоспутниковых вооружений: наземного, морского, воздушного, в перспективе — космического базирования. Все это резко осложняет картину и повестку будущих переговоров.

— Россия не разорится на неядерных вооружениях? Обычные самолеты и корабли по сложности и цене не уступают уже стратегическим.

— Они требуют гораздо более совершенных систем управления и зачастую стоят больше ядерных. Ради экономии и выпускают системы двойного назначения. Можно вспомнить российскую крылатую ракету Х-101, в ядерном исполнении она называется Х-102, то же относится к системе «Калибр» (в США — «Томагавк» и разные авиаракеты).

Стоимость растет экспоненциально при большом разнообразии вооружений. Это перегружает и бюджет, и экономические ресурсы. Разоримся ли мы? Это зависит от грамотного следования принципу соотношения стоимости и эффективности страны.

Гиперзвуковой блок «Авангард» устанавливают на ракеты РС-18 «Стилет». Зачем? Отвечают: для прорыва противоракетной обороны США. Но у американцев всего 44 перехватчика на Аляске и в Калифорнии. Это может сгодиться для борьбы с Северной Кореей, а у нас — полторы тысячи боевых блоков баллистических ракет морского и наземного базирования и сотни разнообразных авиационных и морских крылатых ракет.

Для чего создавать новую систему, если США не в состоянии перехватить и прежние? Возможно, из политических соображений: престиж, имидж, редкий случай нашего технического опережения. Но деньги будут израсходованы немалые.

То же самое можно сказать о ядерной торпеде «Посейдон». Для нее строят специальные подлодки, скоро она пойдет в развертывание. Восемь торпед на каждой лодке могут нанести удар по американскому побережью. Но в чем смысл такого оружия, если современных баллистических ракет с разделяющимися головными частями на подлодке можно разместить намного больше, и они поразят любые цели на берегу и в глубине континента? Мне такая логика непонятна.

Другое важнейшее условие:

мы не разоримся, если сможем проводить эффективную политику контроля над вооружениями. Она позволяет сокращать затраты, не создавать какие-то системы, а другие — создавать ограниченно.

Ведь жизненный цикл крупных систем — 20–30 лет и более. У американцев сегодня на вооружении ракеты «Минитмен», созданные в семидесятые годы прошлого века, а разгонные ступени нашего «Авангарда» — это ракеты восьмидесятых годов.

— Выскажу гипотезу. У нас самые дорогие и современные вооружения производятся в очень небольших количествах — танк «Армата», Су-35, блок «Авангард» и далее везде. Возможно, это делается для сохранения технологических заделов, создания компетенций, чтобы ВПК не развел руками, когда настанет новая эпоха?

— Вполне обоснованное предположение. Это может быть важным, хотя и не единственным мотивом для проведения военно-промышленной политики такого рода. Но если вооружения долго создаются, наконец, попадают в производство и потом производятся малыми партиями, то они из золотых становятся бриллиантовыми по стоимости.

Размышления о том, хотят ли русские войны

— Эксперты, опубликовавшие письмо Путину и Байдену описывают, как Первая мировая война, которой никто не хотел, разразилась в результате цепи фатальных случайностей и ошибок. Но если почитать переписку министерств иностранных дел предвоенного периода, очевидно, что элиты Европы войны очень ждали и хотели. Бытовал взгляд на войну, характерный для XIX века: как-нибудь переживем, если надо. Миллионных потерь никто не ждал. Вы много лет наблюдаете людей, принимающих решения в сфере стратегической политики. Сегодня опасение войны тоже потихоньку исчезает, для многих она стала довольно легким и быстрым политическим решением. Чувствуете ли вы что-то подобное?

— Чувствую очень сильно. Сменились поколения, но новые политики, разумеется, не хотят войны. Однако подчас они весьма не прочь поиграть в угрозу войны, силовое внешнеполитическое давление, продемонстрировать новые системы вооружений. Это позволяет заработать политические очки или отыграться за неприятные события в других местах и сферах отношений.

Угрозы глобальной войны по-прежнему теоретически опасаются, но мера ответственности политиков за ее предотвращение заметно упала. Ведь несмотря на повсеместный всплеск милитаризма и национализма, к Первой мировой войне привела неуправляемая эскалация кризиса после убийства в Сараево, причем это тогда наложилось на новую технику и инфраструктуру. Есть поговорка: «Германское железнодорожное расписание сделало войну неизбежной».

Действительно, немецкий план вступления в войну на одном фронте, быстрой победы и переброски войск на другой фронт базировался на построенной сети железных дорог. По ним предполагалось быстро перебрасывать войска с фронта на фронт.

Планировалось быстро разгромить Францию и Англию, пока Россия медленно проводит мобилизацию. А потом перебросить те же самые войска на Восточный фронт. Планы следования эшелонов были составлены буквально по минутам.

Когда возник кризис, Генеральный штаб Германии объявил кайзеру: «Мы не можем ждать, надо срочно начинать, иначе придется вести войну на два фронта». Они начали, но именно такая война потом и получилась — с катастрофическими последствиями для всех, включая Россию. Этот технологический стимул, влияние техники на роковое решение наблюдался уже тогда.

А сейчас, например, наша стратегия запуска ответно-встречного ракетно-ядерного удара по сигналам систем предупреждения требует принять решение за несколько минут или даже секунд, пока ракеты противника летят в нашу сторону. Но системы предупреждения могут выдать ложную тревогу, как нередко случалось в прошлом, действия противника могут быть неправильно истолкованы, в кризисах случаются аварии и инциденты между вооруженными силами и т.д. Никаких аналогий не возникает?

Сегодня влияние техники на политическое руководство выше на порядки.

Преднамеренной ядерной атаки с целью обезоружить противника сегодня представить нельзя. Но легко представить вышедший из-под контроля локальный кризис.

В силу высоких ставок не желающих проигрывать политиков и все более тесного переплетения сил общего назначения и ядерного оружия, а также довлеющей роли информационно-управляющих систем руководители государств могут стать заложниками техники и планов, созданных задолго до конфликта в мирное время.

— А можно сказать, что техника порождает у политиков надежды? Например, на быстрый выигрыш?

— Она порождает иллюзии, что сложнейшие планы будут выполнены, как на командных учениях: все четко рапортуют, этапы действий наступают своевременно и выполняются с точностью до секунды. Особенно техника порождает подобные иллюзии у политиков, которые в ней не очень разбираются. Ведь военные не могут им сказать, что не уверены в исходе, хотя на учениях все планы были выполнены на отлично, и боевая мощь произвела сильное впечатление.

Я уверен, что мировые лидеры абстрактно понимают, что мировая война — катастрофа. Но у них есть желание покрасоваться, поиграть в угрозу войны, что не раз продемонстрировал наш любимый президент Трамп.

В девяностые и нулевые годы такого не было, лидеры были заняты другими угрозами, а с большой войной не шутили.

Мир изменился, на авансцену вышли новые игроки, ранее не игравшие серьезной политической роли. Но и при этом я считаю, что следующий договор СНВ, учитывая полувековой опыт переговоров между Россией и США, заключивших уже десять таких договоров, сможет поддержать стратегическую стабильность перед лицом этих технологических и политических изменений. Предстоящий саммит можно будет считать успешным, если его итогом станет не просто обсуждение разных важных тем, а обязательство начать в назначенную дату новый цикл переговоров по стратегическим вооружениям.

Ведь на сегодня стороны разошлись даже в понимании предмета переговоров. США хотели бы сократить ядерные вооружения — как стратегические, так и нестратегические. Россия же хочет ограничить стратегические вооружения — как ядерные, так и в обычном оснащении. Необходимо сузить этот разрыв. Но сделать это можно не продолжением бесплодных консультаций по теории стратегической стабильности, а лишь начав предметные переговоры о следующем договоре.

Я бы предостерег советников, предлагающих варианты повестки переговоров: не наваливайте слишком большую корзину! Важных и интересных тем много, но значение встречи не в громадье бегло затронутых проблем, а в ее осязаемом результате, для чего необходимо выбрать что-то главное. Если будет дано указание соответствующим ведомствам сформировать переговорные команды и съехаться в Женеве или Вене в назначенный день, то она пройдет не зря, и мы начнем восполнять упущенные десять лет стратегического диалога.