Почему после разгрома под Москвой гитлеровцы дошли до Волги и Кавказа

Зимой 1941-42 года Красная армия дала Третьему рейху решительный отпор, отбросив врага от Москвы и Тулы, освободив Ростов и подойдя к Харькову. Казалось — еще поднажать немного, и немец покатится обратно. Однако уже в конце августа вермахт и его союзники штурмовали Воронеж и Сталинград, а горные стрелки оседлали кавказские перевалы

К потере огромных территорий и миллионов жизней привела ошибка советского генералитета под Харьковом, которой немцы умело воспользовались. 17 мая 1942 года вермахт нанес здесь Красной армии крупное поражение, определившее потерю огромных территорий и выход германской армии к Волге.

Августовская катастрофа началась в конце марта 1942 года, когда наступление Юго-Западного фронта (ЮЗФ) маршала Семена Тимошенко выдохлось. Советские войска, глубоко пробившие боевые порядки противника южнее Харькова, в районе городов Лозовая и Барвенково, замерли, и в таком положении началась подготовка к новому наступлению. Причем с обеих сторон сразу.

Ставка планировала встречными ударами с Барвенковского выступа и севернее Харькова окружить и разгромить 6-ю армию, обороняющуюся в районе первой столицы УССР.

Немцы же намеревались «срезать» под корень этот самый выступ двумя сходящимися танковыми клиньями, которые должны были замкнуть окружение в районе города Изюм.

Операция носила кодовое название «Фридерикус».

Разница была в том, что для немцев, благодаря активной авиационной и агентурной разведке, советские приготовления не были тайной. А в Москве и Сватово (там располагался штаб ЮЗФ) концентрацию вражеских войск форменным образом прошляпили.

Сталин был уверен, что в весенне-летней кампании 1942 года Гитлер опять попытается захватить Москву. Генштаб и командование ЮЗФ придерживались того же мнения. На уровне армий ближе к началу наступления стали замечать приготовления противника, но то ли посчитали их недостаточными, надеясь на перевес своих сил, то ли этому не придали значения на более высоких уровнях… Сейчас уже сложно в этом разобраться.

В своих послевоенных мемуарах советские маршалы и генералы не очень охотно разбирали вопрос о том, кто виноват в случившемся.

Так, например, маршал Кирилл Москаленко, который в то время был еще генералом и командовал 38-й армией, вспоминал:

«…я приехал на командный пункт фронта, чтобы доложить о замеченных признаках уплотнения боевых порядков врага… Две недели назад, когда мы передавали 21-й армии этот участок, враг располагал здесь лишь опорными пунктами в селах. Теперь же, кроме ранее существовавших, появилось много новых… Эти наблюдения дополнили данные разведки… основные силы 71-й пехотной дивизии, совместно с 3-й и 23-й танковыми дивизиями, сосредоточились к тому времени в Харькове…. В свете всех этих выводов и предположений поутихли мои недавние восторги по поводу нашего превосходства».

Но наступление никто отменять не собирался.

12 мая, после почти часовой артиллерийской подготовки и обработки переднего края авиацией, наши войска перешли в атаку. Для немцев, которые сами готовились наступать 18 мая, этот опережающий удар оказался все же неожиданным.

На правом фланге ЮЗФ к 14 мая его дивизиям удалось продвинуться на 20-25 километров и приблизиться к Харькову. Ударная группа на левом фланге, действующая из Барвенковского выступа, преодолела 25-50 километров.

Командующий группы армий «Юг» фельдмаршал Федор фон Бок был глубоко взволнован. Он позвонил Гитлеру с предложением передать ему из 1-й танковой армии, готовящейся к удару по основанию Барвенковского выступа, несколько дивизий, чтобы парировать наступление русских. Но это означало отказаться от «Фридерикуса», поэтому предложение отклонили, решив устроить скорейшее контрнаступление там, где русские не ожидают удара.

© tvzvezda.ru

Если бы в эти дни подвижная группа 6-й армии генерал-лейтенанта Авксентия Городнянского, численностью свыше 250 танков, нанесла, как и планировалось, удар в обход Харькова, скорее всего просьбу фон Бока пришлось бы Гитлеру удовлетворять. Но в советских штабах решили не торопиться, и это промедление впоследствии обернулось огромными жертвами.

Второй крупной ошибкой было бездействие соседних с ЮЗФ Брянского и Южного фронтов (ЮФ). Если бы они имитировали наступательные действия, оттягивая на себя вражеские резервы, у немцев бы не получилось перекидывать их на угрожающие участки.

Далеко не лучшим образом показали себя и командиры более низких уровней.

Танки необдуманно бросались в лобовые атаки на хорошо укрепленные вражеские узлы сопротивления без разведки, без подавления артиллерии противника, и несли неоправданные потери. Особенно много их осталось на минных полях.

Сын генерал-полковника Фридриха Паулюса капитан танковых войск вермахта Эрнст-Александр (искалеченный в этих боях) рассказывал отцу в письме:

«Русское командование совершенно не умеет грамотно использовать танки.

Один пленный советский офицер-танкист рассказывал… Когда Тимошенко наблюдал атаку своих танков и видел, что немецкий артогонь буквально рвет их в куски, он только сказал: "Это ужасно!" Затем повернулся и покинул поле боя».

Что касается армий, державших оборону в основании Барвенковского выступа, то за два месяца затишья на их участках фронта никто не удосужился подготовить достаточно глубоко эшелонированную оборону. Не была создана сплошная линия минных полей, противотанковых рвов, эскарпов и прочих фортификационных укреплений. На 180-километровом фронте возвели всего 11 км проволочных заграждений.

Если вначале советская авиация господствовала на харьковском направлении, то уже через пять дней, за счет подтягивания резервов и активной регулярной бомбардировки советских аэродромов, люфтваффе перехватило инициативу. Массированные налеты немецких штурмовиков и бомбардировщиков замедлили советское наступление.

Шесть дней 6-я армия вермахта яростно отбивалась, контратакуя своими 13-й и 23-й танковыми дивизиями, а 17 мая, на день раньше запланированного срока, немцы сами перешли в наступление.

1-я танковая армия фельдмаршала Эвальда фон Клейста нанесла удар в основание выступа. Фронт был прорван в первый же день, и к его исходу стало ясно, что войскам, сражающимся в районе Барвенкова, грозит окружение.

Начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Александр Василевский предложил Сталину прекратить наступление и срочно отвести войска. Но к его мнению не прислушались. На следующий день ситуация значительно ухудшилась, Василевский снова обратился к Ставке с этим предложением, и снова его отвергли.

В результате 23 мая «крышка котла» захлопнулась. 6-я армия ЮЗФ генерала Городнянского и 57-я армия ЮФ генерал-лейтенанта Кузьмы Подласа вместе с приданными им ударными танковыми корпусами и бригадами оказались в окружении.

/ Перейти в фотобанк

Начиная с 25 мая окруженцы отчаянно пытались вырваться из западни, но все усилия оказались тщетными. Немцы встречали атакующие войска огнем танковых и артиллерийских орудий, пулеметными очередями и массированными бомбардировками. Из окружения удалось вырваться лишь десятой части войск.

25 мая в одной из попыток прорыва погиб командующий 57-й армией генерал Подлас. Не выдержав психологической нагрузки, застрелился командующий 6-й армией генерал Городнянский. Пропал без вести заместитель командующего войсками Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Федор Костенко (его останки украинские поисковики нашли и перезахоронили в 2017 году).

Последние попытки прорыва прекратились 31 мая.

По советским данным, только пленными в Барвенковском котле Красная армия потеряла до 80 тыс. человек. Немцы заявили о 239 тысячах. Неподалеку от Харькова, в городе Дергачи, в карьере кирпичного завода города Красногорска, в других местах была создана система пересыльных лагерей DULAG 205. Военнопленные подвергались здесь страшным издевательствам.

Попавший в Сталинграде в плен офицер контрразведки (абвер-офицер) при лагере Вильгельм Лангхельд на допросах признался, что имел обыкновение избивать заключенных палками толщиной 4-5 см. Через свою агентуру он провоцировал их на побег, после чего устраивал показательные казни.

Еще более эффективным средством решения «вопроса пленных» стал сыпной тиф. Немцы не озаботились какими-либо карантинными мероприятиями, и эпидемия в короткий срок выкосила тысячи людей. Тех, кто не умер сразу, мало кормили и привлекали к тяжелым работам. Люди умирали от истощения и вызванных им болезней.

Разъяренный неудачей Сталин высказал командованию ЮЗФ все, что он о нем думал:

«В течение каких-либо трех недель Юго-Западный фронт, благодаря своему легкомыслию, не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику 18-20 дивизий… Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с Вами поступили бы очень круто…»

В результате тяжелого поражения в сплошной линии фронта образовалась зияющая брешь, в которую тут же хлынули немецкие войска. Советскому руководству пришлось снова, как и год назад, изыскивать резервы, бросая их в «мясорубку» немецкого наступления. Его удалось остановить только осенью по линии среднего Дона, на Кавказских высокогорьях и в Сталинграде.

Именно здесь, на Волге, те, кто выжил в боях под Харьковом, в конце концов смогли сломать немецкую военную машину.

А на полях под Барвенковом до сих пор остались лежать сотни людей, которых в короткие перерывы между полевыми работами поисковики находят буквально под плугами — в полной амуниции, с личными вещами и оружием. Кавалеристы с шашками на боку. Пехотинцы с винтовками.

«Пропавшие без вести», каждый год прорастающие новым хлебом.