Кому нужны выборы?

Вот, читаю, что в Сирии Асад победил на выборах, набрав 90 с чем-то процентов.

И думаю: а на хрена вообще в таких государствах, как Сирия, Белоруссия, современная Россия, Таджикистан и прочие светочи подлинного народовластия, вообще нужны выборы.

Это все для кого? Кто конкретно предполагается в качестве зрителей спектакля? Свои собственные граждане? Да ладно, не надо смешить! Общества цивилизованных стран, отравленные изнурительными демократическими процедурами? Так они давно и прочно знают цену и таким выборам и таким государствам. Или это для самих себя?

Если так, то ладно, это я могу понять.

Я хорошо помню, что когда мне было лет семь или восемь, я с двумя соседскими мальчиками и одной девочкой самозабвенно играли в выборы.

Смирнов притащил для этих целей фанерный посылочный ящик. Я — старый мамин красный халат, в который мы этот ящик закутали, придав ему вид настоящей избирательной урны. Борька Никитин, большой умелец, проделал в ящике щель для кидания туда бумажек. Таня Белецкая аккуратно нарезала из тетрадных листков бюллетени.

Красивое, кстати, слово. До этого оно ассоциировалось не только в нашем детском сознании, но и в сознании взрослых скорее с болезнями и нетрудоспособностью – «взять бюллетень, закрыть бюллетень, сидеть на бюллетени».

Некоторое время мы поспорили, кто из нас будет кандидатом в депутаты. После недолгих препирательств решили, что пусть будет Танька — она все-таки единственная девочка среди нас, будем рыцарями в конце-то концов.

В торце коридора была торжественно установлена урна.

На каждом из листочков мы написали слово «Таня» и приступили к голосованию, по очереди засовывая в щель ящика свой свернутый вдвое бюллетень.

За этим увлекательным занятием нас застукала мать Никитина Полина Мироновна. Сначала она не поняла, что это за странная игра, а когда поняла, страшно испугалась и велела нам немедленно прекратить это дело. Пришлось прервать эту увлекательнейшую игру на самом интересном месте.

Но ничего — мы все-таки успели выбрать Таньку в депутаты. И не какими-то там не очень убедительными девяноста процентами, а всеми ста.

Так что торжество подлинной, а не лицемерной западной «демократии», имело место в одной отдельно взятой коммунальной московской квартире в один из дней середины пятидесятых годов.