Фашизм под прикрытием науки

Генетический либерализм головного мозга и фашизм под прикрытием науки

К чему ведут, как и зачем появляются «научные» исследования, утверждающие, что генетика определяет политические пристрастия людей? Почему такие исследования попадают в популярные «просветительские» тексты и можно ли этого избежать? Автор ИА REGNUM пробует разобраться.

Дмитрий Третьяков, 17 октября 2018, 17:07 — REGNUM Фашизм умеет маскироваться. Он прячется. Готовит фундамент для печей и трудовых лагерей. Он — естественная защитная реакция капиталистической идеологии и часто развивается в благодатной среде академической науки, где до поры выглядит набором в той или иной мере обоснованных исследований. Так было в Германии, так было в ЮАР, так есть в «международном научном сообществе». «Открытия» фашистского толка публикуются во всех цивилизованных странах: и в США с Великобританией, и в России, Индии или Японии. Идеологический подтекст в таких исследованиях не всегда очевиден, но каждое из них в отдельности на шаг приближает возможность обоснования почти любого произвольного разделения человечества на сорта качества и категории свежести.

Читая книгу Борислава Козловского «Максимальный репост: как соцсети заставляют нас верить фейковым новостям» (о которой подробнее вот тут), я был вынужден ознакомиться с описанием подборки исследований, утверждающих, что генетика в определенной мере (пред)определяет политические взгляды человека. Эта тема заслуживает внимательного разбора как минимум для того, чтобы противопоставить критический разум и этику всеобщего человеческого равенства актуальным ликам фашизма. Уточню, что здесь я понимаю фашизм не столько в рамках определения Димитрова или признаков Эко, сколько как идеологию, подразумевающую отказ от принципа фундаментального равенства людей в пользу разделения на качественные категории по основаниям, не являющимся результатом осознанного или неосознанного выбора этих людей.

Проще говоря, если вам кажется, что вы лучше соседа только потому, что вам повезло родиться с определенным цветом глаз или «удачным» типом гениталий, или от каких-то «правильных» родителей (например, богатых или «русских»), то для меня вы фашист. К сожалению, такого рода взгляды распространены среди людей. К сожалению, ученые и популяризаторы — люди. Проблема в том, что нам (людям) очень сложно вынести за скобки свои взгляды и взглянуть на мир «непредвзято». В результате образуется своеобразный круговорот фашизма в природе: идеология навязывается человеку через культуру — > человек занимается наукой об обществе — > его исследования оказываются как минимум отчасти определены идеологией — > публикация его исследований укрепляет идеологию.

В теории Науку от такого рода эксцессов должен защищать Научный Метод. Вот это вот всё: валидность данных, опровержимость, минимум интерпретаций, научная этика, редакции научных журналов, система перекрестных ссылок… Я попробую исследовать, сработали ли эти «защиты от человека», опираясь на текст Козловского как на наиболее полно пересказывающий на русском языке обсуждаемые исследования.

Научный журнал — ширма для мракобесия?

Итак. Козловский пишет о комплексе формально нейробиологических исследований, в которых участвовал профессор политологии Джон Хиббинг, и именно ему Козловский приписывает честь «научной формулировки идеи, что наша политическая ориентация запрограммирована в мозгу не менее жестко, чем склонность писать правой или левой рукой». Это можно понимать так: данные, полученные нейробиологами, интерпретировались политологом.

Однако публиковалось исследование в журнале Current Biology, посвященном вовсе не социальным проблемам. Да, среди статей о рецепторах серотонина, эволюции динозавров, нейробиологии навигации у летучих мышей и социальном поведении цикад там можно встретить и рассуждения об охоте как культурной основе человеческой кооперации, однако это всё же скорее исключение, чем правило. Так почему же нужно было публиковать политологическое (по интерпретации) исследование в биологическом журнале? Затем, что так можно проскочить и опубликоваться через редакцию, не так хорошо разбирающуюся в политике, как в биологии? Или потому, что так можно получить меньше критики у коллег политологов/социологов/психологов, ведь интерпретация будет «оправдана» серьезной наукой? Или дело в том, что действительную научную ценность в исследовании представлял вовсе не вывод о детерминированности политических взглядов, а что-то другое — действительно важное для биологов?

Выбор журнала — это, конечно, мелочь. В конце концов, мы живем в эпоху интернета, и серьезные ученые, конечно же, читают не только свои профессиональные журналы, но и обязательно просматривают хотя бы списки статей в журналах смежных дисциплин, так ведь? Почему бы не опубликовать статью о физике плазмы в выключателях высокого напряжения, например, в журнале The Journal of Allergy and Clinical Immunology, особенно если в этой статье действительно будет немного данных об аллергии на плазму? Те, кому надо, всё равно найдут, верно?

Сколько нужно генетиков, чтобы поменять лампочку?

Посмотрим на само исследование. Козловский пишет:

«83 совершеннолетних американца ответили на вопросы длинной анкеты про политику.По результатам всех разделили на примерно равные группы — 28 либералов, 28 консерваторов и 27 человек умеренных взглядов».

И далее уточняет, что основой для «длинной анкеты» послужил опросник Уилсона-Паттерсона. И тут мы сталкиваемся с тем, что позволительно не знать популяризатору, но стыдно не знать профессору политологии — нельзя определить политические пристрастия человека только в координатах «консерватор-либерал», для решения этой задачи нужна как минимум еще одна ось, «жесткость («авторитаризм») — мягкость («демократизм»)». Обе эти оси координат были предложены американским психологом Айзенком в его опроснике для определения политических пристрастий человека. Уилсон и Патерсон предложили обновлённую версию только одной из них. Более того, опросник, используемый в исследовании Хиббинга, измеряет степень готовности к социальным переменам, а не степень «либерализма», — это очень разные вещи, и, смешивая их, кто-то, произвольно или нет, подменяет понятия. Так, (по Айзенку) люди, придерживающиеся «либеральной» для США идеологии, в небольшой степени склонны к консерватизму и в то же время выражено «демократичны», а вот действительно радикалами оказываются коммунисты и социалисты.

Подмена понятий и недоговорки — дело распространение и очень нужное, если вам действительно важно доказать что-то доверчивой публике. Но насколько должна быть доверчива эта публика, чтобы не заметить цифр? Итак, разделив испытуемых на группы по 28/27 человек, их исследовали с помощью томографа. Точнее, исследовали то, какие зоны мозга лучше снабжаются кровью во время разглядывания неприятных картинок, которые им показывали. Читаем:

«На томограмме у них [консерваторов] ярко вспыхивает амигдала, подкорковый центр эмоций, и вслед за ней в работу включается целый оркестр зон мозга. Дополнительная моторная кора начинает готовить организм к бегству, а дорсолатеральная префронтальная кора, ответственная за рациональное мышление, вынуждена изо всех сил подавлять паникуУ либералов вместо всего этого многообразия загораются два еле заметных участка в районе островка Рейля, и нейрофизиологи не приписывают этой активности особого смысла».

Оставлю в стороне вопрос, почему снабжение кровью нейронов в районе островка Рейля у «либералов» не интерпретируется так же блистательно, как, например, «вспышка» амигдалы, но отмечу, что, если верить некоторым нейробиологам, этот самый островок более активен при переживании человеком сложных эмоциональных состояний. Важно тут другое — все выводы о генетике и политике и разных типах людей фактически опираются на единичное МРТ-исследование 28 человек. На такой выборке в психологическом вузе даже курсовую работу сделать не дадут, ведь на ней невозможно доказать значимость различий в масштабах больших групп. Действительно можно констатировать, что вот у этих конкретных 28 человек наблюдается определенная активность мозга и при этом эти же 28 человек получили высокую оценку по шкале консервативности, но никакие боги статистики не позволят утверждать, что такая же картина характерна для человечества в целом. Или даже для жителей США в частности. 28 и даже 83 человека не могут представлять ни 330 миллионов человек, ни семь с половиной миллиардов.

Для того чтобы такое исследование было хоть в какой-то степени валидным, нужно чтобы в нем участвовало достаточное число людей, представляющих все группы, имеющие хоть какие-то отличия, которые могли бы повлиять на результат. Так, если предполагается, что различия в реакции определены генетикой, значит, в исследовании должно быть достаточное число людей, представляющих все расы, а заодно типо/размеры людей, ведь эти-то параметры, очевидно, заданы генетикой, и по-хорошему нужно удостовериться, что мозг либерала-монголоида и мозг либерала-астеника одинаково незначительно активизируют островок Рейля. И в то же время, если есть необходимость доказать, что связанная с определённым типом реакций склонность к консерватизму задана не культурой, то необходимо загнать в МРТ достаточное число представителей разных культур, которых только на территории США грамотный исследователь насчитает не менее десятка.

И уж если быть совсем честными, надо бы провести подобные исследования с одними и теми же людьми не один раз, а три-четыре в течение жизни. Ведь что-то, заданное генетикой, должно изменяться с какой-то иной динамикой, чем нечто, заданное культурой или выбором, так? Достаточно редки (хотя и известны) случаи, когда афроамериканец к концу жизни становится просто американцем…

Самый лучший аргумент

Впрочем, всё это не важно. Настоящая наука — она не про это! Кого интересуют трудности доказательства тезиса, когда можно просто сослаться на то время, когда «мужик приносил бизона с охоты». Читаем:

«Чуткость и ранимость консерваторов, утверждает Хиббинг, — следствие «негативной установки сознания». Уродливое, стоит ему замаячить на горизонте, получает у консервативного мозга наивысший приоритет, потому что любое отклонение от нормы — сигнал о проблеме, которую нужно устранить. Этот механизм мышления, похоже, эволюция закрепляла долгие 2,5 млн лет плейстоцена, когда поддержание старого порядка вещей, круговая оборона и постоянная бдительность давали больше преимуществ в борьбе за выживание, чем, например, изобретательность. Плейстоцен закончился всего 12 тысяч лет назад. Примерно тогда же люди одомашнили собаку — живую сигнализацию — и избавились от необходимости вскидываться на каждый шорох. Но гены, ответственные за это умение, никуда из популяции не исчезли. Мозг к тому моменту был, как говорят палеонтологи, «анатомически современным», то есть уже не отличался от нашего».

За объяснением наблюдаемого на 83 людях эффекта профессор Хоббинг пошел аж во времена загонных охот. Вероятно, в его гараже стоит летающая тарелка, способная перемещаться во времени? Он вот это вот своими глазами видел? И почему, собственно, уродливая картинка, показанная внутри томографа, — это «отклонение от нормы»? — есть какие-то общечеловеческие нормы того, что в томографах обычно показывают? Или вот про собаку-сигнализацию, которая отменяет необходимость беспокоиться — он откуда узнал? Кстати, он вообще представляет себе, как конкретно собака сообщает людям об опасности, не резким ли звуком случаем, на который нужно быстро реагировать? Ну, это так — смешинки.

А если серьезно, то приведенное выше рассуждение не только не соблюдает каких бы то ни было критериев научности (в том числе и антропологических), но явно указывает на бессилие интерпретатора. Всякий раз, когда в дискуссии кто-то ссылается на седую старину, которую никто из присутствующих не видел и документов от которой не сохранилось, можно смело быть уверенным, что разумные аргументы кончились. После всего того, что им оправдывали, аргумент «испокон веков» вообще неприменим в политической риторике, ему не должно быть места и в науке о мозге или какой-либо другой. Как думаете, похоронили бы Ньютона в Вестминстере, если бы вместо «сила тяготения пропорциональна произведению масс тел деленному на квадрат расстояния между ними» он бы написал, что во времена приручения лошадей они часто бегали по кругу вокруг становищ людей, и теперь то же самое делают все тела Вселенной?

Либерализм — это результат эволюции человеческого вида?

Однако спросим сами себя: если 12 тысяч лет назад вся человеческая популяция обладала генетически заданным «консервативным мозгом», то откуда же взялся «либеральный мозг»? Ведь нашли же исследователи где-то аж 28 либералов, и (смею предположить) сами себя таким мозгом не обделили. Получается, что либерализм — это какое-то новое прогрессивное приобретение человечества? Они, как «люди Х» у компании Marvel. Сверхчеловеки, отягощенные моральным выбором: как же поступить с отсталым ксенофобским человечеством? Ходят среди черни аки Румата Эсторский, осознавая всю тщетность попыток что-то изменить? Ну как-то так, да. Козловский пишет, обращаясь, по-видимому, к другим носителям либерального серого вещества: «Если консерватизм зашит в генах, то навсегда переагитировать человека в либералы не выйдет, как бы вы ни оттачивали свое мастерство полемиста. Навальный для вашего дяди так и останется американским шпионом, а Эбола — происками Пентагона».

Тут нужно понять некую тонкость: в обсуждаемой главе о детерминированности политических убеждений в основном говорится именно в применении к «консервативным убеждениям», и говорится не то чтобы очень приятно. Читатель (вероятно, только тот, что заранее согласен с автором) должен на таких вот незатейливых примерах убедиться, какие консерваторы тупые, то есть, говоря политкорректно, как им с мозгом не повезло. Вот еще один характерный пример:

«Национализм и вообще ксенофобию у консерваторов — то есть неприязнь к чужакам, от иммигрантов-азиатов до парней «с соседнего района», которые имеют наглость топтать асфальт рядом с вашими гаражами, — исследователи тоже выводят из чувства страха. Правда, весьма специального: это страх заболеть. Во времена доисторических эпидемий сторониться незнакомых людей, которые пришли из других мест, — единственная эффективная стратегия избегания болезней, когда ни вакцин, ни антибиотиков еще не изобретено и от простых инфекционных заболеваний вымирают целыми деревнями».

Тут, кстати, снова происходит подмена понятий — «консерватор» в нормальном языке не равно «националист», и тем более не равно в политологии. Но кроме этого, можно пронаблюдать один из любопытнейших приемов, часто сопровождающих риторику про «седую древность» — экстраполяцию современных знаний в культуры прошлого. По логичности это равно утверждениям, что пирамиды Гизы построены так, чтобы лучше смотреться на фотографиях, а Испания колонизировала Флориду в расчете на будущие прибыли от космических запусков.

Вообще же перечисление Козловским свойств «консерваторов» что-то удивительным образом напоминает. Судите сами — эти люди:

• обладают ограниченным кругозором;
• трусливы;
• ранимы (т.е. слабы?);
• раздражительны;
• менее образованы;
• больше потеют (и больше воняют?);
• враждебны к чужакам;
• лезут в военные и прочие руководящие должности;
• не могут быть исправлены воспитанием.

Что же с ними такими делать… Нет, я не утверждаю, что пафос Козловского-Хоббинга непосредственно ведет к трудовым лагерям, сегрегации или душегубкам. Но этот пафос несложно использовать для обоснования введения разных школьных программ для отпрысков из семей с разным достатком или при приеме на особо творческие работы. Дорогу осилит идущий, так сказать. Кстати, если действительно кто-то возьмется строить идеологию вокруг изложенного выше, то ему очень сильно повезет: оказывается, человек может проявлять заложенные заранее консервативные черты с возрастом, однако, как мы помним, не может стать «либералом». Легко представить себе новую форму карательной психиатрии, «надежно» определяющую меру твоего актуального консерватизма…

«Ты за Луну или за Солнце?»

Собственно, Козловский и не скрывает своего желания поделить людей на группы:

«Само существование двух полюсов политической жизни, консервативного и либерального — результат того, что в мире живут два типа людей, отличающихся биологическим устройством мозга».

Делить людей на две группы очень просто. Попробуйте. Вероятнее всего, вы заметите, что та группа, к которой вы себя причисляете, чем-то лучше (или хуже) той, в которой вы не оказались. Но вот чтобы вообразить две равные группы, требуются определенные усилия. И люди, занимавшиеся политологией с социологией, такие усилия старались прилагать. В частности, они выяснили, что «полюсов» у политической жизни больше чем два, а люди если и делятся на группы, то тоже вовсе не на две. Сведение политической жизни до «двух полюсов» — это еще один полемический прием — редукция, отбрасывание из рассуждения того, что вы не хотите сообщать публике. Так, утверждение «евреи распяли Христа» верно не только если вы верите тексту Библии как историческому источнику, но и если «забудете», что к распятию имели какое-то отношение римляне. Описание политической жизни через подобную редукцию подобно попытке спланировать маршрут путешествия по детскому атласу.

И последнее — даже если научное сообщество и в состоянии критиковать подобные работы и выстраивать им какие-то институциональные барьеры, это вовсе не мешает фашистской бактерии расцветать в научной среде, как в чашке Петри. Ведь между наукой и обществом существует посредник. Эдакий коллективный Козловский — живущий с заголовка и популярных лекций. Ему не интересны все эти придирки. Ему интересно то, что продаётся. И уже много тысяч лет назад его коллеги по строительству идеологий поняли, что «ты избранный», продается намного лучше, чем «все такие же, как ты».

Подробности: https://regnum.ru/news/innovatio/2502208.html
Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM.