В защиту конформизма

Тема конформизма российской интеллигенции, пошедшей в услужение путинско-медведевскому режиму, так ярко поднятая и развитая Лилией Шевцовой и подхваченная другими, требует, на мой взгляд, уточнения.

Прежде чем упрекать российских интеллектуалов в помощи власти, нуждающейся для сохранения статус-кво в приличном фасаде (создавать который интеллектуалы — в обмен на допуск к кормушке — и помогают авторитарному режиму), имеет смысл задать вопрос: а когда это началось? Когда и кто, собственно говоря, начал прислуживать власти, создавая имитацию сложности, неоднозначности и относительной пристойности, в которых нуждается нынешняя персоналистская власть в России ввиду разных задач внутри и за пределами страны? То есть можно ли увидеть точку, после которой сотрудничать с властью для интеллигента стало западло, а вот до этого вроде как было можно? И можно ли указать тех, кто до определенного момента берег белый цвет своих одежд, а после часа Х махнул на все рукой и пустился во все тяжкие?

Чтобы не городить лес риторических вопросов, предположу, что таковой интеллигенции (в массовом изводе) не было, после того как советская власть уничтожила последних русских интеллигентов XIX века. Все остальные поколения  интеллигенции были, есть и будут конформистскими, таковой была советская, постсоветская и нынешняя российская интеллигенция. Она всегда сотрудничала с властью, любой, какой та ни была — сталинской, хрущевской, брежневской или путинской. И всегда находила оправдание своему конформизму. Я принадлежу к тому мелкому слою российских интеллектуалов, которые никогда не сотрудничали с совком, ни строчки не издавали в подцензурной печати, но я должен признать, что — даже в лучшие дни — диссидентов и наиболее видных представителей нонконформистской культуры можно было бы собрать в одной большой московской профессорской квартире. А вместе с наиболее верными читателями и сторонниками их бы вместил среднего размера районный кинотеатр. Все остальные сочувствующие, которых, конечно, было больше, просто не пришли бы из чувства страха, каковой при советской власти был покруче, чем сейчас.

Кого призывает одуматься Лилия Шевцова? Тех максималистов, которые с властью не сотрудничали ни при какой погоде, которых всегда единицы и из которых, увы, как показывает история, супа не сваришь, навара не будет, одно топорище? Или тех, кто, несмотря на понимание происходящего, предпочитает кормить семью, а значит, уходить в маргиналы остерегается? Чтобы стать маргиналом, надо иметь соответствующую идею, амбициозную и максималистскую, которую остальные будут считать за высокомерие и не очень в этом заблуждаться. Приятные и интеллигентные люди — конформисты по логике здравого смысла. Вываливаться из социального ряда ради того, чтобы остаться наедине с самим собой, могут единицы, а никак не целые слои.

И это не особенность России, точно такие же конформисты интеллектуалы на Западе. Там просто пространство конформистского приспособления имеет больше вариантов для пристойного поведения — то есть для безбедного профессионального существования в обмен на принятие правил социальной игры. Да, возможностей больше, но помести западных интеллектуалов средней руки в Россию, и они отлично впишутся в путинский режим, войдут в члены Общественной палаты, будут защищать права человека вместе с Сурковым и права журналистов вместе с Павловским. Потому что они такие же обаятельные, симпатичные, обыкновенные люди, не готовые жертвовать всем ради каких бы то ни было, а тем более не очень понятных и близких им идей. Да, западные социальные правила более вроде бы человечные, как бы более умопостигаемые, но я бы зарекся постоянно играть со словом свобода — на Западе это слово давно присвоено наиболее мракобесными  и далеко не либеральными силами, точно так же, как слово красота присвоено массовой культурой.

Конформизм западных интеллектуалов позволяет воспроизводить общество потребления, карикатура которого создана сегодня в России.

Если общество потребления и есть венец многовековой человеческой культуры — ОК, тогда Запад — царство свободы и справедливости. Если это далеко не венец для вас, а так — муторная реальность, торжество человека Ортеги-и-Гассета, то вы цените западную культуру только за большую сложность, которая проистекает из большей сложности и разнообразия социальных игр на этом нашем Западе. Но тогда давайте и в отношении России говорить о том же. О том, что целью является не какая-то там свобода, а большая сложность социального пространства, допускающая большее разнообразие социальных стратегий, не так просто сводимых к полюсам конформизм-нонконформизм, приспособленчество-независимость.

Я это не к тому, что путинский персоналистско-феодальный режим реформируем и, значит, конформизм российской интеллигенции и популярная здесь теория малых дел оправданны. Не реформируем и не оправданны. Но не потому, что режим феодальный, а потому, что в обществе практически нет идей, кроме идеи построения чего-то похожего на классическое общество потребления, а это, по меньшей мере, прошлый век. И речь идет не об идеях, возбуждающих массы, а об идеях, драгоценных (просто ценных) для интеллигенции. Лилия Шевцова приводит список интеллигентов, которые для нее олицетворяют надежду и свет. Небесспорный список. В нем слишком много представителей эстетического конформизма, который рано или поздно оборачивается конформизмом политическим и социальным. И эта беда России — практически полностью отсутствующая конкурентоспособная культура, которая была бы интересна (то есть функциональна) и за пределами России. Такого периода провинциализма, который переживает Россия после развала советской власти, не было никогда. За исключением нескольких известных примеров русская культура сегодня непереводима, но не по причине сложности, а по причине ненужности. То, что переживает Россия, западный мир пережил несколько веков (или несколько десятилетий) назад, а повторение пройденного неинтересно.

Иначе говоря, важно не только противостоять авторитарному режиму, важно — что ему противопоставлять. Если плохой западной копии противопоставляется мечта о более отчетливой копии того же, то любое изменение рано или поздно опять вольется в традиционалистские феодально-великодержавные формы, потому что долго стоять на цыпочках Россия не может, а достоверно изображать несуществующее не умеет. А вот расслабляется она, показывая всем одновременно кулак и язык, то есть демонстрируя хулиганский комплекс превосходства и неполноценности в одном стакане.

Интеллектуалы — такой же народ, такие же слойки, как другие. В интеллектуальной среде есть те, кто изобретает модели нового, а есть те, и их большинство, которые приспосабливают уже известное к своему здесь и сейчас. Изобретатели нового могут и должны идти своим нонконформистским путем, потому что такой путь, скорее всего, более плодотворен. Но требовать от интеллигентской массы, чтобы она увлекалась неясными идеями, то есть жертвовала земным во имя чужого символического, практически невозможно. Шевцова пугает, что крах режима в России может оказаться и крахом России. Сомнительно: этот крах, скорее всего, уже произошел, когда Россия в очередной раз отказалась от сложного в угоду простому, и нынешнее нравственное одичание есть следствие одичания культурного. Культура не производит нового, потому что хорошо продается только уже существовавшее или существующее. Российские интеллектуалы практически не воспроизводят моделей преодоления границ, потому что на них совершенно нет спроса в российском социальном пространстве, и это замыкает круг. Даже те, кто делал это раньше, предпочитают приспосабливаться к законам убогого русского рынка. Конформизм — это естественная глухота к шуму времени. И не менее естественная реакция на отсутствие в обществе свежих идей.

Фотография РИА Новости