Конец операции «Феликс»

Общественная палата Москвы проведет голосование, быть ли Дзержинскому на Лубянской площади

Итак, свершилось! Давно чаемый референдум заменили вроде бы необязательным «опросом», кто-то очень умный добавил к Дзержинскому Александра Невского, чем легитимизировал создателя ВЧК, внес его в контекст сегодняшнего разговора (а что? — предложен выбор, кого назовете, того и поставим).

И если вдруг Дзержинскому в любезности откажут, можно будет всегда кивнуть на необязательность такого голосования.

А если наоборот — сослаться на прямо высказанное мнение москвичей. 

Очень удобно.

Только одна прослойка все 20 лет после демонтажа монумента «держит руку на пульсе» создателя ВЧК, то с той, то с другой стороны подходит к вопросу его возвращения на Лубянскую площадь. Это — офицеры КГБ. Как ни успешно прошла «операция внедрения» чекистов в российское правительство, а выглянешь в окошко служебного кабинета — пусто.

Напоминает, знаете ли, эта пустота о типичной «оранжевой революции» августа 1991-го, напоминает о беззащитности своей и своих товарищей, чему наглядным свидетельством стало и сорванное празднование 100-летия славных органов, и все разоблачения, прогремевшие после него. 

Так получилось, что я был одним из последних, выступавших с подножия «железного Феликса» 21 августа на митинге, посвященном защите свободы печати, и помню, как появился на нем Александр Николаевич Яковлев, как под овации тысяч москвичей он сказал, что члены ГКЧП бежали из Москвы, но надо быть стократ внимательнее, чтобы такая же шпана не слетелась на освободившееся место.

У памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади, у здания КГБ СССР 22 августа 1991 года. Фото: РИА Новости

Шпана слетелась. Сначала тихонько она восстановила все утраченные было функции старого КГБ, к которым добавилось много новых… Вот только статуи перед Домом на Лубянской площади все не было, а без нее неуютно как-то, нет уверенности в завтрашнем дне. 

Помню, как на НТВ провели ток-шоу аккурат по этой проблеме — возвращать Дзержинского на Лубянку или все-таки погодить? Так генералы ГБ, участвовавшие в разговоре, быстро возбудились и стали проговариваться. Оказывается, главное достижение Феликса Эдмундовича в том именно и состоит, что он вел непримиримую борьбу с разнообразными (в основном, напомню, классовыми) врагами Республики Советов. И именно здесь его пример исключительно важен — сегодня. 

Нет, надо бы все-таки сначала твердо договориться: в какой стране мы живем, чье наследство проедаем?

Если только СССР, если наш календарь так и начинается с Октября 1917-го, то тогда действительно — и вы сами «чекисты», и «железный рыцарь революции» действительно основоположник, и его традиции, вполне допускаю, для вас могут быть святы. Но тогда все-таки придется и сказать, что он такого сделал для России, кроме того, что создал и возглавил самую страшную в истории человечества карательную систему? 

Он (не врут энциклопедии) действительно был верным соратником Ленина, фанатично служил тому делу, которое считал справедливым, он считал возможным защищать его, не оглядываясь на жертвы. Ему принадлежит честь открытия первых в нашей стране концлагерей, массовых расстрелов заложников, бессудных приговоров, организованного грабежа церквей, высылки из страны тех, кто составлял ее славу — писателей, ученых, философов (впрочем, за это Дзержинского поблагодарить стоит — ведь не убил, сохранил для человечества)... 

Феликс Дзержинский, 1918 год. Фото: РИА Новости

Один из высланных, профессор С. Мельгунов, издал в эмиграции книгу «Красный террор», в которой по доступным ему публикациям советской прессы и свежим воспоминаниям вырвавшихся из ада очевидцев нарисовал страшную картину содеянного «железным Феликсом» и его соратниками.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

Сергей Мельгунов, «Красный террор»
 

«В своей картотеке, относящейся только к 1918 г., я попытался определить социальный состав расстрелянных...

по тем немногим данным, которые можно было уловить, у меня получились такие основные рубрики, конечно, очень условные. Интеллигентов — 1286 человек; заложников (чиновников, офицеров и проч.) — 1026; крестьян — 962; обывателей — 468; неизвестных — 450; преступных элементов (под бандитизм часто, однако, подводились дела, носящие политический характер) — 438; преступления по должности — 187; слуг — 118; солдат и матросов — 28; буржуазии — 22; священников — 19...»

При этом чрезвычайки были до предела наполнены кадрами вовсе не «рыцарей революции», а психопатами, подонками, садистами и насильниками. Книгу невозможно читать без дрожи, и я, пожалуй, воздержусь от цитирования наиболее ярких мест. 

Мне можно возразить: это эксцессы Гражданской войны, эпоха, скажут, мало располагала к сантиментам по отношению даже к тем, в ком только заподозрили врага. Довод, конечно, тот еще. Но оснований для того, чтобы тащить на площадь чугунную статую палача, все равно нет. 

Да и вообще, что-то не знаю я страны, где бы в центре столицы устанавливали памятники руководителям тайной полиции.

Даже тем, чья деятельность вызывала, скажем так, куда меньше вполне обоснованных нареканий. Да и сами здания тайной полиции, растекшиеся по центру города, как чернильное пятно по промокашке, — где вы еще отыщете?

Правда, когда «ветераны КГБ» в очередной раз потребовали восстановить монумент, они говорили о великой борьбе Феликса Эдмундовича не только с контрреволюцией, но и с детской беспризорностью. Но ведь не на Чистых прудах предлагали они восстановить монумент, не напротив Министерства просвещения, а на Лубянке, где совсем другое ведомство...

Кстати, знаменитый журналист Отто Лацис тогда же заметил, что лично он совсем не против, чтобы Дзержинский был водворен на видное место в столице, но — на Варварке, у бывшего Всероссийского совнархоза, который (не случайно так мало тех, кто об этом помнит) тоже возглавлял «железный Феликс»; причем Лацис полагает, что большего сторонника рыночных реформ в тогдашнем советском руководстве и близко не стояло — проживи он на два года больше, загремел бы вместе с Рыковым и Бухариным, а может, и впереди их... Но стали бы тогда ребята из КГБ так настаивать на увековечении его памяти? 

Неизвестный мне депутат-коммунист в Думе когда-то проговорился: возвращение на Лубянку Дзержинского «будет подчеркивать эпоху в жизни нашего государства». Выделим жирным шрифтом: все они и сами понимают, что в «эпохе» было важным, определяющим, а что так, попутные дела. Вон большевик Луначарский при всех сложностях своего характера театры спасал, цензуре кое-как противодействовал, ученых подкармливал, демонстрировал, в общем, социализм с человеческим лицом — и что-то не слышим мы призывов к увековечению его памяти. Ничего удивительного: тот же Мельгунов объяснил этот феномен еще в 1923 году: «Чрезвычайная комиссия — краса и гордость коммунистической партии», — сказал однажды Зиновьев. Всякие оценки субъективны, — горько иронизирует профессор. - И нам кажется, чточрезвычайка это лучшее, что наши советские органы могут дать. С нашей точки зрения, это приговор всему большевистскому режиму».

А нам говорят, памятник нужно вернуть, так как Феликс Эдмундович много занимался спасением беспризорников. Впрочем, есть и более серьезные резоны. Депутат Харитонов еще в 2000 году сообщил, что сотрудники ФСБ без памятника Дзержинскому на Лубянской площади «чувствуют себя беззащитными». И то, что сами сотрудники ФСБ не опровергли страстную речь своего защитника, мне представляется очень важным.

Так или иначе, памятник Феликсу даже если сейчас на Лубянку и протащут, все равно когда-нибудь с позором оттуда уберут. К нашему стыду: мы это допустили. 

Павел Гутионтов <small class="_2AcGa">обозреватель</small>