Первый раунд за Навальным. Как январские протесты изменили российское общество

В воскресенье люди по всей России вышли во дворы с фонариками в поддержку Алексея Навального и политзаключенных. Акция стала третьей в этом году после массовых протестов 23 и 31 января. Как по количеству протестовавших, так и по территориальному охвату январские акции имели беспрецедентный масштаб по меркам несогласованных мероприятий. В них приняло участие по разным оценкам до двухсот тысяч человек в двух сотнях городов в первом случае, и несколько меньше людей в сотне городов во втором случае. И это в условиях российской зимы, когда в Красноярске температура была минус 35, а в Якутске и вовсе опускалась ниже 50 градусов. Полностью значение того, что произошло, еще предстоит осмыслить, но уже можно сказать, что планы Кремля по политической трансформации, реализации которых был подчинен весь прошлый год, оказались если не перечеркнуты совсем, то очень серьезно нарушены.

Трансформация пошла совсем не так, как она виделась Путину год назад: народ спокоен и безмолвствует, элиты выжидают, а Кремль споро сколачивает новые декорации. Сначала не сыграла новая Конституция, которую восприняли не столько как венец «зрелого путинизма», сколько как маневрирование Путина с целью остаться у власти после завершения его очередного последнего президентского срока. А потом сыграло возвращение в Россию Навального и поднявшаяся волна политических протестов, окончательно сломавшие Кремлю игру и обнулившие достигнутые ранее результаты.

Неслучайно Путин тянет с президентским посланием: его, как и весь сценарий изменения политического дизайна системы под стареющего лидера, приходится срочно переписывать. Пока, уже почти месяц, игру ведет Навальный, Кремль же пытается, и не очень пока успешно, перехватить инициативу. Да, так не может продолжаться долго – силы сторон уж очень неравны, но первый раунд Навальный выиграл вчистую. А по легитимности Путина и власти в целом нанесен такой удар, от которого оправиться будет очень сложно. Уровень доверия Путину, замеряемый «Левада-центром», снизился с 34% в октябре 2020 года до 29% сейчас. С учетом инерционности этого показателя падение более чем значительное.

Новое в протестах...

Картина, которую мы увидели в январе, принципиально отличается от всего, что было ранее. Впервые за все время существования режима протесты полыхнули повсюду, причем протесты под общими антипутинскими лозунгами. Такого единения, с другим, правда, тогда знаком, власти удалось добиться только однажды – в 2014 году в связи с присоединением Крыма. То, что произошло сейчас, это в смысле изменения отношения граждан к власти - анти-Крым. На карте протестов, наряду с привычными столицами, Новосибирском, Иркутском появились Казань, Краснодар, Белгород, и даже Севастополь, что раньше невозможно было представить. Заметим, что полыхнуло во многом само, а не в результате целенаправленных усилий по «организации» протестов, поэтому попытки Кремля сбить протесты, задерживая представителей штабов Навального, не сработали в январе и не помогут дальше. И география протестов, кстати, мало связана со штабами Навального, имеющимися в без малого сорока регионах страны.

Впервые за все время существования режима протесты полыхнули повсюду, причем под антипутинскими лозунгами

Кто вышел на улицу? Судя по обрывочным опросам героических социологов-полевиков, это и в Москве, и в Питере уже не хипстеры и не креативный класс, как когда-то, - достало всех. Это не тинейджеры, а, скорее, люди молодых, но взрослых возрастов, вся сознательная жизнь которых прошла при Путине. Заметим, что именно в возрастной группе 25-44 года, согласно «Левада-центру», сильнее всего неодобрение президента. Многие из тех, кто вышел с протестом в январе, вышли протестовать впервые, что подтверждается и резко расширившейся географией протеста. Как и в 2013 году на выборах мэра Москвы это были совсем не только убежденные сторонники Навального, скорее противники Путина и его бесконечного правления.

Если, как показывают данные социологов, в Москве и Питере без малого половина протестовавших вышла на улицы продемонстрировать свое негативное отношение к власти впервые, а при этом по своим масштабам протесты похожи на предыдущие, это значит, что те участники прошлых протестов, кого они заменили, остались дома. Идея подросшего нового поколения молодежи, высказываемая близкими к Кремлю аналитиками, всей наблюдаемой картины не объясняет. Остается вариант нового качества протеста, и, как следствие, изменение состава протестующих. Качество же протеста изменилось потому, что к сугубо политическим разногласиям с властью добавилось чувство социальной несправедливости, особенно острое в ситуации эпидемии, и роста претензий к власти со стороны граждан.

…и в реакции власти

Власть, с одной стороны, испугалась, а, с другой, стремится сбить волну протестов, не допустить их длительного повторения по модели Хабаровска или Беларуси. Отсюда массовые превентивные аресты активистов, жесткие разгоны протестующих, рекордные задержания и посадки – всех подряд, включая журналистов; перекрытия центров Москвы и Петербурга; отключения мобильной связи и интернета; запреты на публикацию информации о числе протестующих, если она расходится с заниженной в разы официальной; показательные расправы с известными людьми, выступившими в поддержку протестующих.

Характерно, что на политической авансцене заметны только Навальный, протестующие и силовики. Путин старается вести себя так, как будто происходящее его не касается, лишь изредка и по довольно случайным поводам демонстрируя свое присутствие в жизни страны. Чиновники молчат, время от времени что-то доносится из Думы. Местных властей не видно – и неудивительно, их ведь и нет как самостоятельных политических субъектов – ни мэров, ни губернаторов. В отличие от предыдущих случаев мы видим протест в сверхунитаризованной и сверхцентрализованной стране.

На авансцене Навальный, протестующие и силовики, а Путин старается вести себя будто его это не касается

Карательская жестокость ОМОНа завершает складывающуюся картину оккупационной власти. Эта жестокость не столько загоняет граждан по домам, сколько усиливает эффект протестов, воздействие их на общество. 12 тысяч задержанных и брошенных в неприспособленные для этого застенки – это колоссально много… Со времен Сталина страна такого еще не видела.

Как в 2011 году многочисленные наблюдатели на выборах столкнулись с беззаконием и наглыми фальсификациями на избирательных участках, и это их возмутило, так сегодня многие тысячи граждан, взятые властью как заложники, непосредственно сталкиваются с полицейским и судебным произволом. Все это не столько усиливает устрашение, сколько умножает возмущение.

Силовики

Силовики впервые столь массово вышли на авансцену российской политики. Их было с большим перебором, 2 февраля даже больше, чем протестующих. Страна наконец увидела в деле созданную Путиным еще в 2015 году Росгвардию, на закупку спецсредств для разгона протестных акций потратившую вместе с МВД свыше 7 млрд рублей. В 2018 году сообщалось о массовых закупках свыше 2,5 тысяч автозаков и сотен единиц спецтехники для подразделений МВД Санкт-Петербурга, Ростовской, Самарской, Новгородской, Свердловской, Новосибирской, Иркутской, Московской областей и Хабаровского края. А вот список регионов, где, по данным «Апологии протеста», 23 января силовики особенно жестоко избивали протестующих: Москва и Санкт-Петербург, Ульяновск, Новосибирск, Оренбург, Красноярск, Хабаровск. Иными словами, там, где власть ожидала активных протестов, там она старалась их подавить особенно жестко. В ряде случаев использовались электрошокеры, светошумовые гранаты и перцовый газ, что сами силовики отрицают.

Если «космонавты» входящего в Росгвардию ОМОНа, собственно Росгвардия и полиция были железным кулаком силовиков, то спинным мозгом, координирующим все их действия в «поле», были сотрудники ФСБ и Центра «Э» - Главного управления по противодействию экстремизму МВД. Насчет «головного мозга» мнения расходятся, но, судя по тому, что решения по закрытию центральных станций метро в крупнейших городах принимали сами силовики без всякого участия местных властей даже в Москве, это должен был быть штаб на уровне Совбеза, где руководство политического блока Администрации президента имело не более чем совещательный голос.

Что показали протесты

Протесты начались не сегодня, а уходят корнями как минимум в 2018 год с усталостью от переизбрания Путина, пенсионной реформой и выносом на выборах в целом ряде регионов кандидатов партии власти. Просто раньше протестные настроения, как торфяной пожар, тлели где-то внизу, вырываясь наружу то в одном, то в другом месте по частным поводам, а сейчас прорвало повсеместно. Насколько большую роль сыграл в этом фильм о дворце Путина и превращение Путина в объект насмешек, насколько демонстрация преступных действий ФСБ и ее высмеивание, насколько наглая и очевидная противоправность действий в отношении Навального, трудно сказать. По-видимому, и то, и другое, и третье, наложившиеся на общий негативный фон, связанный с экономическими и социальными проблемами, усугубившимися в ситуации эпидемии коронавируса.

В свете событий последних недель особенно рельефно проявилась эфемерность всего того, что принято считать фундаментом и опорами, на которых зиждется российское государство. В стране нет президента-гаранта, есть только дед из бункера, под шумок переделавший под себя конституцию. Впрочем, в последней и сейчас декларировано право граждан «собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование» (ст.31), другое дело, что конституция работает так и тогда, как и когда это нужно власти. В результате конституционная свобода собраний в России превратилась сначала, по словам Леонида Волкова, в «несогласованные митинги», потом - в «несанкционированные митинги», потом - в «незаконные митинги», и вот уже теперь - в «запрещенные митинги».

Нет правоохранительной системы, есть только режимоохранители, которым на право наплевать. Нет представительной власти, ни как власти, ни как представителей граждан. Нет политических партий кроме де-факто партии Навального со штабами и низовых структур КПРФ. Есть, однако, граждане, готовые бороться за свои права и требовать соблюдения их от власти. И это вселяет надежду на будущее.

Что дальше?

Вскоре после очаговых и, отчасти, спонтанных протестов 2 февраля штаб Навального объявил о временном, до весны, приостановлении массовых протестных акций. Резонами здесь стали усиливающееся полицейское давление с очевидной целью перевести разовые административные правонарушения, инкриминируемые протестующим, в уголовные преследования, а также некоторое снижение масштабов протеста ввиду отсутствия четкой мобилизующей достижимой цели. Одновременно была объявлена акция 14 февраля под лозунгом «Любовь сильнее страха» - люди вышли из дома и постояли с включенными фонариками в смартфонах. Смысл акции в расширении круга протестующих при снижении болевого порога политического участия.

Кирилл Рогов среди главных на сегодняшний день результатов протестов отмечает

• спешную отмену властями карантинных ограничений, что призвано сбросить накопившуюся в ходе второй волны эпидемии негативную энергию и увеличить общий уровень оптимизма;
• подготовку к принятию большого пакета социальной помощи объемом свыше 500 млрд рублей;
• обнуление всех прошлогодних усилий Путина, вновь превратившегося в «хромую утку».

Нетрудно заметить, что второе – это во многом реакция на третье, и вместе с первым представляет собой попытки улучшить общий социальный фон, что необходимо не только для сентябрьских выборов в Госдуму, но и для трансформации режима в целом. Надо полагать, попытка будет успешной, и в сочетании с разгромом штабов Навального и ФБК в регионах и с уголовными делами против активистов приведет к искомому Кремлем результату. На короткую перспективу. А что будет дальше, зависит от способности Кремля извлекать политические, а не только политтехнологические уроки.

То, что сейчас происходит в России, – это не начавшаяся революция, которая вот-вот сметет режим. Это, скорее, начало новой фазы политического кризиса, связанного с эрозией легитимности Путина и режима в целом. И власть, с одной стороны, не очень понимает ситуацию и уже поэтому не может пока найти выход из кризиса, а, с другой, своими действиями во многом усугубляет свои проблемы в более длинной перспективе.