"Мутти"

Очень холодной и беспокойной оказалась осенняя ночь 1943-го. На передовой, которая проходила прямо через село, наверное не было место, куда бы не упал снаряд. И хотя за несколько дней боев выстрелы и взрывы для слуха как-то попривыклись, но стоило очередному снаряду «бабахнуть» где-то в селе или на его краю, то все, кто остались и прятались недалеко от своих хат вздрагивали и сжимались так, как будто на их голое тело выплескивали ведро ледяной воды.

Сжималась в комок от выстрелов и взрывов и сорокалетняя Ярина, которая вместе с пятью детьми-подростками вот уже третий день не вылезала из своего убежища – погреба. Да и как можно было покинуть то, что оставалось последней надеждой на спасение, если линия фронта проходила в нескольких метрах от её двора, а хата находилась, как говорится: под прицелом. А так как за два года пребывания в селе немцы создали такие укрепительные сооружения, которые ни то что орудиями, но и танками не разрушишь, то Ярина понимала: выбить немца из этих укреплений будет не так-то просто, много жизней человеческих, как своих, так и чужих, может полечь на этой украинской земле. И как бы в доказательство этому около погреба так «бабахнуло», что заложило не только уши, но и засыпало глаза и от нехватки воздуха стало трудно дышать.

Пришла в себя Ярина когда, как будто сквозь сон услышала где-то рядом человеческий стон, который показался ей настолько знакомым и родным, и подумав, не Яким ли вернулся, она позвала его по имени. Но не её мужа был этот голос – это был голос, который на непонятном немецком языке просил её о помощи. И подумав, что после такого взрыва чужой голос и чужая речь ей привиделись, она на ощупь стала  искать в темноте детей, которые, кто - был засыпан землей от упавшего перекрытия погреба, а кто - шарил в потемках, ища свою маму. А когда перепуганные дети услышали голос матери, и стали с помощью Ярины освобождаться от засыпавшей их земли и упавшего камыша, которым в те времена укрывали не только жилье, но и погреба. И прижав детей поближе к себе, и немного успокоившись, она вдруг опять услышала человеческий голос, который доносился откуда-то сверху. Поглядывая туда - наверх, где когда-то находилась дверь в погреб, она тихо позвала: «Эй, кто там?». Но то ли осенний ветер, который посвистывая и завывая создавал похожие на людской голос звуки, то ли  от взрывов снарядов осыпающаяся земля разрушенного погреба имитировали что-то похожее на голос человека, а когда от пронизывающего холода уже нельзя было спрятаться, Ярина приказала старшим, чтобы они разбирали заваленную лестницу погреба и выбирались на верх. И когда старшенькие вылезли из своего «укрытия», которое несколько минут назад чуть не послужило им могилою, она взяв в подол самого младшего, на коленях стала подниматься по лестнице, то…

Наткнулась Ярина на того, кто стонал и звал её на помощь, когда расчистив себе путь, вылезла она из ямы, которая несколько минут назад была еще погребом. А когда стон повторился и она удостоверилась, что этот голос ей не причудился, Ярина оторопела. В метре от неё она, при свете висящих в небе ракет, увидела бледное лицо молодого немца, который глядя на неё и чуть шевеля черными как земля губами, старался вымолвить: «Мутти».

Не знаю, с чем можно сравнить человеческую память, но до самой смерти, до мельчайших деталей помнила Ярина, как втащила она немца-чужеземца в свое ветхое жилье, как копала яму, в которой устроила для раненого что-то в виде лежака.

Не забыла она и то, как ночами вытаскивала его бредившего со стонами и бранью из тесного убежища и как рвя то, что хранилось в сундуке на праздник, перевязывала раздробленную пулеметной очередью от бедра до голени ногу. А уложив его обратно, закрывала  убежище сундуком, в котором хранились её молодость и её приданное.

А особенно помнит Ярина, как праздновало село свое освобождение от немецко-фашистских захватчиков и как новый волостной староста поздравлял односельчан ходя от хаты к хате или от «горелки» к «горелке». А когда дошла очередь, и в окно к Ярине постучали, то не помнит она как открыла дверь, как гости вошли в приземистую хату, как осмотрели убогое жилище и, пообещав позаботиться, ушли оставив её с громко бьющимся сердцем, звук которого можно было услышать за несколько метров. А когда раны стали затягиваться и боль уже не вызывала агрессии и беспомощности, стал Ганс, так назвал себя немец, помогать Ярине. Днем, пока дети  стояли на своих постах немец копал и углублял свое убежище. А ночью, когда село засыпало, выносила она глину перемешанную с песком в разрушенный погреб, благо, что туда никто не заглядывал.

Быстро, говорят, летят года, да очень медленно тянется время ожидания. И как только отпраздновало село Победу, и односельчане стали возвращаться домой, кто - с фронта, кто – с плена, а кто - из госпиталя, стала ждать с фронта своего Якима и Ярина. А когда получила весточку, что должен, мол, вот-вот приехать её Яким домой аж из самой Германии, то не дни, а часы считала она, все поглядывая на низкую перекошенную дверь, в которую и до войны её высокий красавец-муж вынужден был входить прилично согнувшись. Так и жила она в ожидании и страхе. Размышляя сама с собой, как поступит Яким, когда увидит в хате своего врага-немца? Что он сделает с ним и с ней? Как она сможет доказать, что не могла оставить молодого «немчуру» помирать от потери крови? А вскоре пришла новая весть от её Якима и…

 Не спалось в эту ночь не только Ярине, но и Гансу, который с горем пополам научившись некоторым русским словам, со страхом ждал, что с дня на день ему нужно будет идти к старосте и признаваться не только в укрывательстве на территории Украины, но и в том, что спасла ему жизнь и выходила его после тяжелого ранения, простая украинская женщина, которую он из-за неумения выговорить «Ярина», называл «Мутти». А когда в окно дома постучались и на пороге появился Яким, у Ганса сердце ушло в пятки и он часа два или три не мог не только по-русски, но и по-немецки и слова выговорить. И только когда Яким подошел к нему и обняв его прижал к себе сказав: - скажи спасибо Ярине, что она не дала тебе не только умереть, но и сберегла много человеческих жизней, которых ты мог убить во имя Фюрера. И Ганс, по всей видимости поняв, что простая украинская женщина Ярина и седовласый Яким подарили ему не только жизнь, но и свободу выбора и, расплакавшись, он взяв небольшую котомку, которую приготовила для него «Мутти», поклонился им в пояс, и пошел туда, где ждала его та жизнь, которую на войне не выбирают.

Семен Гриць