«Будешь ссать кровью, а потом посадим в СИЗО к чеченцам»

На модерации Отложенный

«Будешь ссать кровью, а потом посадим в СИЗО к чеченцам»

Петербуржец, которого искали как пропавшего без вести 31 января, рассказал, как вышел живым из полиции

Петр Соковых — участник петербургского «Чайного клуба», движения, позиционирующего себя как движение за личную, политическую и экономическую свободу, пропал без вести во время несанкционированной акции в защиту Алексея Навального в Санкт-Петербурге. Почти сутки его искали члены клуба и правозащитники. К вечеру 1 февраля стало известно, что он находится в отделе полиции № 77. После того как юноша оказался на свободе, Петр опубликовал в блоге «Чайного клуба» подробный рассказ о том, как его задержали, как угрожали в отделе полиции, как везли в суд. В разговоре с корреспондентом Znak.com Соковых подтвердил свой рассказ и разрешил его опубликовать на нашем сайте. Публикуем его «без купюр». 

 

Петр Соковыхпредоставлено Петром Соковых

31 января мы с друзьями вышли на шествие в поддержку базовых гражданских свобод и, в частности, за свободу Алексея Навального. Позже на видеозаписях «Центра Э» будет видно, что (буду аккуратен в формулировках) мужчина, похожий на меня, через мегафон координировал движение колонны. Благодаря таким координаторам, шествие успешно прошло от площади перед ТЮЗом до Исаакиевского собора, не разделившись и не растянувшись. Шествие продолжилось и дальше (сильно дальше), но этого я уже, увы, не увидел.

Задержание: «Тащат за волосы и за свитер»

Я открываю телефон проверить новости. Вдруг справа резкий толчок в сторону дороги. Не попасть бы под машину. Смотрю направо. Быдловатый кавказец средних лет в спортивной одежде смотрит на меня. Искра, буря, осознание: это типичный «эшник», надо уходить. Кавказец хватает меня за пальто и тащит на дорогу. Выскальзываю из одежды и бегу… прямо в объятия неизвестных мужчин в защитной экипировке. Толчок — я в луже.

— Встань, сука!

Я лишь закрываю руками голову и ребра.

— Тащи его!

Тащат за волосы и за свитер. И то, и другое рвется. Пришлось нести за руки и за ноги. Бросают в автозак. Следом мне в лицо бросают мегафон.

— Что, орал, …? На, сука, еще поори!

Я лишь закрываю руками голову и ребра. Кавказец начинает вытаскивать у меня из рук телефон.

— Дай сюда, быстро!

Не отдаю. Оцениваю ситуацию. Телефон я автоматически заблокировал. Все зашифровано, стоит сложный пароль (как долго я учился набирать 11 символов просто, чтобы проверить почту… это стоило того). Вокруг меня пять мужчин в защитной экипировке. Разжимаю пальцы.

— Зовут как?

Называю ФИО и год рождения. Так меня хотя бы смогут найти друзья. Смотрю по сторонам — сумки с документами нет, осталась в луже. Позже другие митингующие вернут ее, связавшись с «Чайным клубом», и паспорт привезут ко мне в ОВД.

В Санкт-Петербурге вместо автозаков использовали обычные пассажирские автобусы с надписью «Заказной»Александр Дыбин / Znak.com

— Встань, че ты там лежишь!

Немного приподнимаюсь. В автозаке кроме меня есть еще задержанный.

— Знакомься, это Леха. Он тут у нас часто.

Здороваюсь глазами.

— Че грязный такой?

Так вы же и бросили в лужу…

— Готовиться надо было, такая погода.

Я, вообще-то, сегодня плавать не собирался. Пробивают ФИО. Конечно, я есть в базах. Нас переводят в задний отсек для задержанных.

— Леха, давай сюда телефон.

— Зачем он вам?

— Леха, я сейчас зайду к вам, будет хуже.

— Ну не надо, пожалуйста.

— Леха, не беси, я захожу уже.

— Ладно, держите.

Час мы то трясемся в темноте, то стоим. Кажется, периодически автозак использует для перекрытия улиц, по которым идут протестующие.

В полиции

Двери открываются. Свет слепит.

— Соковых, на выход.

Выхожу. Леху закрывают, чтобы везти куда-то дальше. Прошу дать покурить. Не дают, говорят «плохо себя вел». Покурить мне удастся только через 50 часов, но я об этом еще не знаю.

Заводят в актовый зал, «охранять» приставили двух женщин. Спрашивают, проводили ли наружный досмотр. Не проводили.

— Ну по карманам у тебя рылись?

Да, рылись. Женщины не понимают. Объясняю им разницу между досмотром и «рылись по карманам». Женщины брезгливо просят меня надеть маску. Это пожалуйста. Спрашиваю время. Одна женщина чувствует подвох. Вторая наивно отвечает, что 16:15. Позже в протокол его внесут именно так, а большая часть сотрудников полиции будет отказываться сообщать мне время. В зал заходит тот самый кавказец.

— Тут на телефоне пароль.

Улыбаюсь.

— Вводи давай!

Вам зачем? Пароль — он на то и пароль, чтобы нельзя было разблокировать.

— Как зачем? Ты понимаешь, что мы все равно вскроем?

Вскрывайте. Я работаю в компании, разрабатывающей СКЗИ (средства криптографической защиты информации) и точно знаю, что они ничего не вскроют. Позже по системе «Вспышка» (через проект РуПол Александра Литреева) друзья узнают, что телефон действительно увозили в «Центр Э».

В зал заходит парочка скучающих людей в гражданке. Начинается вялый разговор. Зовут Петр. За что задержали не знаю; я вообще задержан? Мне не объявили. Работаю программистом. Где? В крупной конторе. Где живу? В Самаре. Где ночевал последний раз? У друзей. Адрес? Да то у одних, то у других, адрес не помню.

— В дурачка играть вздумал, сука? Ты понимаешь, где ты? Ты обязан отвечать.

— Мама говорила мне, что согласно 51 статье Конституции не обязан.

— Ты где такие слова узнал, сука? Может тебя по уголовному розыску пробить?

— У меня с уголовками проблем нет, пробивайте.

— Самый умный, что ли? А ну пошли ко мне в кабинет!

Иду.

В уголовном отделе

Заходим в узкую каморку полтора на три метра, мужчина садится, видимо, на свое рабочее место. Кроме него в кабинете еще двое мужчин.

— И что, стоило оно того?

— Что стоило?

— Участие в митинге.

— Каком митинге?

— В котором ты участвовал.

— А я участвовал в каком-то митинге? 

Происходящее начинает напоминать пранк «Ну как там с деньгами».

— Ты меня бесишь уже. Куда шли?

— Я не местный, хотел Исаакий посмотреть. Да и архитектура на Вознесенском красивая. 

Это правда.

— Сколько денег обещали за участие? Кто координировал?

— Мама говорила мне, что, согласно 51 статье Конституции, я могу не говорить.

— Ты кто? Неформал, ЛГБТ?

— Нет, — говорю, — я нормальный парень. 

Про себя посмеиваюсь.

— … (нецензурное слово, означающее «зачем», — прим. Znak.com) волосы в зеленый цвет покрасил?

— Девчонкам нравится, вот и покрасил. 

Это правда. В кабинет заходит еще какой-то щуплый нерусский мужичок.

— А парень-то у нас агитатор, смотрите, его «Центр Э» привез.

Рубрика «очевидное невероятное» — значительная часть «прессы» на митингах отсылает видео напрямую в ЦПЭ. Менты гогочут над записями, где (буду аккуратен в формулировках) мужчина, похожий на меня, кричит в мегафон «Все на Вознесенский» и «Один за всех и все за одного».

— Что, мушкетер нашелся, что ли? Ты кто: Портос, Арамис, Атос? Или так, подсос-пидарас? Где друзья-то твои? За тебя так никто не выйдет.

На акции 31 января в Петербурге было задержано более 1 тыс. человек. На сегодня для более чем 200 человек вынесены решения об административных арестахАлина Ампелонская / Znak.com

Гогочут. «Три мушкетера» — книга моего детства. Отец всегда говорил, что друзья — главное, что есть в жизни. Сейчас моя верность этому убеждению проходит проверку — тон разговора резко меняется.

— Откуда получал команды? Куда шли? Зачем вышел? Где живешь?

Молчу.

— Да не, Вась, это бесполезно, я думаю надо ему … (нецензурное слово, означающее ударить — прим. Znak.com).

— Думаю, да, сейчас об стол его приложим.

— Не надо, пожалуйста.

— Откуда получал команды? Куда шли? Зачем вышел? Где живешь?

— Мама говорила мне, что согласно 51 статье Конституции, я могу не говорить.

— У тебя кровь носом не идет, часом? Давление в норме? Бывает же: поднимаешься по лестнице, темнеет в глазах, упал, очнулся, гипс.

— Не бывает. Кровь идет, только если меня бьют.

— Ты же понимаешь, здесь воры, убийцы, по 20 ходок имеют, мы и их раскалываем.

Развожу руками. Число мужчин в комнате увеличивается до шести. Вспоминаю, как похожим образом глава ОМОНа прессовал моего друга — независимого кандидата в муниципальные кандидаты.

— Ты же знаешь, что мы так тебя … (нецензурное слово, означающее изобьем — Znak.com) можем, что ты потом ссать кровью будешь? Понимаешь, ссышь, а там кровь. И следов никаких нет. Понимаешь?

— Понимаю, охотно верю. Не надо, пожалуйста.

— Кто-то знает, что ты здесь? Ты же понимаешь, что ты можешь тут навсегда потеряться.

— Леха из автозака знает. В это время мои друзья уже ищут меня.

— Откуда получал команды? Куда шли? Зачем вышел? Где живешь?

— Мама говорила мне, что согласно 51 статье Конституции, я могу не говорить.

— Ты понимаешь, есть порог боли, после которого человек рассказывает все подряд? Будешь все рассказывать в слюнях и соплях.

Я охотно верю. Вспоминаю роман 1984. «Возьмите Джулию, а не меня». Я понимаю, что под пытками мое геройство рано или поздно кончится.

— Ты сейчас уедешь на 5 лет по 319 УК РФ («Оскорбление представителя власти» — прим. Znak.com), понимаешь? (называют случайные статьи, не имеющие отношение к делу). Мы тебя сначала тут … (нецензурное слово, означающее изобьем — прим.

Znak.com), а потом в СИЗО к чеченцам посадим, они тебя там всей толпой … (нецензурное слово, означающее половой акт — прим. Znak.com) будут, у тебя очко будет размером с чайник.

Страшно. Твердо решаю, программа минимум — молчать пока не начали реально пытать. Пусть хотя бы разок ударят. Отец учил — друзья важнее всего.

Другой собеседник решает сменить тактику.

— У нас на тебя материалов достаточно, мы тебя сейчас посадим на 5 лет. Знаешь, что такое особый порядок?

Я знаю. Это когда менты убеждают сдать своих, а взамен сбрасывают 2-3 месяца со срока в 10 лет. Вслух не говорю.

— Скостим тебе до 2/3 срока. Говори. Откуда получал команды? Куда шли? Зачем вышел? Где живешь?

Не говорю. Дверь резко захлопывается. Щуплый нерусский мужичок говорит закрыть окна. Я знаю, что так начинается. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека — вечно. И помните, что это — навечно.

— Говори, … (нецензурное оскорбительное выражение — прим. Znak.com)!

Мужичок толкает меня в плечо и заносит руку будто для удара. Мне страшно. Но это не считается, мне не было больно. Говорить нельзя. Мама говорила мне, что согласно 51 статье Конституции, я могу не говорить.

— Откуда получал команды? Куда шли? Зачем вышел? Где живешь?

Новый толчок. Разговор пошел по кругу. Ссать кровью. Ты расколешься. У нас есть все данные. Адвокаты тебе не помогут, поможем только мы. Мы устроим тебе … (нецензурное слово, означающее половой акт — Znak.com) с чеченцами. Ты грязь, ты проститутка. Куда шли. Давай шокером … (нецензурное слово, означающее ударим — Znak.com). Чеченцы. Моча. Говори, сука. Происходящее начинает напоминать пасту про Бабруйск.

По ощущениям я был в этой комнате вечность. Когда УгРо надоест так развлекаться, меня отведут оформлять протокол. Я узнаю, что прошло всего три часа. Целых три часа.

Оформление

Составляют протокол изъятия телефона и мегафона. Симпатичная девушка улыбается и предлагает чай с шоколадкой. Соглашаюсь. Потом с опаской вспоминаю «угрозу» взять кровь-мочу (ха-ха, ирония) на наркотики. Пробую. Вкус у чая обычный. Симпатичная девушка предлагает разблокировать телефон. Отказываюсь.

— Тебе есть, что скрывать?

— Нет.

— Ты понимаешь, что мы все равно взломаем?

— Да. 

— Почему не называешь пароль?

— Не хочу.

Александр Дыбин / Znak.com

Происходящее начинает напоминать фрагмент фильма «Собачье сердце». Девушка предлагает признать, что мегафон мой. Мама говорила мне, что согласно 51 статье Конституции, я могу не признавать. Девушка расстроена — чай потрачен зря.

Начинаю расписываться за то, что мне рассказали кучу положений КоАП про мои права, и, конечно же, про 51 статью Конституции. Мне ничего не объяснили, но я и так знаю. Расписываюсь. Доходим до пункта «в отношении меня не установлен особый порядок оформления — я не являюсь… членом избирательной комиссии». Я являюсь. Почему раньше не сказал? Вы не спрашивали.

Оформили протокол по 20.2 часть 5. Меня оставляют на ночь. Из вещей при себе у меня пачка сигарет, маска, шапка и ремень. Ботинки предусмотрительно без шнурков. Сигареты не вернут, конечно. Сволочи действуют как сволочи даже в мелочах.

Камера

В камере постоянно светит лампочка. Очень ярко. Очень жесткая скамейка. Я ложусь, пытаюсь заснуть. Просыпаюсь из-за того, что затекла рука и болит нога, на которой я лежу. Переворачиваюсь. Чуть позже переворачиваться будет уже не на что — болеть будет все.

За дверью какой-то начальник требует переоформить меня по 20.2 часть 2 (организация вместо участия). Интересно, как они это реализуют.

По ощущениям проходит часа три. В камеру заводят еще двух задержанных. Интересуюсь, сколько времени. Я в камере всего 15 минут.

Два парня рассказывают, что их повинтил ОМОН, когда они шли мимо и решили посмотреть, что там за толпа. Грустно смеюсь про себя. Рассказываю, что их ждет. Узнаю, что у одного из них условка. Из-за этой административки он сядет на 7 лет.

телеграм-канал «Команды 29»

Они рассказывают мне, что там еще оформляют какого-то парня, укравшего из магазина шесть пачек кофе. Они называют его «кофеман». У Кофемана при себе было немного гаша. Он только что вышел с зоны. Конечно же, его выпустят под подписку гораздо раньше, чем меня.

Полицейские приносят поесть — почему-то два вторых, одно первое, два куска хлеба и одну воду. Парень с условкой делит еду по понятиям: второе и кусок хлеба мне, остальное им, вода общая. Меня устраивает.

Пока нас трое задержанных на весь отдел полиции, в других ОП протестующие теснятся по 30 человек в помещении — в этот раз задержали рекордное число демонстрантов. Но ментам не важна теснота. Им важно, чтобы друзья как можно позже узнали, где я. Слышу, как в дежурной части звонит телефон.

— Да. Да, содержится у нас, 20.2 часть 2. Да. Ну не просто так задержали, наверное, вы же понимаете.

Ага. Будто вы просто так не задерживаете. В голосе звонящей узнаю маму. Или показалось?

Сокамерники долго рассказывают, как они выпили по пиву и просто шли гулять. Каждые пять минут повторяют «мы же ничего не сделали, что за бред» и «это ты виноват, нет ты». Я думаю, что виноваты менты, но молчу. Один парень постоянно рыгает и рассказывает странные истории: то про ОМОНовца, который обещал выпустить за пять тысяч, то про какого-то деда, который натравил ОМОН на них. Происходящее начинает напоминать фильм «Зеленый Слоник».

Засыпаю. Часто просыпаюсь — спать неудобно. Кажется, что я проспал часов восемь. Из-за двери мент кому-то говорит время. Прошел всего час.

Утро 1 февраля

Понимаю, что наступило утро, потому что менты зашевелились. Моих сокамерников выпускают под обязательство о явке. Я не успел им сказать, что оно не имеет юридической силы.

В Петербурге после задержания на митинге в защиту Навального пропал без вести человек

Мне предлагают поесть. На выбор — столовая и передачка от друзей. Я безумно счастлив. Нет, дело не в еде. Друзья знают, где я. Если меня увезут в камеру к чеченцам, будет ниточка.

Ем. Сплю. Прошло 20 минут. Пытаюсь считать секунды. Больше, чем до 1800 досчитать не получилось. Приезжает ОНК, спрашивают, есть ли жалобы, здоров ли я. Говорю, что нормально. Уточняют — внутренние кровотечения, переломы? Нет, не в этот раз. Радуюсь. Друзья заботятся обо мне. Отец учил, что друзья — главное в жизни.

Мент обещает, что сегодня меня повезут в суд в первой половине дня. Сплю. Хожу по кругу. Первая половина дня кончилась.

— Не знаю, что там у них, мы судом не управляем. Повезем сегодня.

Сплю. Хожу по кругу. Считаю секунды. Мне снова предлагают поесть. Значит «сегодня» кончилось.

— Не знаю, что там у них. Время у нас еще есть, сам понимаешь.

Я понимаю. В камере начинаю разговаривать сам с собой. Ругаюсь. Происходящее начинает напоминать фильм «Изгой».

Узнаю, что наступило утро, так как какой-то начальник проводит обход и проверяет, кто в камерах. В камерах я, Кофеман и какая-то бабушка, которая купила с рук лекарство от боли в спине. Лекарство оказалось в списке запрещенных.

Говорят, что вот-вот повезут. Напоминает «День сурка».

Спустя вечность за мной действительно заходят.

— С вещами на выход.

Узнаю время. Почти все игнорируют, один мент отвечает. 12:40, три с половиной часа до окончания задержания.

Суд

Прошу дать мне личные вещи перед поездкой в суд.

— Мы сюда еще вернемся (смеется).

Прошу дать хотя бы сигареты. Сигареты не находятся.

— Да дай ему пачку той бабки, че ты копаешься.

Хреново, но возражать я не стал. На улице дают покурить. Смотрю на небо. Боже, как же я не хочу назад в камеру. Сажают в машину. Машина личная. Страшно — никаких отметок о том, куда меня везут, не делалось. Спрашиваю, в какой мы едем суд. В Ленинский. Ну ладно, посмотрим.

Подъехали к суду. Документы не готовы. Мент расспрашивает про статус ЧПРГ (член избирательной комиссии с правом решающего голоса). Рассказываю, мне не жалко, информация публичная. Младший сотрудник предлагает отвести меня в суд. Старший возражает.

— Посидим здесь. А то там люди какие-нибудь будут. Вот эти друзья его, которые ему передачки, сука, носят.

Сидим. Полиция от скуки смотрит мемы в телефоне. Краем глаза подглядываю в телефон. Остался час до окончания задержания.

— Тобой аж сам прокурор города занимается, блин. Хрена се ты важная птица.

Илья Афанасьев / телеграм-канал «Задержание Петербург»

Улыбаюсь. Говорю, что у них остался час. Может и успеете. Мент невольно смеется. Он не верит, что они успеют.

Меня поднимают в суд. Ждем. Какие-то документы привезли. Ждем. Но суд отказывается рассматривать дело по существу. Заседания не будет. Младший сотрудник тихим голосом жалуется:

— Походу эти менты где-то накосячили жестко.

Улыбаюсь. Мое задержание окончилось полчаса назад. Полиции потребуется еще 2 часа, чтобы все-таки выпустить меня. Заставили подписать согласие на СМС-оповещение по делу. Телефон оставили себе. Заставили подписать обязательство о явке. Оно не имеет юридической силы. Все подписываю — я хочу снова покурить и увидеть небо.

Свобода

Иду по улице. Прошу у проходящей мимо бабушки сигарету и зажигалку. Смотрит на меня с недоумением. Объясняю, что меня задержали на митинге и менты всё отобрали. Улыбается, дает сигарету.

Дохожу до метро. Первый же мужчина пускает меня через турникет, выслушав мою историю. Спасибо большое.

— Брось, друг, это мелочи.

Еду на квартиру к знакомым — ключи от моей квартиры в потерянной сумке. Звоню матери с отцом, затем в «Чайный клуб». Все рады, что я вернулся.

— Так что, может, выпьем водки, раз я на свободе?

— Я только немного, у меня завтра суд по 20.2.

— Может, тогда [общего друга] позовем?

— (проверяет телефон) Не получится, его только что на Невском задержали.

У меня хорошие друзья. А моя Россия сидит в тюрьме.