Источник «русофобии» — в Кремле

Кто препятствует успешности внешней политики России.
 

В политико-пропагандистском обиходе есть набор часто употребляемых и ставших привычными слов и терминов. Целенаправленно вброшенные для публичного потребления, они теряют свой изначальный смысл и превращаются в клише для манипулирования общественным мнением.

Одним из самых популярных объяснений Кремлем и его подручными пропагандистами настороженного (в лучшем случае), а чаще враждебного отношения западных стран к нынешней международной политике РФ, является так называемая русофобия.

Нет более нелепого и далекого от правды объяснения.

Конечно, «русофобы» в этих странах есть, но их слишком мало, чтобы оказывать влияние на большую политику. Ведь если не в попсовой версии, а всерьез рассматривать этот термин, то он означает неприязнь к русскому этносу, русской культуре, истории, стилю жизни, бытованию — то есть ко всему, что несет на себе «клеймо» русского. Когда русское — что-то дурное и чуждое, потому что русское. И тогда — это типичная этнофобия, тогда это прямая дорожка к расизму и фашизму. В нашем обществе такое, к сожалению, тоже встречается — только объекты другие.

Но очевидно, что в версии официальной российской пропаганды речь идет не об уникальных и, в общем, немногочисленных носителях пещерной этнофобии, а о «русофобии» как о главном мотиве неприятия российской политики западным истеблишментом. Который вроде не принимает ее не потому, что ему что-то конкретно в ней не нравится, а потому что она российская. Пахнущая конспирологией, но очень удобная версия: не надо искать и обсуждать публично причины такого неприятия, фобия есть фобия, состояние болезненное. Ну что поделать, ведь Запад давно и почти безнадежно болен!

Занятно, что при таком расширительном подходе

в число западных «русофобов» зачастую попадают политики, которые известны своим интересом к русской культуре, уважением к российскому народу,

многие из которых могут свободно цитировать русских авторов, а некоторые даже говорить по-русски. Более того, большинство западных политиков — особенно европейских — понимают, что, хотя им в российской политике, внутренней и внешней, многое не нравится, без России сложно решать многие международные проблемы. И конкретно региональные (например, европейская безопасность, Ближний Восток, Закавказье, Иран, Центральная Азия), и такие глобальные, как, например, контроль над вооружениями, терроризм и климатические изменения. Да и географию, утверждающую, что значительная часть России расположена в Европе, опровергнуть сложно.

Это правда, что отношение к России со стороны внешнего мира, особенно со стороны стран с демократической моделью политического устройства, все более негативно. Поворотным пунктом стали известные события вокруг Украины, хотя постепенное ухудшение отношений между Кремлем и так называемым Западом началось значительно раньше. Причины этого поворота нами уже подробно не раз освещались на страницах «Новой», отметим лишь, что он произошел в основном по инициативе Кремля, что он базировался на драматическом несовпадении взглядов российского руководства и западных стран на современное мироустройство и на конфликте интересов по многим международным направлениям. А самое главное — отражал

потребность Кремля в мобилизации поддержки населения при помощи опробованного инструмента — нагнетания темы внешней угрозы.

Но что же все-таки, кроме несовпадения взглядов на мироустройство и конкретных интересов в тех или иных вопросах, отталкивает западные политические элиты да и значительную часть общественности западных стран от российской политики?

Почему в последнее время практически все, что исходит из России, изначально маркируется как опасное, не вызывающее доверия, имеющее «двойное дно»?

Почему любое российское действие, даже допускающее возможность различных оценок, трактуется по самому отрицательному для официальной России варианту?

Почему с Россией все сложнее иметь дело, даже если нужно и хотелось бы?

Ответов несколько.

Государственное вранье

Во-первых, постоянное государственное вранье. Оно из ситуативного (с кем в большой политике такого не бывает?) и стыдливого превратилось в сегодняшней России в постоянное и гордое, с высоко поднятой головой и понтово-пацанским вызовом: мол, попробуй, докажи обратное! Сумма конкретных подвираний и выдумок по поводу конкретных ситуаций неотвратимо складывается в разветвленную и по-эвклидовски параллельную действительности картину мира — со своими аргументами, доказательствами и выводами. Картину, которая начинает жить своей собственной жизнью, которая самовоспроизводится и плодит все новую и новую ложь.

В этом зазеркалье действуют «вежливые люди», донбасские шахтеры и трактористы, здесь малайзийский «Боинг» сбит украинским самолетом, Скрипалей травят местные спецслужбы, а нечистый на руку и непроизносимый Навальный мало того что прикидывается отравленным, так еще и агент западных спецслужб.

Здесь не мирные протесты против наглой фальсификации выборов, нарушения конституции, судейского произвола и жестокого полицейского беспредела, а выполнение прямого заказа Запада (зачастую хорошо оплаченного) по развалу России. А к хакерам, периодически залезающим то в парламенты, то в госведомства западных держав, Россия, конечно, не имеет никакого отношения — попробуйте, докажите! И даже пробирки с подмененной спортивной мочой — это всего лишь злобная провокация недругов России.

Те, кто готовит всю эту пропагандистскую ахинею (которую регулярно транслируют на политическом уровне), конечно, в первую очередь, рассчитывают на внутреннего потребителя: на укрепление «осажденной крепости» для облегчения управления российским населением и сохранения своей власти перед лицом придуманной «внешней угрозы».

Но остальной мир это тоже видит и слышит, недоумевает и возмущается. Правда, там тоже не святые, там кое-где порой тоже прибегают к использованию мифов и дезы. Но густота этой субстанции в российском исполнении на нынешнем этапе беспрецедентна, а ее использование происходит не время от времени, а non-stop и очень агрессивно.

Ну и на каком языке разговаривать представителям столь разных миров, обитателям столь непохожих реальностей? Как понять, где правда, а где симулякр? Где всерьез, а где троллинг? И как тогда о чем-то важном договариваться?

Готовность Кремля нарушать международное право

Вторая тема — это готовность официальной России к нарушению международного права. Хотя до крымской эпопеи и стрельбы в Донбассе все было наоборот: одной из фишек публичной российской политики была критика (и иной раз справедливая) Соединенных Штатов и их союзников по НАТО за неуважение этого самого международного права и процедур, установленных ООН. В частности, в ходе военных конфликтов на Балканах после развала Югославии и на Ближнем Востоке.

Потом обвиняемые и обвинители поменялись местами. В последнее время к практическому нарушению Россией хельсинкского принципа нерушимости послевоенных границ при присоединении Крыма к России и к отходу от гарантий Будапештских договоренностей в отношении Украины добавилось правовое закрепление примата национального права над международным в российской Конституции. Такое сочетание практики и нововведенных конституционных норм западных политиков настораживает и укрепляет их сомнения в верности России международным договорам ныне и в будущем. Ссылки российских юристов и политиков на то, что, мол, во многих западных странах тоже содержатся нормы о приоритете в некоторых случаях национального права над международным, западных оппонентов не убеждают. Они считают, что

уровень манипулирования законом в России ради конкретных политических целей столь высок — и вообще, неуважение к праву так очевидно, — что роль международных договоренностей будет все более размыта.

Справедливо это или нет — не суть. Главное, что такое ощущение у западных «партнеров» России имеется и укрепляется.

Авторитаризм

И, наконец, укрепление авторитаризма. Если страна все более скатывается к диктатуре и все меньше считается с правами своих граждан и со своей собственной Конституцией, то, соответственно, возрастает и ее международная «кислотность». Предполагается, что и на внешнем поприще она будет все более непредсказуемой и склонной к агрессии, все менее считающейся с международным общественным мнением и проявляющей высокомерный нарциссизм. Такая зависимость доказана историей и сформулирована многими исследователями человеческого общества и политических устройств.

Понимание прочной связи между внутренним устройством и внешней активностью свойственно не только политикам, но и их электорату. А он болезненно и неприязненно реагирует на авторитарные практики и нарастающее ущемление прав граждан в России, а также на поддержку Россией других авторитарно-диктаторских режимов. И с ним нельзя не считаться — даже тем политикам, что готовы отдавать предпочтение практическим выгодам от отношений с Россией в ущерб «политике ценностей».

<hr/>

Вот все это вместе и создает стену отчуждения между Россией и значительной частью внешнего мира, в первую очередь, той, что принадлежит к странам с демократическим политическим устройством. Если называть это следствием «русофобии» оппонентов Кремля, то придется признать, что главным ее источником является сам Кремль.