Скандалист.

Каретин давно числился в скандалистах. Еще с той поры, когда не дал умереть Шилову, соседу по больничной палате.Шилов, студент, нарвался на уличную драку и получил серьезное ножевое ранение. Хирурги провозились с ним по полной программе. Спасли.

Из реанимации Шилова перевезли в палату к Каретину, тому на днях хирурги заштопали язву желудка. Каретину шел двадцать пятый год, для язвы – рановато, но что поделать… Доктора строго наказали не курить, не пить, не нервничать. Чудаки, он и сам это знал. Курить - не курил, водочкой баловался лишь изредка, а вот характер был взрывной, что бомба. Куда от него денешься?

В палате их было всего двое, можно было потолковать о том о сём, но не хотелось. Студент молчал, глядя в потолок, и вдруг неожиданно тихонько засвистел. Карелин опешил: чтоб свистеть в больнице? Но сдержался, промолчал. И не прогадал: тихие соловьиные трели вылились в мелодию, красивую, не-ежную.

- О чем свистишь? – подал голос Карелин.

- О любимой…

Каретин обладал музыкальным слухом, он на лету подхватил мелодию, пел в терцию. ЗдОрово звучало, душевно. Потом название придумали: Нежный Мотив Любви. Спалось этой ночью спокойно, боли не мучали.

Прошло пару дней. Как-то заглянула медсестра, улыбнулась студенту – держи весточку. Сунула ему свернутую бумажку, тот засветился радостью, что китайский фонарик, но записку не раскрывал, читать не спешил. Каретин отвернулся, не желая подглядывать за чужим счастьем, пусть человек письмецом натешится.

Лежать стало скучно, подвязав полотенцем свой тощий живот, Каретин, осторожно ступая, вышел из палаты. Побродил немного, почувствовал себя плохо, вернулся. Присел на койку, искоса поглядев на соседа. Парень лежал на спине, закрыв глаза. Спит? Мечтает?

Каретин внимательно всмотрелся в лицо студента и насторожился: выглядело оно посеревшим, как застиранное вафельное полотенце.

Неожиданно по позвоночнику Каретина пробежала мелкая дрожь: так зверь опасность чует. И впрямь ощутил что-то невидимое, грозное, будто сама «безносая» подошла к постели студента.

- Спишь? – тревожно спросил соседа.

Молчание.

Каретин громко закричал: - сестра!!!

Никого. Он встал, превозмогая тошноту, вышел в коридор – ДОктора!

Никого. Взглянул на соседа: тот дышал, но, похоже, это были последние судорожные глотки.

- АААААА, - заорал Каретин на всю больницу, - твою мать! парень умирает, где вы, суки!

Его обуяла невыносимая злоба, он извергал ругательства, колотил кулаком в дверь, грозясь ее разнести, и вдруг потерял сознание. Когда пришел в себя, лежал в постели. Рядом медсестра со шприцом, ваткой промокает его руку, стирая капельку крови, выступившей после укола.

- Где студент? – соседняя койка была пуста.

- В реанимации. Не буянь, его откачают…

Позже седой профессор, присев в изголовье Каретина, признался:

- В больнице скандалист очень нужен. И себя спасет, и соседу умереть не даст.

-Не понял…

- И не надо. Сосед твой, Шилов, до конца жизни у тебя в должниках... А ты отдыхай, сам-то от крика чуть не надорвался, - и хитро улыбнулся: - спи, виртуоз –матершинник.

Со студентом, кстати, была еще та морока. В записке глупая девчонка написала чушь собачью, мол, недостойна его, и прочее. Парень решил, что его бросили. И сердце чуть не остановилось от этой боли. Ну, дела! Только рана заживать стала, и на тебе! Мужики знают: душевная боль может так ударить, что любая рана забавой покажется.

Давно все это было…Каретину уже под сороковник, семья, два сына. Все, как положено. И репутация солидная, разве что с одним изъяном - прочно числится в скандалистах. Как ни старался обуздать свой нрав, не получалось, выход эмоциям давал исключительно скандал.

Жена говорила, что это гормоны мужские в нем играют, слишком горяч. Дома скандалил редко, но бывало. Жена прощала, мудрости ей не занимать. Каретин же, вдоволь наоравшись, позже ходил по дому тише воды, ниже травы, - хоть к ране прикладывай. Стыдно, однако…

Работал он много, был профи своего дела, сильно уставал. Занимался строительством.

Архитекторы, с которыми работал, его ценили. Еще бы!

- Архитектор - личность творческая, наваял портрет «ляли» на бумаге, сочинил новый дом, и кум королю. А мне эту «лялю» родить да вырастить надо, - язвил Каретин.

Себя, как главного инженера строительства, иногда называл «танком, куда горючее заливают проэктировщики всех мастей: от конструктора балок до систем канализации».

Наполнив баки, «танк» решительно шел в бой, и закипала стройка.

Каретин рычал, скандалил, рвался вперед. Подозревал всех и вся: в лени, воровстве, непрофессионализме. Хвалил редко. Был одиночкой и мало кому доверял вообще.

Зарабатывал хорошо. Его боялись обидеть, мало ли какой скандал учинит. Да и рука у него была тяжелая.

Отдыхал он только дома, рядом с женой и сынишками. Любил семью свою беззаветно. И мечтал о собственном доме, где каждый получит по комнате, красивой и удобной. И чтоб газоны, цветы вокруг дома.

Пацаны учились еще в младшей школе, когда жена вновь забеременела. Каретин пионом расцвел - даешь девочку! Чтоб косички-бантики, и чтоб на жену-красавицу похожа была!

И решил, что пора собственный дом возводить. Сказано - сделано. Горбатился на своей стройке так, как никогда не доводилось. Мастеров нанимал, работников, чтоб за девять месяцев успеть построить; сроки немыслимые, но Каретин закусил удила. Сказал, что жена с младенцем войдут в новый дом, значит так и будет!

Успел, построил свой дворец. Залез в долги немалые, но дом того стоил.

И вот нынче жена рожает. Врачи сказали: аккурат к полдню разродится. Дело мужа – нервы в кулак собрать, дождаться. И принялся с раннего утра газоны у дома равнять, чтоб как на картинке.

Работа успокаивала.

В полдень осмотрелся вокруг – красота! Представил, как жена с дочкой в дом входят. Эх! Радость доверху наполнила сердце. Это была редчайшая в жизни, незабываемая минуточка полного, абсолютного счастья.

Пора! Женушка-то, небось, уже со своей работой справилась. Ну, с Богом!

Переоделся, сел в машину – и вдруг, позвоночник, словно крапивой, обожгло.

Каретин ссутулился, обхватил плечи руками, пытаясь избавиться от ненавистного предчувствия беды. Не отпускало…Ударил по газам и на бешеной скорости подлетел к воротам родильного дома. В голове шум, сердце бьется птицей. ЧТО???

Сметая всех на пути, ворвался в кабинет главврача.

- Где жена? Что с ребенком?- жутко вращал белками глаз.

Опоздал. Птицей-лебедем любимая на небеса вспорхнула.

Адское кровотечение унесло жизнь женщины в считанные минуты.

Врачи ожидали грандиозного скандала, попрятались кто куда. Но Каретин внезапно сник и пошел прочь, не разбирая дороги.

Малышку, живую-здоровую, из роддома привезла бабушка, мать Каретина.  

К ребенку он не подошел. Не желал его видеть. Кричал криком - заберите ее из моего дома. Выглядел сумасшедшим, готов был на преступление. В нем клокотала ненависть: этот кусок мяса убил жену, любимую-ю…

На сорок дней напился вусмерть. Спиртного давно не употреблял, врачи строго запретили. А тут уж было все равно, лучше помереть, чем так маяться…Подполз к реке, лег у воды и заснул. Вдруг кто-то легонько погладил его по щеке.

– Жена, ты? – обрадовался мужчина.

– Я. Посижу рядышком с тобой, – и гладит его кудри. Он плачет от счастья.

– Хорошо тебе, милый? Я ненадолго, скоро бежать пора.

- Куда, любимая?

- Молочко в груди прибывает, кормить дите нужно, - говорит ласково.

- Зачем ее кормить? Не нужна она нам, - муж отвечает ревниво.

- Как же не покормить? Бог дал доченьку, ты ведь так хотел девочку…

-Перехотел, - грубо отвечает мужчина.

- Милый, ты не бойся, подойди к ней. Посмотри на нее. А как рассмотришь малышку, все простишь Богу. И радость обретешь. - Сказала жена и ушла, растаяла в дымке.

Солнце поднялось уж высоко, когда Каретин проснулся. Река сонно текла, веяло свежестью. Странно чувствовал себя, вроде в душе кто-то лампадку зажег.

Но к девочке не подошел. Не готов был.

Однажды утром все разбежались по делам: сыновья в школу, мать на базар, и кормилица ушла по своим делам. Тишина в пустом доме. Каретин поздно проснулся, спешить некуда, на работу не ходил третий месяц. Ничего не хотел, все было до лампочки. И только лес чуток отогревал заледеневшую душу. Каждый день бродил по лесу, костры разводил, уху варил. Домой возвращался затемно. Пил снотворное и валился в койку.

Это утро было солнечным и жарким. Открыл окна. За забором – старый разлапистый клен, ему лет сто, наверное. Живет себе, радуется. Птицы на нем гнезда вьют, дрозды стаями селятся. Сквозь щебетанье птичье услышал тонкий голосок, он звал усердно, настойчиво. Кто? Где?

Открыл двери в соседнюю комнату, и увидел деревянную кроватку–качалку, сам ее мастерил.   Удобная вещь, переносить легко. Кроватка под окном стоит, кисеей накрытая – от комаров защита.

Он стремительно подошел к кроватке. Р-раз – и кисея сдернута.

На него смотрели два выразительных глаза. Он мог об заклад побиться, - то глаза жены на него глядят – задумчиво, любяще, всепрощающе... Он впился взглядом в лицо ребенка.

Девочка была поразительно похожа на маму. И малюсенькая родинка над губой, и ямочки на пухлых щечках, и высокий лоб - все сохранила природа, создав маленькую копию ушедшей на небеса женщины. Сердце мужчины наполнилось болью, но оторвать взор от дитя не мог, стоял соляным столбом.

Она спросила его: а ты умеешь петь, как птицы?

Он кивнул и тихонько засвистел. В комнате зазвучал Нежный мотив Любви, исполненный студентом Шиловым давным-давно. А ведь не забылось!  

Девочка улыбнулась – еще! Он продолжал насвистывать нежную мелодию, и руки сами потянулись к маленькому тельцу. Поднял его и подошел к окну. Ребенок с интересом рассматривал лицо отца. Маленькие ручки коснулись его носа, глаз, губ…Он поцеловал ручонку, нежную и удивительно пахнувшую. Она закинула головку и счастливо засмеялась.

В эту минуту мужчина простил Судьбу за все: за боль потери, страх, ненависть, одиночество. За невыносимую тоску.

Он ощутил, как легким крылом его плеча коснулось Смирение. На все божья воля, человек...

Каретин глубоко вздохнул. Ему хотелось рыдать, но боялся напугать ребенка. Краем глаза заметил небольшой листочек бумаги, исписанный от руки аккуратным почерком кормилицы. Всего несколько строк. Что там? Он пробежал глазами. И замер. Прочел еще раз, запоминая каждое слово.

« К Царствию Небесному мы идем не от победы к победе. А спотыкаясь и падая, идем от поражения к поражению. Тот, кто не отсидится на обочине, а встанет, найдет в себе силы и продолжит свой путь, тот достигнет цели. Тихон Задонский».

Каретин был атеистом, религию отрицал напрочь. Но мудрецам, питавшим мудростью людские умы, отдавал дань глубокого уважения.

Строки на листке бумаги неожиданно посеяли бурю: сердце мужчины забилось отбойным молотком, лоб вспотел, голова затрещала от боли. Он застонал, прикрыв глаза. Тишина. Даже птицы петь перестали. И тут дочурка громко зачмокала…

Мужчина очнулся, провел пальцем по личику младенца. Буря в душе постепенно улеглась, пропитавшись нежностью. Нежность привела за собой любовь, а та – силу. Каретин высоко поднял дочурку на вытянутых руках.

– Мы продолжаем путь, верно? Дел-то у нас немеряно!

Малышка в ответ зачмокала, заерзала. В комнату вошла кормилица – и вовремя, дитя громко потребовало еды. Ее унесли, из-за двери какое-то время звучал пронзительный детский крик.

-Вся в отца! – восхитился Каретин. - Скандалистка растет!