Кремль, поссоривший Россию со всем миром, принялся за «внутренних врагов»

Борис Вишневский 

<small class="_2AcGa"></small>Образ «осажденной крепости», окруженной со всех сторон врагами, создается Кремлем последние полтора десятилетия. Это началось после первого киевского Майдана и заявления Путина о том, что крушение СССР было «крупнейшей геополитической катастрофой века». Соответственно, главные усилия власти были сосредоточены на внешнем фронте. Где врагов становилось все больше, а друзей — после недавней карабахской войны и отказа в помощи Армении — вокруг почти не осталось. Минувший год существенно изменил картину: Кремль ведет себя так, как если бы крепость была осаждена изнутри. Видя главной угрозой уже не внешних, а внутренних врагов (хотя частично и связанных с внешними).

Представляется, что серьезных причин для перенацеливания пушек внутрь крепости не было. Ни московские протесты лета 2019-го, ни успехи оппозиции на выборах в Мосгордуму, на муниципальных выборах в Петербурге и в Пскове еще не создавали для властей масштабной угрозы, хотя социология и показывала ухудшение отношения к «Единой России». 

Однако

год начался с изменения Конституции и обнуления президентских сроков Путина, а закончился россыпью репрессивных законов,

фактически объявляющих преступлением любое несогласие с политикой власти. 

При этом базовые демократические принципы — народовластие, честные выборы, ответственность и сменяемость власти, верховенство права, независимость суда, разделение властей, приоритет прав личности перед «государственными интересами» — названы «враждебными западными ценностями», якобы угрожающими «суверенитету и национальной безопасности». 

Напомним, что анонсирование Путиным 15 января указанных поправок сопровождалось множеством ожиданий предстоящего после 2024 года «транзита власти». Оптимистических прогнозов на эту тему было не счесть — между тем, автор статьи был одним из немногих скептиков, с самого начала («Новая газета», 15.01.2020) предположивших, что это будет «транзит к самому себе», потому что Путин совершенно не намерен менять конституционную конструкцию иначе как для того, чтобы сохранить именно для себя главенствующую роль. И был первым, кто, как только появился текст поправок, предсказал («Новая газета», 20.01.2020), что предложенные изменения «правила двух сроков» предназначены исключительно для того, чтобы обнулить предыдущие сроки правления Путина. 

Многие тогда не поверили, но после «поправки Терешковой» пришлось поверить. Собственно, только в этом (и еще в пожизненной неприкосновенности экс-президента) и была единственная и главная цель поправок — все прочее было или дымовой завесой пустых и юридически не значащих формулировок, или откровенной демагогией, или закреплением уже существующего порядка, или некоторым усилением власти президента. В самой же политической конструкции почти ничего принципиально не изменилось — и именно поэтому вся «поправочная» кампания была встречена подавляющим большинством граждан с завидным равнодушием: никакая Конституция на их реальную жизнь не влияла ни прежде, ни сейчас, а в том, что Путин не захочет уходить от власти, они и так не сомневались.

В том, что приоритеты Кремля расставлены именно так, граждане убедились довольно быстро: Дума начала регистрировать проекты и штамповать законы, направленные вовсе не на торжественно обещанную индексацию пенсий или рост оплаты труда, а совсем на другое. 

На объявление «экстремистами» всех, кто посмеет усомниться в генеральной линии, на ужесточение ответственности за участие в «несанкционированных» публичных акциях, на запреты «пикетных очередей» (ранее не требовавших согласования), на расширение полномочий полиции и обеспечение ее безнаказанности, на блокировку неподконтрольных власти информационных ресурсов, на ужесточение правил участия в выборах и облегчение фальсификаций и на повальное объявление «иностранными агентами» всех оппонентов власти, занимающихся «политической деятельностью» (спектр максимально широк: от участия в выборах и наблюдения за ними и до направления властям своих предложений).

В лучшем случае оппоненты объявляются «иноагентами», подлежащими поражению в правах (запреты на участие в выборах и работу на госслужбе), а в худшем — врагами, подлежащими ликвидации с помощью боевых токсикологов. 

«Бурный поток» репрессивных законов не иссякал до Нового года, и все это, конечно, как патроны в обойму, укладывалось в решение задачи самосохранения власти. Понимающей, что после ее реальной смены очень многих ее представителей ждут не лекционные турне за границей и не хорошо оплачиваемые должности в заранее созданных фондах и центрах, а куда более неприятная участь: с необходимостью отвечать на неприятные вопросы, не имея возможности уклониться от ответов.   

Однако именно принятием всех этих законов — а до того принятием обнуления и закона о неприкосновенности — Кремль публично явил свою ахиллесову пяту. 

Гражданам были наглядно продемонстрированы подлинные стремления власти: категорическое нежелание отвечать за содеянное, животный страх перемен и яростное желание любой ценой эти перемены не допустить. 

И, возможно, именно это — при де-юре успешном для власти проведении поправок к Конституции — и окажется де-факто ее поражением:

надоевшая, не способная решить проблемы граждан, но не желающая уходить власть неизбежно становится не страшной, а презираемой и смешной. 

При этом не стоит и переоценивать значение накопленного «законодательного мусора»: все эти законы, в том числе о пожизненной неприкосновенности, превратятся из кареты в тыкву как только начнутся реальные изменения. Потому что еще ни одного диктатора не судили по тем законам, которые он для себя принимал. 

Но неминуемо возникает вопрос: что дальше? 

Каков образ желаемого будущего, которое придется выстраивать взамен нынешнего авторитарно-полицейского режима? 

И тут, как представляется, важно избежать одной ловушки: вместо того чтобы отказаться от старой политической системы, начать искать для нее нового вождя как «альтернативу Путину».

Не надо искать «альтернативу Путину» — никто не должен быть «вместо Путина». 

Не надо пытаться «отреставрировать самодержавие» (цитируя Лилию Шевцову) — надо от него отказаться. 

Отказаться от персоналистской модели, подстроенной под одного человека, без которого не принимается ни одно важное решение, — и потому чрезвычайно зависящей как от каналов поступления к нему информации, так и от его способности вовремя и обоснованно принимать эти решения. 

Перейти к системе с правительством, правоохранительными органами и спецслужбами, ответственными перед парламентом, с отсутствием «вертикали», с реальным, а не декоративным, прописанным в Конституции федерализмом, и с делегированием полномочий и ресурсов снизу вверх, а не наоборот.  

И тогда не придется тратить время на рассуждения: а не станет ли диктатором тот или иной оппозиционный политик, если придет к власти? 

Нет ли у него таких замашек уже сейчас — а если есть, следует ли с ними смириться ради великого дела свержения нынешнего режима? 

От «диктаторской болезни» есть только одно надежное средство: принципиальное отсутствие в системе власти должности с потенциально диктаторскими и плохо ограниченными полномочиями. 

А иначе — снова пойдем по тому же замкнутому кругу, раз за разом наступая на те же политические грабли.