"Кощунствуют над святыми для каждого советского человека идеалами".

АВТОР:

БОРИС СОКОЛОВ

Закон, предусматривающий реальные тюремные сроки по статье о “клевете”, принятый под конец года одновременно с другими репрессивными законами, стал еще одним шагом к возвращению советские времена, когда само упоминание о существовании цензуры в СССР вызывало обвинение в клевете на общественный строй. Историк Борис Соколов напоминает, как и за что “клеветников” преследовала власть в Советском Союзе.

23 декабря Госдума приняла закон о лишении свободы за клевету. Если раньше эта статья подразумевала только штраф, то теперь по ней можно получить до 5 лет лишения свободы. Расплывчатые формулировки закона позволят отправить за решетку самых разных людей, от участниц движения MeToo (для “клевета” об изнасиловании подразумеваются самые большие сроки) до борцов с коррупцией из ФБК и расследователей, пишущих о преступлениях сотрудников спецслужб.

Во многом принятие подобного законодательства выглядит как возвращение к старым добрым советским временам, когда сразу две статьи уголовного кодекса, применявшиеся против инакомыслящих, содержали пункты о “клеветнических” или “заведомо ложных” измышлениях, “порочащих советский государственный и общественный строй”.

Ст. 70 “Антисоветская агитация и пропаганда” была в Уголовном Кодексе РСФСР, утвержденном 27 октября 1960 года. Она гласила: “Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти либо совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, распространение в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно распространение либо изготовление или хранение в тех же целях литературы такого же содержания, наказывается лишением свободы на срок от шести месяцев до семи лет или ссылкой на срок от двух до пяти лет.

Те же действия, совершенные лицом, ранее осужденным за особо опасные государственные преступления, а равно совершенные в военное время, наказываются лишением свободы на срок от трех до десяти лет”.

Эта статья пришла на смену печально знаменитой ст. 58-10 УК РСФСР 1926 года, которая за пропаганду или агитацию, “содержащие призыв к свержению, подрыву, ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст.ст. 58-2-58-9), а равно распространение, изготовление или хранение литературы того же содержания” карала от 6 месяцев и вплоть до высшей меры.

16 сентября 1966 года Президиум Верховного Совета РСФСР дополнил Уголовный кодекс статьей 190-1 “Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй”. Звучала она так: “Систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно изготовление или распространение в письменной, печатной или иной форме произведений такого же содержания. Наказывается лишением свободы на срок до трех лет, или исправительными работами на срок до одного года, или штрафом до ста рублей”. Аналогичные статьи появились и в уголовных кодексах других союзных республик.

Первый громкий политический процесс послесталинского времени состоялся в 1965–1966 годах в Москве против писателей-диссидентов Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Они публиковались в западной печати под псевдонимами Абрам Терц и Юрий Аржак. В письме жены Синявского Марии Розановой в защиту мужа отмечалось: “Проза Терца, его композиционная манера, стилистика, словесные обороты, некоторые философские идеи (кстати сказать, ничего общего не имеющие с политикой) могут нравиться или не нравиться, но несходство литературных вкусов и оценок-не повод для ареста писателя. Во всяком случае, так я привыкла думать после XX съезда”. Жена Даниэля Лариса Богораз в аналогичном письме утверждала: “Репрессии по отношению к писателям за их художественное творчество, даже политически окрашенное, расценивается нашими литературоведами как акт произвола и насилия, даже когда речь идет о России XIX века. Тем более это недопустимо у нас”.

Андрей Синявский много лет спустя вспоминал: “Вообще, мне кажется, искусство не должно привлекаться по политическим и уголовным статьям. На эту тему мне в тюрьме довелось много спорить с моим следователем по особо важным делам В. А. Пахомовым. Человек с двумя дипломами, он как-то посетовал, что третий раз перечитал мою повесть „Любимов“ и ничего в ней не может понять. Я обрадовался: „Вот видите, Виктор Александрович, если даже вы, образованный человек, ничего не понимаете, то какая же это политическая агитация и пропаганда, всегда рассчитанные на ясную и определенную цель?"... У меня были другие, чисто художественные задачи...”

Тем не менее, несмотря на громкую международную кампанию в защиту подсудимых, Верховный суд РСФСР квалифицировал их произведения как “антисоветская агитация и пропаганда”. 14 февраля 1966 года по ст. 70 Синявский был приговорен к семи, а Даниэль -к пяти годам лишения свободы. После этого процесса в уголовный кодекс и была внесена статья о “заведомо ложных измышлениях”.

Тем же указом в УК добавили ст. 190-3 “Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок”. Она была вызвана организацией 5 декабря 1965 года на Пушкинской площади “митинга гласности” в защиту Даниэля и Синявского под лозунгом “Уважайте Советскую Конституцию”. В нем поучаствовало около 200 человек. Ст. 190-3 гласила: “Организация, а равно активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок или сопряженных с явным неповиновением законным требованиям представителей власти, или повлекших нарушение работы транспорта, государственных, общественных учреждений или предприятий, наказывается лишением свободы на срок до трех лет, или исправительными работами на срок до одного года, или штрафом до ста рублей”.

Владимир Константинович Буковский, один из организаторов митинга 5 декабря 1965 года, так прокомментировал эти нововведения: “Вполне в духе советского лицемерия статья даже не упоминала слово „демонстрация“, а говорилось в ней об „организации или активном участии в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок“. Поди докажи, что в СССР запрещены свободные демонстрации! Ложь, клевета! Запрещены только грубые групповые нарушения порядка.

В то же время любой советский человек, привычный к поворотам дышла закона, отлично понимал, куда целит эта статья. По ней не только демонстрации становились преступлением, но и забастовки. Одновременно тем же указом вводилась статья 190-1. Формально отличие этой новой статьи от ст. 70 заключалось в умысле. По 70-й обязателен умысел на подрыв или ослабление советской власти; по 190-1 умысла не требовалось. Круг возможных преследований расширялся. А внешне опять все было вполне благопристойно: запрещалась не свобода слова или печати, а только клевета, -в каком же государстве дозволено клеветать?..

Осужденных же по новым статьям предпола­гали держать в обычных уголовных лагерях, даже след­ствие по этим делам должна была вести прокуратура, а не КГБ. Всем этим еще раз подчеркивалось, что статьи не со­держат в себе ничего „политического“.

Все это типичное лицемерие существенно затрудняло кампанию протеста против новых статей. Получался замк­нутый круг. Явно покушаясь на конституционные свобо­ды, формально статьи Конституции не противоречили, -прямо утверждать, что они антиконституционные, было сложно. Уже такое утверждение было бы расценено как клевета”.

1 сентября 1967 года за организацию демонстрации протеста против ареста Александра Гинзбурга, Юрия Галанскова и их друзей, состоявшейся 22 января 1967 года на Пушкинской площади, Буковский получил 3 года лагерей по ст. 190-3.

Анатолий Тихонович Марченко, известный правозащитник и диссидент, в 1969 году, уже находясь в лагере, получил 2 года заключения по ст. 190-1 за книгу о его лагерно-тюремном опыте политзаключенного “Мои показания”, ставшую к тому времени европейским бестселлером и переведенную на многие языки. В этой книге Марченко провидчески писал: “Я хотел бы, чтобы это мое свидетельство о советских лагерях и тюрьмах для политзаключенных стало известно гуманистам и прогрессивным людям других стран -тем, кто выступает в защиту политзаключенных Греции и Португалии, ЮАР и Испании. Пусть они спросят у своих советских коллег по борьбе с антигуманизмом: „Что вы сделали для того, чтобы у вас, в вашей собственной стране, политзаключенных хотя бы не воспитывали голодом?..“

Легко можно предположить, что мне попытаются отомстить и разделаться с правдой, которую я сказал на этих страницах, бездоказательно обвинив в „клевете“. Так вот, я заявляю, что готов отвечать на публичном процессе, с приглашением необходимых свидетелей, в присутствии заинтересованных представителей общественности и прессы”.

Разумеется, никто открытый процесс над ним проводить не стал, равно как и выслушивать свидетелей. В декабре 1986 года Марченко умер после проведенной голодовки в Чистопольской тюрьме в защиту политических заключенных.

В 1966 году правозащитник Александр Ильич Гинзбург составил сборник “Белая книга” по делу Синявского и Даниэля, который разослал в различные советские официальные инстанции, а потом издал за границей. За это он получил по ст. 70 в январе 1968 года 5 лет лагерей. Публикация правды о первом за многие годы политическом процессе в СССР была сочтена клеветой, подрывающей советский строй.

В октябре 1972 года правозащитник Кронид Аркадьевич Любарский был осужден по ст. 70 на 5 лет лагерей строгого режима за то, что был одним из составителей правозащитного бюллетеня “Хроника текущих событий”, где публиковалась информация о нарушениях прав человека в СССР. В мае 1974 года та же участь постигла правозащитника Габриэля Гавриловича Суперфина. Получается, что информация о нарушении прав человека сама по себе способна была подорвать советский строй.

Поэт и правозащитник Виктор Александрович Некипелов, член Московской Хельсинкской группы, свой первый срок -2 года -получил в 1974 году по ст. 190-1, в том числе за распространение собственных стихов. Среди них было, в частности, стихотворение “Алабушево”, где есть такие строки:

Хоть без очень четкой цели,
Но живем своим укладом.
Если сильно дует в щели -
Затыкаем самиздатом!

Есть вопросы, нет ответа!..
Спорим, курим, ждем мессию,
Чтоб, проникшись высшим светом,

Вместе с ним спасать Россию.

А она не шьет, не строчит,
Пьет и пляшет - губы в сале.
А она совсем не хочет,

Чтобы мы ее спасали!
 

Очевидно, если счесть эти стихи “заведомо ложными измышлениями”, то справедливым следует считать утверждение о том, что “Россия хочет, чтобы диссиденты спасли ее от коммунистов”!

В сентябре 1980 года Калининский областной суд по ст. 190-1 приговорил кандидата физико-математических наук и члена Московской Хельсинкской группы (в дальнейшем -также общества “Мемориал”) Иосифа Гецелевича Дядькина к 3 годам лишения свободы. Сначала после ареста его поместили в психиатрическую лечебницу, но потом решили все-таки осудить по статье о “заведомо ложных измышлениях”.

Во многом карательная психиатрия и статьи 190-1 и 70 были взаимозаменяемы. В зависимости от политической конъюнктуры и личности подсудимого, по одному и тому же обвинению (например, за хранение и распространение одних и тех же произведений самиздата) человека могли либо заключить в психбольницу, либо осудить по одной из двух “антисоветских” статей -в зависимости от того, что, по мнению КГБ, должно было вызвать меньше шума на Западе. Дядькину инкриминировали, в частности, “заведомо ложные измышления” о том, что “Октябрьская революция и гражданская война привели к напрасным жертвам и развалу экономики, в коллективизацию было разрушено сельское хозяйство, уничтожена лучшая часть крестьянства”. Сейчас об этом пишут в школьных учебниках.

Но главным пунктом обвинения было написание научной работы “Статисты”, распространявшейся в самиздате и изданной на Западе. Там Дядькин утверждал, что во время коллективизации с 1928-го по 1936 год погибло не менее 10 млн жителей, с 1937-го по 1941 год -4 млн., а во время Великой Отечественной войны -30 млн человек, а не 20 млн, как утверждал Хрущев. Сейчас число жертв коллективизации оценивают не менее чем в 6 млн человек, а число погибших и умерших в годы Великой Отечественной войне даже пропутинский “Бессмертный полк” оценивает более чем в 40 млн человек.

Подобные примеры можно перечислять еще долго. Но пришли горбачевские перестройка и гласность. Те материалы, за создание, хранение и распространение которых диссиденты получали сроки по обвинению в “клевете” и “заведомо ложных измышлениях”, стали публиковаться в газетах и журналах и обсуждаться на телевидении. С конца 1986 года практически прекратились аресты по статьям 70 (антисоветская агитация и пропаганда) и 190-1 (распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй) Уголовного кодекса РСФСР и аналогичным статьям УК союзных республик.

И вот, наконец, 8 апреля 1989 года за подписью Михаила Горбачева вышел указ Президиума Верховного Совета СССР “О внесении изменений и дополнений в Закон СССР „Об уголовной ответственности за государственные преступления“ и некоторые другие законодательные акты СССР”. В соответствии с этим указом в тот же день была отменена ст. 70 уголовного кодекса РСФСР “Об антисоветской агитации и пропаганде”. Аналогичные указы вышли и в других союзных республиках. Несколько месяцев спустя из УК РСФСР была исключена ст. 190-1. А вот статья 190-3 исчезла из уголовного кодекса уже независимой России только 29 апреля 1993 года с принятием соответствующего Закона РФ.

Теперь, с возвращением уголовной ответственности и реальных сроков за клевету, Россия во многом вернулась к ситуации, существовавшей в СССР до 1987 года, когда реально действовали ст. 70 и 190-1. Мало кто сомневается, что использоваться новая редакция закона о клевете будет прежде всего против политических оппонентов нынешней власти. Что же касается ст. 190-3, то ограничения на проведение собраний и митингов в России практически вернулись к нормам этой статьи еще несколько лет назад.

Источник: THE INSIDER