Обнуленный 2020-й: почему конституционно-поправочная кампания стала промахом Путина

Продлить правление вождя гораздо проще было без плебисцита.

Если рассуждать формально, то главным политическим событием минувшего года стало народное голосование за конституционные поправки. По степени необычности его трудно поставить рядом с чем бы то ни было. В XXI веке ничего похожего еще не случалось. Режим Владимира Путина категорически не приемлет плебисцитов. Они противоречат самой его сути.

Тем не менее столь исключительное событие уже забыто народом. А в общественно активных кругах если и вспоминается, то разве что в качестве примера ротозейства оппозиции, якобы не захотевшей уговорить избирателей сказать веское «нет» вечному правлению нынешнего президента.

В действительности вся эта эпопея — серия промахов властей, объясняемых, с одной стороны, растущей их неадекватностью, а с другой, просто невезением. Уже несколько лет назад удача покинула режим и его главу, но они продолжают держаться так, будто она по-прежнему на их стороне.

Исходной целью конституционного плебисцита было не просто обнулить лимиты на правление. Народ своим вотумом должен был придать власти Владимира Путина новую сакральность. Другого смысла в этом голосовании не было.

Ведь Конституцию уже неоднократно меняли безо всяких плебисцитов. Прописанные в ней процедуры вовсе не требуют народного участия, в том числе и для продления власти правителя. В 2008-м, например, увеличили президентский срок с четырех до шести лет. Если бы не было этой поправки, очередные два путинских срока истекли бы уже прошедшей весной (2012–2020), а так они закончатся только в 2024-м. И заметьте, никакого ажиотажа это продление в те вольные сравнительно годы не вызвало. На улицы народ не вышел. Не вышел бы и сейчас, если бы обнуление в солидной бюрократической манере провели через палаты и местные собрания.

Рядовой россиянин давно уже не сомневается, что Владимир Путин намерен править столько, сколько получится. А в формальные ограничения простой гражданин верит ничуть не больше, чем вождь. Если голосование и способно сейчас взбудоражить широкие массы, то разве что такое, на котором привычному правителю противостояла бы какая-то независимая от него фигура. Все прочие разновидности голосований не более судьбоносны в глазах электората, чем «выборы» советского образца, которые забывались на следующий день после принудительного на них привода.

Очевидной ошибкой Владимира Путина была вера, будто проведение поправок через плебисцит даст ему какие-то добавочные очки.

Но если уж он в это поверил, то должен был проявить последовательность и допустить хоть небольшую конкуренцию мнений и позиций. Чтобы выигрыш выглядел продуктом какой-то борьбы. Вместо этого он провел всю подготовку в формате привычной для себя спецоперации. И это был второй его промах, заранее обесценивающий плебисцит.

О будущих поправках вождь объявляет 15 января 2020-го. Это вовсе не отклик на какой-то народный зов. Это сюрприз. Менять Конституцию решительно никто не просит. Но то, что это не шутка, видно сразу. В тот же день Путин создает рабочую группу — как бы для сочинения поправок. Ее личный состав заранее исключает какие-либо дискуссии.

Пока прыгунья Исинбаева развлекает зрителей своими немудреными мыслями, публика ждет — ну когда же провозгласят тезис о продлении сроков?

Недели идут, царевы люди фонтанируют агрессивными фантазиями, интерес падает почти до нуля. И тогда, 10 марта, слово об обнулении гремит из уст Валентины Терешковой.

Никакой авторитетности продлению президентских сроков ее формальное авторство, конечно, не добавляет. Но главное теперь — не сбавлять темп. И три дня спустя, 14 марта, выходит федеральный закон с 206 изменениями, названными, чтобы не усложнять процедуру, просто «поправкой», — и с назначением плебисцита по этому поводу на 22 апреля.

Процедурные правила аврально сочиняют на коленке. О юридических формальностях не заботятся, справедливо полагаясь на то, что инстанций, настроенных к чему-нибудь придраться, нет в природе.

Народ, который не просил ни вечного правления, ни многословных упражнений на ультраконсервативные темы, по-прежнему глубоко равнодушен к мероприятию, хотя и гнева не выказывает. Люди считают, что чего-либо нового им это не сулит. И в целом правы. Старая Конституция, со всеми ее свободами, ничуть не мешала начальству запрещать все, что попадалось ему на глаза.

Пропаганда пытается переключить народный интерес на вводимые в текст туманные обещания каких-то соцблаг и индексаций. Со временем за эти для отвода глаз придуманные гарантии, пожалуй, придется держать ответ перед подданными. Но не прямо сейчас. На дворе уже эпидемия, и мысли людей о ней.

Если бы не затеяли плебисцит, то все формальности были бы мгновенно закончены и поправки вступили бы в силу уже в марте. А так пришлось встать на горло собственному нетерпению, отложить голосование и тянуть опостылевшую кампанию еще несколько месяцев.

В итоге на бумаге все сошлось: явка — 68%, «за» — 78%. В совокупности это чуть больше половины списочных избирателей, т. е. именно столько, сколько и было запроектировано.

В интеллектуальных кругах потом долго разбирались, кто из оппозиционеров дал неправильный совет народу, и эта дискуссия была единственной хоть сколько-то заметной удачей властей за всю поправочную эпопею. Впрочем, интеллектуалы всегда найдут о чем поспорить.

В действительности даже на самые категоричные и единодушные призывы голосовать «против» откликнулись бы десятки или сотни тысяч, но уж никак не миллионы. Народное большинство не считало это голосование важным для себя, и убедить его в обратном не смог бы никто. Да и знаем ли мы, каким на самом деле был результат? По альтернативным подсчетам, в достоверность которых можно верить или нет, число реально голосовавших было куда меньше, а голосов «за» подано не вчетверо больше, чем «против», а вдвое. Это совсем не тот мандат сакральности и легитимности, ради которого устраивалось такое сложное и неудобное мероприятие.

Путин никогда не признает своих ошибок. Но режим после плебисцита ведет себя так, будто очков на нем не набрал: триумфом не козыряет, о мольбах народа править вечно не напоминает, а штампуемые сейчас запреты сверяет не с конституционными поправками, а со своими белорусско-хабаровскими страхами.