20 год поставил ребром вопрос о выборе между ужасным концом и ужасом без конца

Любой нормальный человек на Новый год желает себе и близким, чтобы проблемы остались в уходящем году, а в наступившем стало бы лучше, легче и проще. Все всё понимают, но таков ритуал.

В новом 2021 году мало кто ожидает исполнения этих нехитрых желаний. Просто потому, что ни одна из проблем, вставших в полный рост в прошлом году, не решена. Скорее, наоборот.

20 год поставил ребром вопрос о выборе между ужасным концом и ужасом без конца. Кризис мировой системы, разрушенной 30 лет назад крахом Советского Союза, так и не был разрешен ни в каком виде. Ялтинско-Потсдамская система мирового устройства была основана на разделе мира на зоны влияния и дополнила Вестфальскую (сформулировавшую принцип невмешательства в дела ведущих держав) и Венскую (создавшую понятие баланса сил). Разрушение одного из трех столпов, на которых держался мировой порядок, требовал создания чего-то нового в дополнение к тому, что осталось. Либо создания совершенно новой системы отношений, исходящей из сложившейся принципиальной невозможности справедливого раздела мира и балансирования интересов.

Отсутствие решения и породило кризис, который (как и любой хронический кризис) только усугублялся с каждым годом. 20 год и стал рубежом, за которым произошел окончательный обрыв. Это могло случиться и в 19, и в 25 году, но случилось в двадцатом. Точно так же, как коронавирус мог обрушить российскую (и не только) систему здравоохранения и в прошлом, и в следующем году — но все предпосылки к краху были созданы в предшествующие годы, когда над здравоохранением провели не просто эксперименты, а процедуры вивисекции. В разных странах они выглядели и назывались по-разному (программа Obamacare в США или «оптимизация» в России), но суть их была практически идентичной — здравоохранение, как система, была лишена резервов, утратила устойчивость, а потому первый же «нестандартный» вирус разрушил ее окончательно. В этом смысле вопрос проектности коронавируса теряет всякий смысл: при нормально функционирующей системе здравоохранения, обладающей запасом прочности и функциональной гибкости система вполне способна выдержать даже настоящую боевую атаку биологического оружия. А в том виде, в котором она пребывала к 2020 году, любой аномальный вирус гарантировано вызывал ее крах.

С мировой системой отношений ситуация ровно та же. Все предпосылки для ее разрушения сложились задолго до 20 года, а потому события прошлого года лишь поставили точку и вынудили делать окончательный выбор.

Ключевой проблемой, по которой 30 лет после краха Союза так и не удалось создать новую сбалансированную систему мирового порядка — это наличие в качестве субъектом мировой политики национальных государств. Все три базовых договора, определяющий предыдущий мировой порядок (Вестфальский, Венский и Ялтинско-Потсдамский) исходили из субъектности национальных государств, которые и являются сторонами и акторами мировой системы отношений. Однако вдруг выяснилось, что национальные государства слишком примитивны с точки зрения управления миром, который совершил технологический, культурный, социальный рывок. Несоответствие управляющего контура управляемому объекту (то, что привело к краху Советский Союз) оказалось системной проблемой всего мирового порядка. И ответа на этот вызов у него не оказалось.

Но ответ на самом деле есть. Мировая система уже проходила через подобные периоды, и ведущим актором процессов управления были корпоративные субъекты. Ту же Британскую империю создала Ост-Индская компания, которую сложно назвать чисто корпоративной структурой — по сути, она была неким «частно-государственным партнерством» в условиях крайне слабого (по сравнению с ней) государства. И мы прямо сейчас видим, что ключевые идеологи глобализма (в частности, небезызвестный Клаус Шваб) активно возвращаются к этой идее, как единственной, способной разрешить сложившееся несбалансированное противоречие, а с ним — и текущий мировой кризис.

Проблема в том, что альтернативной идеи и проекта нет, а потому глобалисты действуют фактически на чистом пространстве.

Поэтому вероятность победы их проекта крайне высока. «Изоляционисты», которые формально противостоят им, исповедуют оборонительную идею «оставить все как есть», что по сути неверно и нежизнеспособно.

В свете продвижения глобального проекта, в котором национальные государства как субъекты мировой политики уступят свое место корпоративным и наднациональным структурам, есть только два возможных пути его реализации. Первый путь — государства станут придатком корпораций либо оставят за собой некоторый функционал текущего управления: безопасность, социальные программы. Второй путь — государство само превратится в корпорацию, оставив государственным структурам управления в основном ритуальные функции.

Запад очевидно идет по первому пути. Страны Третьего мира (Россия в том числе) — по второму. Правящие режимы в откровенно криминальных или фашистских государствах вроде Венесуэлы, Ирана, России уже почти неотличимы от корпоративных структур. В Венесуэле буквально в открытую власть принадлежит наркокартелю "Дель Сол", в России уголовная братва, приватизировав государство, превратило все его институты в классические оргпреступные сообщества. Иран уступил функции госуправления клерикально-фашистской террористической группировке КСИР, которая взяла под свой контроль большую часть национальной экономики и фактически определяет государственную политику (точнее, то, что понимается под государственной политикой). И если в странах Третьего мира, по большому счету, вариантов особо нет — государства будут трансформироваться в корпоративные структуры управления практически везде, то в развитых вроде США или Китая, в той же Европе — здесь ситуация сложнее. Государства не готовы отдавать все свои полномочия корпорациям, и ожесточенная борьба за выстраивание новых балансов еще только предстоит.

И вот только тогда, когда на уровне стран и макрорегиональных субъектов эти балансы будут выстроены, наступит время новых соглашений и договоренностей, но теперь уже между новыми субъектами мировых отношений. Как обычно в таких случаях, каждая из таких договоренностей будет заключаться по итогам войны как подведение ее итогов. А потому у нас впереди чисто корпоративные войны, причем сегодня мы даже не можем представить себе, в какой именно форме они будут идти, и что именно будет являться победой в них. Пока ясно только одно: эти войны в основном будут вестись на периферии развитого мира, причем периферия уже не будет привязана к существующим национальным границам. В Москве или Нью-Йорке будет идти обычная жизнь, а буквально в ста километрах территория будет буквально выжжена боевыми действиями корпоративных армий. А может, и не в ста, а в двухста километрах. И не только корпоративные наемники, но и регулярные армии будут воевать с «сепаратистами», «террористами» или кем-то еще. И этот период может длиться достаточно долго.

В любом случае направление задано, и движение по нему началось. 20 год лишь продемонстрировал, что альтернатив такому пути нет, а потому теперь по нему придется идти, и идти до самого конца. Смена мирового порядка — это катастрофический процесс, а потому остановиться или откатить назад уже невозможно.

Но зато есть вариант, при котором часть системы сможет выйти из общего тренда и создать свой собственный альтернативный проект. Если вместо корпораций, как субъекта политики, будет предъявлен и создан какой-то иной актор. Который сумеет победить на своей локальной территории и успешно отбить все атаки со стороны внешних корпоративных структур. Но этот вариант возможен только в период перехода от одной системы к другой. Когда она будет установлена и станет новым мировым порядком, такой сюжет будет закрыт. Правда, до установления нового мирового порядка еще очень и очень далеко. Речь может идти о нескольких поколениях. Так что шанс есть у каждого из них.