Правда о Пражской весне. Начало конца коммунизма

     В нынешнем году исполняется 50 лет событиям, широко известным как «Пражская весна». Они по сей день порождают противоречивые толкования и являются источником различных мифов. Кроме того, «Пражская весна» позволяет существенно дополнить тему провала социалистического эксперимента, о чём автор этих строк уже неоднократно писал.

Если подходить к названию «Пражская весна» (по-чешски – «Prazske jaro», по-словацки –«Prazska jar») буквально, то оно представляется не вполне корректным, ибо попытки реформ в Чехословакии были начаты зимой – в январе-феврале 1968 г., а их подавление путём внешней интервенции, то есть завершающий этап «Пражской весны», начался в конце лета – 21 августа 1968 г. Если же это аналогия с «весной народов» во время европейской революции 1848 г., то и здесь сравнение весьма «хромает».

Вокруг «Пражской весны» существует много мифов. Согласно мифам большевистским это была ползучая контрреволюция, инспирированная мировым империализмом с целью вернуть Чехословакию в лоно капитализма. И это полная чушь, ибо, во-первых, это было сугубо внутреннее движение Чехословакии, во-вторых, речь шла о реформах в направлении «социализма с человеческим лицом», и капитализма в 1968 г. в Чехословакии в массе никто не хотел, в-третьих, советское руководство, само того не ожидая, частично спровоцировало «Пражскую весну», в-четвёртых, советская политика была чистой воды империализмом на основе великодержавного русского шовинизма, едва прикрытого коммунистическими лозунгами.

Либералы разного окраса, особенно из числа наших доморощенных, визгливых и, так сказать, «новообращённых», неутомимо уверяют, что во время «Пражской весны» чешский и словацкий народы в едином порыве возжелали сбросить оковы тоталитарного коммунизма и обрести демократическую свободу капитализма. И это полная чушь! Несомненно, в Чехословакии тогда были силы, желавшие восстановления межвоенной «буржуазной Чехословакии по Масарику», но, повторимся, основным стремлением был «социализм с человеческим лицом». Начало «Пражской весне» положила часть верхушки правящей компартии Чехословакии во главе с Александром Дубчеком, который окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС в Москве. Возможно, именно поэтому в современной Чехии, вошедшей в Евросоюз и НАТО, говоря на эту тему, далеко не всегда любят вдаваться в подробности.

Окончательно обуржуазившиеся европейские левые, включая так называемых еврокоммунистов, утверждают, что именно после событий в Чехословакии 1968 г. они окончательно разочаровались в русско-большевистском варианте «социализма» и начали искать некие «новые коммунистические пути», что привели их к нынешнему «еврокоммунизму», по сути, к потребительской «евролиберастии». Любопытно, что в числе таких прозревших был даже ранее пламенный коммунист Пальмиро Тольятти. Здесь два замечания: во-первых, умные люди на Западе как левых, так и правых убеждений ещё задолго до 1968 г. предупреждали, что большевистский строй имеет мало общего с социализмом и коммунизмом; во-вторых, при всём трагизме событий в Чехословакии большевики совершили намного более массовые преступления, и у западных «левых» ещё задолго до «Пражской весны» было множество возможностей разочароваться в русском большевизме: массовые репрессии, предательство по отношению к испанским левым республиканцам и немецким коммунистам, которых Сталин выдал гитлеровцам… Наконец, был Голодомор в Украине, которого с лихвой хватило, чтобы прозреть ещё в середине 1930-х гг.! Другое дело, что, кроме советского строя, другой альтернативы капиталистической жажде наживы и «потреблятству» не было. Впрочем, сейчас вообще нет никакой…

Выдающийся современный американский учёный Иммануил Валлерстайн высказал идею о том, что молодёжные бунты в Европе, вспыхнувшие в том же 1968 г. и «Пражская весна» были звеньями одной глобальной цепи. При всём уважении к мистеру Валлерстайну и его миросистемно-капиталистической теории эта мысль представляется более чем сомнительной.

Так тезисно выглядят основные узловые вопросы, которые стоят того, чтобы их рассмотреть подробнее.

*   *   *

Вопреки расхожим мнениям, в 1960-х гг. особого разочарования в социализме в массе не было, как не было в тогдашних соцстранах и страстного желания вернуться в капитализм. Даже несмотря на слегка приоткрывшуюся информацию о кошмарах сталинизма, а также подавление так называемыми коммунистами народных выступлений в ГДР и Венгрии. В мире позиции социализма также укреплялись, что объяснялось прежде всего огромными успехами Советского Союза в восстановлении народного хозяйства после войны, в колоссальном росте экономики, техники, науки, образования и благосостояния, в освоении космоса и многом другом. По темпам развития СССР уступал только Америке и стремительно её догонял.

Представляется, что это был пик престижа социализма и СССР. Сейчас модно подчёркивать проблемы СССР и соцстран того времени: неэффективность экономики, антигуманные военно-полицейские выходки, низкий уровень жизни, права человека и прочее. Но в это же время французы и американцы развязали бойню во Вьетнаме, в США шла знаменитая «охота на ведьм», процветали расовая дискриминация и «ку-клукс-клан»; в «развитых» странах вовсю свирепствовали инфляция, преступность и экстремизм, разворачивалось массовое забастовочное движение. Таким образом, провал «освоения целины» в СССР и даже расстрел рабочих в Новочеркасске при всём его драматизме не выглядят столь уж одиозно на фоне «подвигов» Запада, например, массового выжигания американцами вьетнамских деревень при помощи напалма.

Приведём красноречивый пример. Убеждённый марксист западного образца Эрих Фромм, посещавший в качестве наблюдателя съезды коммунистических и рабочих партий в Москве во времена Хрущева, утверждал, что советский строй имеет мало общего с декларируемым социализмом, но весьма уважительно говорил об огромных достижениях СССР после Второй мировой войны. По Фромму, советский «государственный менеджериализм» времён Хрущёва, т. е. административно-командная система, не слишком отличается от американской крупнокорпоративной системы, может вполне с ней конкурировать и даже превосходить по эффективности. При распаде СССР и советского блока в конце 1980-х имела место полная дискредитация социализма, и ситуация была кардинально иной.

А неистовый коммунист Эрнесто (Че) Гевара де ля Серна, посетив Москву, без обиняков высказался в том смысле, что увиденное им не имеет ничего общего с коммунизмом, как он его себе представлял. Остается, правда, непонятным, как именно его себе представлял Че. Впрочем, четкое понимание того, что именно считать коммунизмом и даже социализмом, отсутствует до сих пор.

Начало 1960-х гг. было временем надежд и ожиданий в социалистическом блоке, что обусловлено ХХ съездом КПСС (1956), относительной либерализацией политических режимов. Многим казалось, что кошмары сталинизма остались позади и вот теперь начинается создание настоящего «светлого будущего». Даже гонимые в СССР и других соцстранах «диссиденты» выступали за демократизацию, права, «социализм с человеческим лицом», но вовсе не за возврат к капитализму и тем более эксплуатации человека человеком. Во всех соцстранах делались попытки совершенствовать систему управления, шли дискуссии вокруг советской реформы А. Косыгина и экономических преобразований в Польше и Венгрии.

Среди всех соцстран именно Чехословакия имела до Второй мировой войны развитую промышленность, но начала отставать от западных соседей. Чехословакия была известна и демократическими традициями, хотя к демократичности режимов Томаша Масарика, а особенно Эдуарда Бенеша есть много вопросов, но это отдельная тема.

«Пражская весна» стала широким движением чехов и словаков, членов партии и беспартийных, интеллигенции и студентов. Говорилось о необходимости либерализации экономической и общественной жизни, отмене цензуры, внедрении передовых достижений общественной мысли и т. д. Эти процессы инициировали передовая часть номенклатуры компартии и просоциалистически настроенная интеллигенция. Словом, речь шла о возрождении социализма.

Попытки реформ предпринимались и до 1968 г. при президенте и первом секретаре ЦК А. Новотном, но он слыл догматиком, а не реформатором. Л. Брежнев недолюбливал его, считал его политику причиной проблем в Чехословакии и не мог простить Новотному возражений в 1964 г. по форме отстранения Хрущёва от власти. Поэтому когда против Новотного сложился заговор прогрессистов из номенклатуры, в Москве решили не вмешиваться. На пленуме ЦК компартии 3-5 января 1968 г. А. Новотный был смещён, а на должность первого секретаря был избран Александр Дубчек – этнический словак, сторонник обновления партии, возглавлявший до этого ЦК компартии Словакии.

Это была определённая сенсация в двух смыслах. Во-первых, впервые эту должность занял словак, хотя между чехами и словаками имели место отношения соответственно «старших» и «младших» братьев, что было характерно и для СССР. Во-вторых, многих удивляла сама личность А. Дубчека. Он долгое время провёл в СССР, окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС, хорошо владел русским языком, но отличался мягкостью и скромностью. Британский коммунист Джим Риордан, учившийся с Дубчеком в Высшей партшколе в Москве, вспоминал, что друзья называли будущего партийного лидера Чехословакии Сашей Дубчеком. Риордан писал: «Он был очень умный, но очень стеснялся. Я очень удивился, когда он стал руководителем».

В Москве к этому выбору отнеслись спокойно, видимо, считая, что это "свой парень" и управляемая фигура. Но здесь Москва ошиблась. Д. Риордан  вспоминает, что ещё во время учёбы в советской партшколе Дубчек много говорил о «социализме с человеческим лицом», считая, что поскольку Чехословакия уже имеет развитую демократическую традицию, то идеи социализма нужно наложить на эту традицию, а не отвергать её. Западным коммунистам эта идея очень нравилась. Д. Риордан пишет, что всегда чувствовал близость к чехословацким коммунистам, а в отношениях с советскими коллегами часто доходило до непонимания, даже отчуждения.

Кроме Дубчека, авторами «Пражской весны», среди ряда других, были экономист Отто Шик, секретарь ЦК компартии Зденек Млынарж – университетский товарищ Михаила Горбачёва, но целостной команды не было. Дубчеку пришлось заниматься укреплением своих позиций. В конце марта А. Новотный ушёл с поста президента, а новым президентом стал герой Второй мировой войны генерал Людвиг Свобода. Только 4 апреля пленум ЦК избрал новый состав президиума и секретариата ЦК, в котором, кроме сторонников Дубчека, были и «люди Москвы». Новая «Программа действий КПЧ», составленная ещё в феврале, тоже была принята только в апреле.

Реформы утратили динамику, а реформаторы – инициативу. Под разговоры о демократии и либерализации руководство страны вело войну за портфели и никаких новых идей не высказывало. Зденек Млынарж вспоминал: «На протяжении целых трёх месяцев партийное руководство решало вопросы, связанные с распределением кресел в верхушке партийного и государственного аппарата… невозможно было приступить к осуществлению… реформ. Общественность же не могла ждать окончания борьбы за кресла…». В обществе развернулись дискуссии о социалистическом возрождении страны, с ослаблением цензуры возникли новые СМИ и общественные объединения. Инициатива переходила в руки нетрадиционных политических сил, которые оказывали давление на руководство через СМИ и вне рамок системы. Общественность с восторгом поддерживала Дубчека и его сторонников, которые находились на волне подъёма, но не знали, что с этим делать. Первый президент постсоветской Чехии, известный писатель и правозащитник Вацлав Гавел так оценивал состояние лидеров «Пражской весны»: «Они симпатизировали этому общественному подъёму и одновременно боялись его, опирались на него и одновременно хотели его затормозить… Им хотелось реформ, но лишь в границах своих ограниченных представлений, чего народ в своей эйфории великодушно не замечал… Они скорее просто семенили вслед за событиями, а не направляли их… Будучи в плену своих иллюзий, они постоянно уговаривали себя, что им как-то удастся объяснить это советскому руководству»…

Здесь и таилась самая страшная опасность. Уже в марте ЦК КПСС разослал партактиву закрытую информацию, где были такие слова: «В Чехословакии ширятся выступления безответственных элементов, требующих создать «официальную оппозицию», проявлять «терпимость» к различным антисоциалистическим взглядам… Неправильно освещается прошлый опыт социалистического строительства, выдвигаются предложения об особом чехословацком пути к социализму… подчёркивается необходимость проведения «самостоятельной» внешней политики.

Раздаются призывы к созданию частных предприятий, отказу от плановой системы, расширению связей с Западом… к «полному отделению партии от государства», к возврату ЧССР к буржуазной республике Масарика и Бенеша, превращению ЧССР в «открытое общество»… В стране идёт безответственное… обсуждение пригодности или непригодности… руководящих деятелей партии и государства… Безответственные выступления в прессе… под лозунгом «полной свободы» выражения мнений… не получают отпора со стороны руководства КПЧ… Происходящие события… стремятся использовать империалистические круги для дискредитации политики КПЧ и всех достижений социализма в ЧССР, для расшатывания союза Чехословакии с СССР и другими братскими социалистическими странами».

Такие обвинения лишь в малой степени соответствовали реальности. Действительно далеко не все в Чехословакии, особенно в Праге, поддерживали идею реформации социализма. Многие были сыты по горло «социалистическими ценностями» и стремились к «западным ценностям», которые, как нынче выясняется, являются не менее лживыми, чем «социалистические». В чехословацком обществе росло стремление к многопартийной социал-демократии и реальной независимости страны от советского протектората и русского шовинизма, который лишь маскировался коммунистическими лозунгами.

Руководители Чехословакии, даже включая «людей Москвы», выступали за придание социализму «человеческого лица». Не отрицая наличия антисоциалистических тенденций, они считали, что социализму опасность не угрожает, поскольку основное устремление в обществе является «просоциалистическим», а партия контролирует процессы.

23 марта в Дрездене на встрече руководителей партий и правительств шести стран – СССР, Польши, ГДР, Болгарии, Венгрии и ЧССР – А. Дубчек изложил именно такую позицию, а также программу действий КПЧ «Путь Чехословакии к социализму». Но «коллеги по социализму» подвергли Дубчека уничтожающей критике с переходом на угрозы. Резкую, даже злобную критику начал партийный лидер Восточной Германии Вальтер Ульбрихт, а «партайгеноссе» из Польши Владислав Гомулка в присущей ему истеричной манере заявил, что по Праге «гуляет контра», а КПЧ не управляет страной.

Советский лидер Леонид Брежнев выступил намного мягче. Отметим, что это не был ещё известный по анекдотам «старый маразматик» рубежа 1970-1980-хх гг. Это был политик в расцвете сил, в своих рамках вполне здравомыслящий. К тому же похоже, что Брежнев сохранял симпатии к «Саше» Дубчеку, считая его слегка «заблудшим», но «своим парнем». Следуя «линии партии», Л. Брежнев заявил примерно следующее: сложилась опасная обстановка! о какой либерализации рассуждает товарищ Дубчек? что такое обновление социализма? неужели в Праге не видят, что компартия может скоро скатиться в оппозицию, даже на маргинес? если не будут приняты меры, то речь идёт о последнем шансе для КПЧ!

*   *   *

По отношению к «Пражской весне» страны Организации Варшавского Договора (ОВД) были далеки от единства, и двигали ими разные мотивы.

В союзнической системе ОВД все страны придерживались официальной идеологии – «марксизма-ленинизма», а любая трансформация политического курса допускалась лишь в пределах опыта СССР. Этого придерживались и Хрущёв, и Брежнев. Несмотря на ритуальные лозунги о «творческом применении марксизма-ленинизма», о реальных политических реформах речи не было, тормозилась известная хозяйственная реформа А. Косыгина. Прикрываясь надёрганными цитатами Ленина и постулатами международных совещаний коммунистических и рабочих партий 1957 и 1960 гг., советское руководство выдвигало догму в виде неких общих «закономерностей строительства социализма». Разные новации руководство СССР рассматривало в первую очередь с позиций советской гегемонии и глобального соотношения сил в противоборстве с НАТО в холодной войне; огромное значение имели психология «осаждённой крепости», «гонки вооружений» и инстинкт самосохранения после событий в Венгрии в 1956 г. По мнению советского руководства, из Праги шла «ревизионистская крамола», которую следует остановить любым способом.

Наиболее ортодоксальным среди соцстран был «северный ярус» по оси Москва-Варшава-Берлин. Руководство ГДР и лично В. Ульбрихт  в пражских событиях видели отступление от марксизма-ленинизма и руководящей роли партии, то есть угрозу для «рабоче-крестьянской власти» в ГДР. Акцентируя на вопросе «безопасности западных границ стран социалистического содружества», Берлин нервно реагировал на попытки Праги активизировать связи с Западом, особенно Западной Германией, что было чревато усилением объединительных настроений в ГДР. Партийные идеологи ГДР вели борьбу с идеологией социал-демократии Западной Германии, считая идеи «демократического социализма» в Праге следствием «тлетворного влияния» западной социал-демократии.

Нечто подобное было и в Варшаве. Пройдя непростой путь нормализации обстановки в Польше после выступлений 1956 г., В. Гомулка опасался негативного влияния процессов в соседней Чехословакии. Тем более что обстановка в Польше оставалась напряжённой, в марте 1968 г. полиция силой разогнала демонстрацию студентов. В. Гомулка был сторонником решительных действий, что усугублялось импульсивностью его характера.

Иной была позиция Венгрии. Не отрицая опасности активизации антисоциалистических элементов, Янош Кадар проводил параллели с обстановкой в Венгрии в 1956 г., но считал, что руководство Чехословакии способно справиться с кризисом самостоятельно, без вмешательства извне, тем более военного. Руководство Венгрии преследовало свои цели: пережив трагедию 1956 г., оно связывало процветание страны и благополучие граждан с радикальной экономической реформой, которая тогда разворачивалась и вскоре создала успешную венгерскую модель, известную как «гуляшный социализм». Я. Кадар хотел уберечь это детище от лап «русского медведя». Лидер Румынии, он же «гений Карпат» Николае Чаушеску возражал против любого вмешательства в дела Чехословакии, но не из любви к демократии и плюрализму, а исходя из своего националистического курса. В интересах Чаушеску было усиление независимого от Москвы курса Праги, и он поощрял лидеров Чехословакии к большей самостоятельности.

Поэтому СССР и ближайшие союзники не приглашали Н. Чаушеску на переговоры по чехословацкому вопросу и стремились нейтрализовать действия «гения Карпат». Жёсткую и согласованную с Москвой позицию занимал лидер Болгарии Тодор Живков, только в вопросе Румынии он маневрировал, желая сохранять хорошие отношения с соседом.

Разработка военной операции началась уже в апреле, но окончательное, фатальное решение созревало постепенно. В апреле-мае советские лидеры и лично Брежнев ещё действовали политическими методами, пытаясь «образумить» Дубчека. Но 8 мая в Москве на закрытой встрече лидеров СССР, Польши, Восточной Германии, Болгарии и Венгрии прозвучали предложения о военном вмешательстве. Я. Кадар заявил, что кризис нельзя решить военным путём, нужны политические методы.

Советские лидеры напряжённо искали выход. Пример Венгрии 1956 г. стоял перед глазами, тем более что М. Суслов, Ю. Андропов и Л. Брежнев активно участвовали в подавлении «контрреволюционного мятежа». Рассуждали так: было тяжело, но через несколько лет всё нормализовалось. Однако Москва не хотела терять время, как в 1956 г. – тогда иссякли надежды на Имре Надя, пришлось срочно формировать правительство Я. Кадара и бросать Советскую Армию против повстанцев, нести потери.

Но в Чехословакии не стреляли, реформы шли мирно, а обстановка в мире была иной. Советским лидерам не хотелось брать на себя всю ответственность. Они решили, поделившись ответственностью, «интернационализировать» чехословацкий вопрос, связав его с безопасностью Варшавского Договора. Так родилась знаменитая доктрина «ограниченного суверенитета», или «доктрина Брежнева», суть которой состояла в следующем: если в той или иной соцстране внутренние или внешние силы, враждебные социализму, пытаются реставрировать капитализм, то это проблема всех соцстран.

На Западе «доктрина Брежнева» сразу же была названа «проявлением советского империализма», что справедливо и лицемерно одновременно. Справедливой критика была скорее с антизападных позиций: под лозунгами «социалистического интернационализма» большевики обычно прятали великодержавный шовинизм, а «социализм» в СССР и большинстве соцстран, с рядом оговорок, был государственным капитализмом, что признал ещё Ленин. Лицемерие же состояло в следующем: во-первых, США, как гегемон НАТО и Запада, самостоятельно или с союзниками вмешиваются во внутренние дела других стран, вплоть до военных акций, как только посчитают, что процессы в этой стране угрожают пресловутым «национальным интересам» США (например, Никарагуа, Куба, Ирак, Афганистан, Гренада, Корея, Вьетнам, Чили и т. д.); во-вторых, в Уставе НАТО зафиксировано, что если дестабилизация положения в стране—члене НАТО угрожает дестабилизацией в других странах—членах альянса, то НАТО имеет право на военное вмешательство; а поскольку, в-третьих, Варшавский Договор и НАТО как военно-политические альянсы равноценны, то формально «доктрина Брежнева» ничем не лучше и не хуже устава НАТО.

Пока политики тщетно пытались преодолеть кризис мирным путём, по линии военных уже с апреля велась разработка планов военной операции.

Есть мнение, что если бы рядом с Брежневым стоял крупный и харизматичный военный деятель, то СССР ещё в мае ввёл бы войска в Чехословакию и, возможно, в Румынию без всяких союзников по ОВД.

Тем временем в Праге, с точки зрения Москвы, обстановка осложнялась. Компартия всё более погружалась в дискуссии и теряла влияние.

«Программа действий КПЧ» гласила: у ЧССР свой путь к социализму, его строительство невозможно без открытого обмена мнениями и демократизации системы; партия не может навязывать свою власть как руководящая сила, а должна служить свободному, прогрессивному социалистическому развитию. По советским канонам, это была крамола.

Демократическое движение всё более поляризовалось, отходя от идей «социализма с человеческим лицом». В июне подали заявки на регистрацию более 70 политических организаций. Началась реставрация социал-демократической партии. Бурную деятельность развернули массовые политические клубы, например знаменитый KAN (Klub Angazovanych Nestraniku, что можно перевести как «Клуб активных беспартийных») и «Клуб 231» (говорят, что среди его 40 тысяч членов были даже ярые антикоммунисты, для которых «хороший коммунист – это мёртвый коммунист»!).

Встал вопрос о реальной многопартийности, об усилении контактов с Западом, о выходе из-под советского влияния. Многое из того, что было связано с СССР, коммунизмом, русским, стало подвергаться шельмованию. Те, кто придерживался идеи реформы социализма, также ошельмовывались. Современная либерал-демагогия привозного и местно-хуторянского разлива, пришедшая у нас на смену демагогии большевиков и активно вытесняемая сейчас в Украине откровенным нацизмом, на основе этого выстраивает следующий миф: дескать, чехам и словакам – нациям демократическим и ориентировавшимся всегда на западные ценности – коммунизм и социализм были навязаны с Востока чуждыми российскими большевиками. Глупости это!

*   *   *

Действительно, среди славян в первую очередь чехи являются, пожалуй, самой западной по ментальности нацией, что едва ли можно сказать о словаках, но это личное мнение автора. Чехи и словаки столетиями находились в чуждом немецком окружении, которое ассоциировалось с Западом. Подъём национального самосознания в середине ХІХ в. привел чешских интеллигентов к идее некоего союза всех славянских народов с центром в России, другое дело, что они толком не понимали, что из себя представляет Россия на самом деле. Затем был Мюнхенский сговор 1938 г., когда Англия и Франция отдали Чехословакию на растерзание Гитлеру, страна реально перестала существовать, а в Словакии был установлен фашистский режим Йозефа Тисо, который, в то же время, был защитой от прямой оккупации Германией или соседней Венгрией, имевшей к Словакии территориальные претензии, фактически отказывавшей Словакии в существовании. Словом, там все очень и очень непросто…

В результате ни чехи, ни словаки особой любви к Западу не питали. Когда Чехословакия согласно Ялтинским соглашениям попала в зону влияния СССР, никто особо не возражал. После того, как по указке Сталина «буржуазный президент» Эдуард Бенеш выполнил грязную работу по выселению судетских немцев, в 1948 г. власть в Чехословакии легко взяли в руки коммунисты во главе с Клементом Готвальдом без всякой помощи Красной Армии.

А теперь одна суперлюбопытная цитата из статьи, автором которой является польский диссидент, один из лидеров «Солидарности», известный борец с «коммунистической тоталитарией» Адам Михник: "Основное отличие «Пражской весны» от бархатной революции (1989 г. – А. К.) состоит в том, что первая была результатом работы… коммунистической партии и людей, желавших привнести «социализм с человеческим лицом». Поэтому сейчас многие считают, что «Пражская весна» – это борьба за власть между коммунистами. Но к коммунизму и через него лежало много путей, и многие из них совпадали с национальными традициями (sic! — А. К.). Коммунизм был привлекателен по многим причинам, включая идею о вселенской справедливости и гуманных общественных отношениях; он был ответом на духовный кризис, вызванный Первой мировой войной и последовавшим за ней фашистским геноцидом; он был гарантией того, что господство Запада близится к концу. В итоге для мира, поделённого в Ялте, коммунизм был, как многие считают, единственным разумным выбором для Центральной Европы. В Чехословакии 1968 г. коммунисты-реформаторы вернулись к демократическим идеалам… Александр Дубчек, лидер коммунистов Чехословакии и символ «Пражской весны», олицетворял надежду демократии, настоящего плюрализма и мирного развития государства, управляемого законом и уважением к правам человека… Отношение к коммунизму всегда было актуальным вопросом для антикоммунистической оппозиции. Некоторые отрицали коммунизм во всех его проявлениях. Но большинство в той или иной степени сходилось с коммунизмом в интеллектуальных вопросах… Удивительно слышать, как… обвиняют участников «Пражской весны» и демократическую оппозицию в связях с коммунизмом… Имре Надь, лидер Венгерского восстания 1956 г., и Дубчек стали героями народных легенд, что разоблачает мнение о том, что коммунизм – исключительно навязанная извне идеология". (См.: А. Михник.  «От Пражской весны – к бархатной революции», газета «День», № 147, 19 августа 2008 г.).

Как видим, А. Михник, представитель более молодого поколения, многое упрощает и идеализирует, но он прав в главном: коммунизм, даже с учётом сталинизма, долгое время имел огромный моральный авторитет, сохраняя его вплоть до «Пражской весны»; и был коммунизм отнюдь не только «русским изобретением», которое навязывали при помощи танков. Причём в устах диссидента Михника такие слова дорогого стоят! Выступая с антитоталитарных позиций, Михник, фактически левый интеллектуал, защищает коммунистическую идею как таковую!!!

Это к вопросу о «декоммунизации», устроенной отечественными хуторянскими недоумками и просто мразью, дорвавшейся до власти и денег!

Но в Чехословакии начали строить социализм по советским рецептам, заимствуя не только социальный позитив, но и репрессии и тоталитаризм.

Недовольство масс так называемыми коммунистами нарастало, что проецировалось на идею коммунизма и вело к его дискредитации. В первую очередь социализм начали отторгать образованные слои населения, включая членов компартии. Отсутствие свободы мнений, политические репрессии и гонения на инакомыслящих привели к появлению «другой интеллигенции», включая чехословацкий феномен – «световую интеллигенцию», т. е. что-то вроде «космополитов» в СССР в конце сталинизма. В этой среде либеральные ценности, беспредметное искусство, модернизм в литературе, театре, кино воспринимались как норма, особенно среди молодёжи, а искусство соцреализма, коммунистическая идеология, любое проявление советского влияния и диктата воспринимались резко отрицательно. Здесь позволим себе небольшое отступление.

Автор этих строк отнюдь не считает себя специалистом в литературе, а знания в чешской литературе и вовсе ограничиваются стандартным набором – Ярослав Гашек, Карел Чапек, Юлиус Фучик. Как-то в руки попался сборник новелл известного чешского писателя Милана Кундеры, с которым наша «околоинтеллектуальная тусовка» одно время носилась, как «курица с яйцом». Впрочем, Кундера еще с середины 1970-х годов осел во Франции, писал не только на чешском, но и на французском и в итоге стал числиться «французским» писателем. М. Кундера наряду с писателями, публицистами и активными участниками антикоммунистической составляющей «Пражской весны» Гавелом, Когоутом, Вацуликом считались и, кажется, до сих пор считаются флагманами «чешского модерна», якобы противостоявшего «кондовому соцреализму а-ля совьетик». Следует заметить, что литература СССР и других соцстран – это далеко не только заунывный «соцреализм». Достаточно вспомнить мирового уровня массовую беллетристику (речь только о ней): Алексей Толстой (при всей его неоднозначности), Иван Ефремов, братья Стругацкие, Станислав Лем, украинцы Мыкола Трублаини и Олекса Бердник… Все эти авторы так или иначе опирались на коммунистическую идею, без неё они не состоялись бы. Их отличали широчайшая эрудиция, космополитизм в хорошем понимании, проникновенная футуристика. Современный «(пост)модерн» – это, как правило, чернуха, порнуха и зловонная помойка, что, за редким исключением, справедливо и для нынешнего «суч-укр-лита», то бишь «сучасної української літератури». Нечто подобное представляет из себя и «творчество» М. Кундеры в указанном сборнике, и если выбирать между ним и Ю. Фучиком, то несколько плакатный, просоветский коммунист, но настоящий борец Юлиус Фучик – образец, достойный искреннего восхищения. Впрочем, это дело вкуса…

*   *   *

И всё же: была ли «Пражская весна» заговором Запада против социализма? Прямых доказательств до сих пор нет, хотя косвенные признаки говорят о вмешательстве Запада в мягкой форме. Но в целом массовая поддержка «Пражской весны» чехами и словаками была широчайшей, и никакие «агенты мирового капитала» это не обеспечили бы.

Сторонники прозападной ориентации постепенно занимали ключевые посты в партии и государстве. В условиях обострения отношений с СССР многие в Чехословакии поверили в слухи о том, что «Запад нам поможет», забыв об «уроках Мюнхена», хотя в 1968 г., как и в 1938 г., Чехословакия была лишь разменной монетой в игре Запада. В СССР это считали «ползучей контрреволюцией», но с военным вмешательством медлили, хорошо понимая, что это нанесёт огромный урон имиджу социализма в мире. Бывший начальник спецслужбы ГДР Маркус Вольф вспоминал, что советское руководство «до последнего часа не решалось отдать приказ о выступлении». Более того, в начале августа после сложнейших переговоров в Братиславе было опубликовано коммюнике, в котором советские лидеры согласились, что Чехословакия может идти к социализму и проводить реформы своим путём, выполняя обязательства по Варшавскому Договору и сохраняя «верность социалистическому выбору».

Но после того, как Дубчек со товарищи наконец-то «устаканили» отношения с Брежневым, в Чехословакии резко обострилась антисоциалистическая и антисоветская  риторика, и есть версия, что это было инспирировано «агентами влияния» Запада.

Это и стало последней каплей: советские лидеры пришли к выводу, что руководство Чехословакии утратило контроль над ситуацией и находится на грани утери власти. 18 августа было принято окончательное решение о проведении военной операции «Дунай» (Влтава). Известно заявление министра обороны СССР маршала Гречко перед генералитетом: «Я только что вернулся с заседания Политбюро. Принято решение о вводе войск стран Варшавского Договора в Чехословакию. Это решение будет осуществлено, даже если оно приведёт к Третьей мировой войне». Запад злорадно «молчал в тряпочку»…

Внутри ЧССР ставка делалась на промосковские «здоровые силы» в компартии во главе с Василом Биляком (Индра, Кольдер, Капек, Швестка), которые обратились с письмом на имя Брежнева о «действенной поддержке» с целью остановить в ЧССР «контрреволюцию». «Здоровые силы» должны были создать Революционное рабоче-крестьянское правительство (по венгерской схеме 1956 г., ничего другого не придумали) и обратиться к народу и «братским странам» ОВД с лозунгом «Социалистическая Чехословакия в опасности!». Президент Л. Свобода ввод войск не одобрил, но по личной просьбе Брежнева отдал приказ армии ЧССР сопротивления не оказывать.

В ночь с 20 на 21 августа с территории ГДР, Польши, Венгрии и СССР были введены 30 дивизий, 4600 танков и бронемашин, авиация. За 36 часов страна была оккупирована. Основной контингент был советским. Это была самая грандиозная военная операция Советской Армии после войны – даже в Афганистане СССР воевал силами всего лишь 4 дивизий. Советские войска взяли под контроль генштаб армии, правительство, почту и телеграф. Служба безопасности ЧССР во главе с генералом В. Шалговичем (по официальной версии, покончил с собой в 1991 г.) арестовала Дубчека и его соратников и передала их советской стороне, которая их обвинила в саботаже соглашений.

Но если армия ЧССР сопротивления не оказала, то гражданское население устраивало акции протеста, бросало в танки бутылки с зажигательной смесью, блокировало дороги. Войска ОВД получили приказ вести себя сдержанно. По словам очевидцев, советские солдаты так и делали, но провокации доводили нервное напряжение до предела, и без эксцессов не обошлось. Например, на колоннах Национального музея Праги вам покажут след крупнокалиберного пулемёта советского танка: танкист заметил снайпера на крыше и дал очередь. Когда колонна советских танков останавливалась на дороге перед баррикадой, солдаты под плевки, проклятия и издевательства местных жителей принимались разбирать завал, стараясь никого не задеть.

Но не все части ОВД были столь миролюбивыми. Двигаясь по шоссе, по которому когда-то в Чехословакию входили гитлеровцы, войска ГДР, заняв очередной населённый пункт, вывешивали приказ: вводится комендантский час, лица, не имеющие «аусвайс», после восьми вечера задерживаются комендатурой. Остановившись перед баррикадой, немцы через громкоговоритель объявляли: «Ахтунг! Разобрать баррикаду!», а в ответ на крики и свист давали очередь из БТР поверх толпы с предупреждением, что следующая очередь будет на поражение. В духе своего Ordnung'а немцы мыслили логично: военная операция означает соответствующие действия. К тому же «славное немецко-фашистское прошлое» явно даром не прошло…

Но советское командование этой логики не оценило, войска ГДР из Чехословакии быстро вывело и предприняло безуспешную попытку «крепить дружбу народов» среди обозлённого населения оккупированной страны. По разным оценкам, во время акции погибли, главным образом из-за несчастных случаев, до 300 чехословаков и примерно столько же советских военнослужащих.

С созданием марионеточного правительства ничего не вышло. Даже большинство промосковских лидеров ЧССР агрессию осудили. «Здоровые силы», на которые Москва делала ставку, были деморализованы и укрылись в советском посольстве. Провал политических планов и гражданское сопротивление привели к тому, что советскому руководству вновь понадобились А. Дубчек и его товарищи-«контрреволюционеры» как легитимные руководители страны для переговоров по нормализации отношений. Они были освобождены из-под ареста и доставлены в Москву. Важную роль в этом сыграла мужественная позиция президента Людвига Свободы: не принадлежавший к «реформаторам», лояльный к СССР герой Второй мировой, старый солдат Свобода прибыл в Москву с Густавом Гусаком – деятелем Сопротивления и Словацкого восстания. С этими авторитетами даже Брежнев, Суслов и Гречко говорили уважительно!

Советские лидеры стремились политически оформить ввод войск, иначе военное присутствие в Чехословакии было бы нелегитимным. Освобождённых из-под ареста Дубчека и товарищей приняли с почестями, как официальную делегацию. После тяжёлых четырёхдневных переговоров под давлением Москвы Дубчек и его сторонники подписали соглашение, одобрявшее ввод войск. А уже 27 августа в Праге Александр Дубчек, с трудом выговаривая слова, обратился к народу, призвал верить ему и заявил, что всё происходящее – это временные меры.

Собственно, так и вышло. Напряжение не спадало. Национальное собрание объявило ввод войск нарушением Хартии ООН. Советское руководство поняло, что быстрой нормализации не будет. В стране шли демонстрации под антикоммунистическими и антирусскими лозунгами. Возникли «дубчековские клубы», а антикоммунистически настроенная молодёжь демонстративно вступала в компартию. Началась массовая эмиграция. Кстати, именно тогда из научной стажировки в Чехословакию из США не вернулся Станислав Гроф – оригинальный учёный и мыслитель, основатель «трансперсональной психологии», и это интеллектуальная утрата для Чехии. 

В знак протеста против оккупации на Вацлавской площади в 1969 г. с интервалом в месяц студенты Ян Палах и Ян Зайиц совершили самосожжения. На месте их гибели постоянно горели свечи. Так в Чехословакии были дискредитированы социализм и коммунизм, даже среди тех, кто их исповедовал…

В этих условиях  руководство СССР решило вывести большую часть войск – 25 дивизий. 4 ноября они покинули страну, и до 1991 г. в ЧССР оставалась Центральная группа войск, о чём 16 октября 1968 г. под давлением был подписан договор.

Дубчек оставался лидером компартии. Только в 1970 г. он был снят с поста, исключён из партии, а его место занял Г. Гусак. Именно Гусак провёл массовые чистки в партии, ввёл запреты на профессии для «световой» интеллигенции в культуре, науке, образовании, госаппарате. В 1986 г. Гусак ушёл в политическое небытие и под конец жизни, говорят, ударился в религию…

*   *   *

Понимая, что прямое военное столкновение с советской военной машиной невозможно и в общих словах высказывая симпатии к «Пражской весне», Запад демонстративно подчёркивал, что Восточная Европа – это сфера интересов СССР. По мере обострения ситуации в Чехословакии США настойчиво подчёркивали невмешательство, словно приглашая СССР к агрессии. Впрочем, США тогда увязли во Вьетнаме и экономическом кризисе… Только с вводом войск западные демократы вдруг проснулись и развернули пропаганду, и это свидетельство того, что «демократов» интересовала не судьба Чехословакии, а дискредитация СССР и социализма вообще.

Оккупация Чехословакии заставила многих коммунистов Запада отвернуться от СССР. В компартиях произошёл раскол, десятки тысяч членов вышли из партий, а популярность компартий резко снизилась. Компартии Британии, Испании, Италии, Франции начали отходить от советской линии и  адаптироваться к условиям своих стран. В ответ Москва в качестве наказания «строптивцев» отказала компартиям Запада в политической и финансовой поддержке. Считается, что именно «Пражская весна» породила так называемый еврокоммунизм как парламентскую форму работы компартий, отказ от идеи диктатуры, признание прав человека и т. д.

Впрочем, господа еврокоммунисты, как и водится, лицемерят, а их "еврокоммунизм" – это банальный приспособленческий ревизионизм в духе Каутского и Бернштейна. Истоки, генеалогию и падение идеи коммунизма автор подробно рассмотрел в материале «Падение Третьего Рима», а потому кратко укажем лишь следующее. Отказ от диктатуры и признание прав человека – это, конечно, важно. Но главное в идее коммунизма – не просто более зажиточное свободное общество. В идеале коммунизм – общество на принципиально иной основе, без государства, политики, товарно-денежных и иных отношений, подавляющих и извращающих суть человека; общество, где будет реализовано высшее предназначение человека в познании и преобразовании мира. Коммунизм изначально был европейским продуктом, но социалисты Европы скатились к соглашательству. Идею взялись воплощать большевики с «исконно русскими извращениями», а западные коммунисты в массе «легли» под большевизм, чем неплохо жили, получая из Москвы финансовую поддержку (за счёт советских граждан, живших в злыднях!), спокойно наблюдая за репрессиями и Голодомором в СССР и зная, что Сталин делал всё, чтобы мощные компартии Германии (до 1933 г.), Франции и Италии (после 1945 г.) не пришли к власти. И лишь после «Пражской весны» они, видите ли, прозрели, сочинили «еврокоммунизм», т. е. вернулись к ревизионизму и соглашательству – ещё одной форме извращения идеалов коммунизма, наряду с большевизмом и сталинизмом. Впрочем, еврокоммунизм, насколько можно понять, сошел на маргинес, уступив на Западе место левоцентристам той или иной степени буржуазности. Яркий пример – нынешние социал-демократы Германии, представляющие интересы не наемного труда, а крупных корпораций.

В этом же ряду стоят молодёжные бунты 1968 г. в Европе, прежде всего во Франции. Тогда студенты Сорбонны – отпрыски буржуазных зажиточных семей – вдруг, «от не фиг делать» и «с жиру взбесившись», воспылали любовью к левой идеологии, размахивая книжками весьма неоднозначного Герберта Маркузе и красными флагами, братались с рабочим классом, устраивали на баррикадах драчки с полицией, гневно и справедливо клеймили официальную компартию. В этом действе участвовали будующие президент Жак Ширак, премьер-министр Мишель Рокар, министр иностранных дел Йозеф (Йошка?!) Фишер и прочие. Вскоре пацаны перебесились, встали на путь благополучных буржуазных яппи, удачно вмонтировались в систему, которую якобы люто ненавидели и собирались сломать. Сравнение «Пражской весны» и «молодёжных бунтов» просто не выдерживает критики: в Праге было серьёзно, а в Париже была хоть жесткая, но детская забава буржуйских отпрысков, которые сами не знают, чего хотят. Возведение молодёжных бунтов Запада в ранг «эпохалки» и «мировой революции», как это делают многие, более чем сомнительно. Впрочем, это отдельная тема и личное мнение автора.

Советская интеллигенция протестовала против оккупации Чехословакии. 25 августа 1968 г. в Москве на Красной площади прошла демонстрация под лозунгами «At' zije svobodne a nezavisle Ceskoslovensko!» («Да здраствует свободная и независимая Чехословакия!»), «Позор оккупантам!», «За нашу и вашу свободу!», «Руки прочь от ЧССР!», «Свободу Дубчеку!». Демонстрация была разогнана, демонстрантов осудили по известной статье уголовного кодекса за «антисоветскую клевету».

Отношение советских интеллектуалов и правозащитников того времени к «Пражской весне» и социализму вообще очень хорошо видно из заявления от 20 августа 1969 г. в годовщину событий: «Войска стран Варшавского договора вторглись в дружественную Чехословакию… Казалось, что идея социализма, опороченная в сталинскую эпоху, будет реабилитирована. Танки Варшавского договора уничтожили эту надежду… Мы… не согласны с… решением, которое ставит под угрозу будущее социализма. Мы солидарны с народом Чехословакии, который хотел показать, что социализм с человеческим лицом возможен». Среди подписантов этого заявления были известные правозащитники – русский Сергей Ковалёв, украинец Леонид Плющ, а также нынешний народный депутат Украины и лидер крымскотатарского народа Мустафа Джемилев.

Ряд авторов, например Андрей Фурсов в «Литературной газете», выражая мысли «исконно русских» с переходом в шовинизм кругов, сокрушаются, что, дескать, Запад втянул СССР в афёру с Чехословакией, чтобы дискредитировать не столько даже социализм и коммунизм, как Россию вообще. Приводится высказывание российского философа Александра Зиновьева: «Целились в коммунизм, а попали в Россию»; а также слова известного и весьма неоднозначного «умника», ныне покойного Збигнева Бжезинского: «Борьба против СССР была борьбой против России, как бы она ни называлась»…

Россию жалеть не будем…

А вот коммунизма жалко! Именно Россия более всех повинна в том, что попытка создать высокое и гуманное общество провалилась. Россия дискредитировала 200-летнюю историю своего же духовного поиска, а «русская идея» выродилась в пещерный шовинизм и империализм… Россия дискредитировала идею коммунизма сначала сталинизмом, затем маразмом, потом перестроечным «бардаком». А подавление «Пражской весны» было одним из важнейших начал конца коммунизма.

Идеал коммунизма – это не концлагерь и не ругань на коммунальной кухне из-за куска ливерной колбасы, это аристократический идеал, который втоптали в грязь, и более всех здесь постарались "коммунисты". Идеал потерпел крах, а человечество с тупым упорством идёт по пути потребительства и гедонизма, за что оно ещё жестоко заплатит…

P.S. В подготовке настоящего очерка использованы материалы:

1) «Тот самый август. Заметки очевидца событий 1968 г. в Чехословакии» в «Литературной газете», № 31, 2008 г., автор Владимир Большаков, бывший в 1960-х журналистом «Комсомольской правды»;

2) Андрей Фурсов, «Неизвестный 68-й», там же;

3) интернет-материал В. Мусатова «О Пражской весне».

Подробности читайте на Фразе: https://fraza.com/analytics/271345-pravda-o-prazhskoj-vesne-nachalo-kontsa-kommunizma-