Чай

Не было в РСФСР национальной проблемы, ничего такого припомнить не могу, в других республиках - не знаю, а в России не было. Поэтому мне сегодня дико наблюдать как представители одних наций с остервенением обвиняют "инородцев" во всех смертных грехах, ставя себя как бы над ними. Ну а на чисто народном, бытовом уровне, позвольте предложить вам маленькую историю.

 В послевоенном Магнитогорске жилось трудно. Это в городе, где люди, работая, получали хоть и небольшую, но все же зарплату. Регулярно, каждый месяц, чего никак нельзя было сказать про сельских жителей, которые, без паспортов, на положении рабов трудились в колхозах и совхозах  (хрен редьки не слаще), получая в лучшем случае на трудодень по 200 граммов сорного зерна и ни копейки деньгами. Личные подворья и приусадебные участки всячески пресекались карательными мерами, чтобы люди не отвлекались от общественного хозяйства. Ну а если все же у кого-то живность и заводилась, то вся она тут же облагалась такими налогами... Ходил анекдот. У школьника на уроке анатомии учитель спрашивает, указывая на скелет «что это?». Ученик отвечает «колхозник: шкуру сдал, мясо сдал, яйца тоже сдал. Колхозник». Выживали как могли.

В один из морозных зимних дней января 47-го года все домочадцы разошлись по своим делам, и моя бабушка осталась дома одна. Сидя как обычно за швейной машинкой, она услышала, как в дверь кто-то скребется. Когда  она ее открыла, то увидела за порогом  пожилую башкирку в старенькой плюшевой кацавейке, такой же застиранной выцветшей длинной юбке, сатиновых шароварах, заправленных в вязаные шерстяные носки. Обута она была в резиновые калоши. Голову до самых глаз покрывал густо заиндевевший старый вытертый пуховый платок, который уже вряд ли мог удерживать хоть какое-то тепло. Из-за жуткого акцента и замерзших губ женщины бабушка кое-как смогла понять, что она просит кусочек хлеба или чего-нибудь поесть. Бабуся моя спросила:

-Да откуда же ты пришла? Замерзла-то как.

-Башкирия, башкирка я, апайка...

-Издалека, поди, шла?

-Далеко. 30 километр, может сорок, кто считал.

-Да как же ты не замерзла в такой одежонке? Заходи, погрейся. Я сейчас чайку поставлю.

 –Сяй якши, шибко якши.

Бабушка  поставила большой пятилитровый медный чайник на электроплитку, и пока он грелся, завязался разговор, при котором, как ни странно, обе пожилые женщины, несмотря на  невразумительный русский язык гостьи,  прекрасно понимали друг друга. Обе в свое время крепко пострадали от властей, обе проводили сыновей на фронт и получили похоронки. Всплакнули не по одному разу. За беседой вскипел чайник. Бабушка заварила остатки бережно хранимого грузинского чая, поставила на стол сахарницу с колотыми кусочками комкового сахара (слаще того сахара я не знаю). В воздухе поплыл аромат свежей заварки. Гостья при этом зачмокала губами, приговаривая:

-Якши, ой, сапсем якши. А мы дома травка пьем – кипрей, ромашка, разный листок-цветок.

За неторопливой задушевной беседой началось чаепитие. Следует сказать, что бабушка моя уроженка Ярославской губернии, а тамошних жителей за пристрастие к чаепитию издавна окрестили водохлебами, перепить ее было практически невозможно. Но тут рядом с ней оказалась истинная профессионалка. Когда в чайнике осталось кипятка совсем немного, гостья, допивая очередную чашку и вытирая рукавом вспотевшее порозовевшее лицо, произнесла, слегка отдуваясь:

-Якши, ну, ишшо отна сяшка пробуем, а потом настояще пить будем.

Бабушку мою эта фраза сразила наповал. Она молча наполнила опустевший чайник, мелко поколола последний кусок сахара и извинилась, что угостить больше нечем. Чаепитие продолжилось. Теперь моя бабушка подносила свою чашку ко рту и отхлебывала из нее чисто символически, зато гостья, казалось, только вощла во вкус. Бабушка с тревогой посматривала на быстро пустеющую сахарницу. Наконец, когда сахар кончился, а в чайнике осталось кипятка меньше половины, нежданная гостья отвалилась на спинку стула, вытерла концом ветхой шали  лицо и, слегка отдуваясь, сказала:

-Якши, шипко якши, рахмет . Теперь айда домой. Когда богатый будем – молоко кружки морозим – тебе тащим, барашка режем – тебе тащим, еще какой грибы, ягода, рыбка будет – тоже тащим, ничего не забываем. Большой тебе рахмет, спасибо.

Вечером вся семья собралась за нехитрым ужином. На стол бабушка поставила чашку с котлетами из мороженой картошки, пожаренными на рыбьем жире, тарелку с кусками сыроватого ржаного хлеба , виновато потопталась и сказала:

-А сахара у нас нет, чай пить не с чем.

 Мама моя удивилась:

-Как так?

Я же вчера только карточку на месяц отоварила.

-Да уж вот так вот, получилось.-И она рассказала.

И хотя, кажется, смешного в этом было мало, мы дружно рассмеялись. Чай до конца месяца пили без сахара и довольно бледненький и, нет-нет, да подшучивали над бабушкиным фиаско. Она, чувствуя себя виноватой, не обижалась.

Время шло. Отменили карточки, появились кое-какие продукты. Мы из комнаты в общежитии перебрались в свой домик в поселке Крылова Случай с чаепитием в круговерти житейских проблем забылся.

В один из морозных январских дней 52-го года все домочадцы разошлись по своим делам, и моя бабушка осталась дома одна. Сидя как обычно за старенькой швейной машинкой, она услышала, как в ворота кто-то постучался, и во дворе залаяла и заметалась на цепи собака. Бабушка отложила шитье и выглянула в окно. За воротами стояла женщина в старенькой плюшевой кацавейке, таком же старом вытертом пуховом платке и в резиновых калошах, обутых на вязаные шерстяные носки. За спиной у нее был то ли мешок, то ли рюкзак из мешковины. Бабушка приняла ее за нищенку, отрезала ломоть хлеба, добавила приготовленные к обеду пару мясных котлет и вышла за ворота.

Пожилая худенькая башкирка встретила ее радостной улыбкой:

-Чего, не узнала, поди? А я тебя узнала. Вот, гости пришла, показывай хату, чай пить будем.

Бабушка всплеснула руками:

-Батюшки, да ты ли это? Я ведь все переживала тогда, как ты домой-то дошла, не поморозилась?

-Ничего, моя привычный, и не такой холод терпел, ничего.

-Ну давай, заходи, рассказывай. Как наш дом-то нашла?

-Ничего, там спросил, здесь узнал, ничего…

Войдя в дом, гостья развязала мешок и выложила на кухонный стол баранью ногу, пару кружков замороженного молока, мешочек с творогом, килограммовый шар сливочного масла и вязаные шерстяные носки. Бабуся моя растерялась и, хорошо зная, как голодно сейчас живут в деревнях, стала отказываться и даже попыталась все это богатство вернуть обратно в мешок и , наконец, предложила деньги, но не тут-то было.

-Ёк, ёк, нет, оставляй себе, я тебе тогда еще сказала: богатый будем – все тебе тащим. Ну, правда, не совсем еще богатый, а нынче вот базар ехали, мало-мало продавал того-этого. Мы ведь уже старый люди,  а если сегодня-завтра умираем, чего тогда? Тащить  уже некому, как умирать? Бери, не обижай, ладно?

- Ну, спасибо тебе, дорогая, не знаю как тебя и благодарить.

-Зачем благодарить, давай чай пить будем.

И опять был чай и хороший сытный обед. И были разговоры сразу на двух языках, но такие понятные. И вспоминали, и плакали, и смеялись. Бабушка уговаривала ее остаться переночевать,  но та не согласилась:

-Нельзя, бабай ждет, лошадь, сани председателю отдавать надо, на один сутки давал, нельзя.  – И ушла.

Вечером семья собралась за ужином: тушеная картошка с мясом, соленые огурцы, оладьи со сметаной.

Бабушка грустно вздохнула и сказала:

-А чай сегодня пить не с чем, сахар кончился.

Мама удивилась:

-Я же только позавчера два кило купила.

-Купила, конечно, да вот гостья днем пришла, я ее чаем и угостила. 47-й год помните?

Отец догадался:

-Неужели…

Бабушка молча вышла в коридор и вернулась с большой чашкой, полной принесенными гостьей гостинцами. Потом пили чай, конечно с сахаром и домашним вареньем и вспоминали…

После этого еще лет 5-7 старая башкирка навещала нас, и каждый раз что-нибудь обязательно приносила. Мы тоже в долгу не оставались, помогали чем могли. Денег она не брала, а от кое-какой одежонки, постельного белья , сахара и чая не отказывалась. Потом больше не приходила, должно быть умерла. А мы у нее в гостях так и не побывали, а надо было бы, ох как надо…