«Безобразие на экранах — продукт сознательного заказа сверху»

Алексей Коленский

Когда я был маленький, советское кино воспринималось как религия. Я не смотрел фильмы — я причащался. Потом Союз рухнул, и пришла новая вера, с попкорном-просфорой и пепси-колой вместо крови Христовой.

Вот «старик», который «заложил мину» под государственность, понимал, что кино — важнейшее из искусств. Потому что оно формирует даже не идеологию, а образ мысли народа. И у мало-мальски грамотного человека хватает ума понять, что патриотизм воспитывать посредством бесконечных «Союзов спасения» и «Легенд № 17» — это как упрашивать ракету взлететь: приглашать священника, чтобы он благословил «стрелу прогресса» лететь в сторону царствия небесного…

Чтобы воспитывать истинных патриотов, нужен Михаил Ромм, который снимет «Девять дней одного года», заставивший миллионы ребят по всей стране полюбить не государство, а себя гордыми сынами государства, научивший поверить их, что именно в этой стране нужны они — талантливые, честные, отрекающиеся от всех этих мажорских радостей ради прогресса.

Алексей Коленский — критик старой школы. Мы встречаемся у огромного торгового центра на Курской, как два солдата «армии», объявленной вне закона, помнящие о ее величии. Модный кинотеатр, пресс-показ для критиков фильма Вуди Аллена (ему сегодня исполнилось 85!). Но беседуем мы не об американском авторском кино, а о судьбах киноискусства.

«СП»: — Как ты считаешь, кино сегодня — независимо от того, чье оно, — это политическая история?

— Ну давай так: закину на перспективу разговора, что очень трудно говорить о кино как о чем-то, что существует вот сейчас в голове у Вуди Аллена, как мы видели в фильме. Кино — это машина, механизм, экономика и образы. Где встречаются машины и образы, там образуется желание конвертировать экономику в политику и наоборот. Экономика и политика неразделимы, еще более виртуальные, чем кино, стихии. Что меня напрягло и оказалось правдой.

«Когда я делал обзор на этот год в декабре прошлого года, какие голливудские премьеры нас ждут, я поразился — почти не было блокбастеров. Их перенесли заранее на следующие три года. И когда началась вот эта мерзость с коронавирусом, стало понятно, что это было сделано недаром, все было запланировано»

Нас ждет с декабря 2022-го четыре подряд новых части «Аватара», которые Кэмерон наснимал. И это будет главное новогоднее событие. Плюс к этому прибавятся доигрывающие франшизы всяческие. С другой стороны, хочется рассчитывать, что хотя бы эти три года нас уже никто не тронет.

«То, что кино политически назначает повестки и ставит „черные метки“, мне стало понятно в 2013-м, когда на закрытии Московского фестиваля показали „Войну миров Z“, спродюсированную Брэдом Питтом. Очень странный блокбастер, когда толпы зомби атакуют население по всему миру»

При этом эти толпы, в отличие от прочих зомби, стремительно перемещаются, они наваливаются друг на друга кучами и имеют арабское происхождение. Фронтир мира обозначается по линии примерно такой: Москва, Минск, Париж, Лондон, Нью-Йорк — это те последние города к Северу, которые еще держатся. А зомби наступают с Юга.

Это тот случай, когда американцы, очевидно, решили запустить европейским партнерам дикарей. И кино первое об этом объявило.

«СП»: — Это то самое кино-предупреждение, о котором ты говоришь?

— Да, «черная метка». Имеет смысл смотреть на блокбастеры, как на некую передовицу газеты «Правда», которая обозначает повестку дня. Однако сейчас трудно говорить о состоянии кино как машины. Потому что Каннский фестиваль прошел в каком-то урезанном формате в интернете, Венецианский был вообще отменен. А что нам показывали все эти годы? Каннский обозначал тренды европейского кино, назначал европейские моды. Венецианский показывал те моды, которые в мире во всем остальном приятны, угодны и поощряются европейцами. Третий по значимости Берлинский — был всю свою дорогу парадом кастрированных овец, снимающих политкорректное кино по высосанной из пальца повестке. О каком кинопроцессе можно говорить?

«СП»: — А старые мастера?

— Старые мастера живы, но уже не размножаются. Вот восемьдесят пять лет Вуди Аллену, он снимает 55-й фильм. Воспроизводятся такие новые имена. Была еще двадцать лет назад прекрасная волна иранского кино, десять лет назад — румынского. Ничего подобного нет уже десять лет. Есть фиктивные какие-то турецкие якобы авторские фильмы. Но все это совершенно неинтересно. Во всем мировом искусстве — и в литературе, и в кино — странным образом, если ты обратишь внимание, исчез реализм как таковой.

«СП»: — Кино вообще в кризисе?

— Кризис наступил раньше. Было такое событие: несколько лет назад выступили люди, которые стояли у истоков детского «аттракционного» кино — Спилберг, Лукас и, по-моему, примкнувший к ним Коппола. И они сказали, что если мы будем и дальше производить аттракционы, то через два-три года индустрия рухнет. Потому что они уже никому не нужны. Даже несмотря на то, что основную аудиторию кинотеатров составляют люди, которых, кроме аттракционов, уже не интересует ничего. Но это же началось, когда Спилберг стал королем киноиндустрии, еще в 80-х. Тогда был очевиден тотальный образный кризис кинематографа, обозначенный смертью Бунюэля и Фассбиндера. Кризис усугубился, когда на смену пленке пришла «цифра». И цифра — она не дает той магии, которую обеспечивала пленка.

«СП»: — Поговорим о российском кино.

— Оно существует в добровольном гетто с тех самых пор, когда в 70-е годы произошла образная ликвидация нашего кино. И это был реальный заговор, когда талантливейшие люди из поколения 50-х, 60-х и70-х годов выходили на большие фильмы и большие темы, к которым не могло быть никаких идеологических претензий у советской власти. И им последовательно всем подряд эти фильмы рубили. Главная показательная фигура — Шукшин. На похоронах Шукшина над гробом во время прощания к Элему Климову подбежал чиновник Госкино и сказал ему: «Элем, принято решение, что „Я пришел дать вам волю“ будете снимать вы!» Драка не случилась чудом. Работа над тем, чтобы Шукшин не снял, велась долго и целенаправленно.

Я перечислю: в те же годы Чухраю, воевавшему в Сталинграде десантником, не дали снять «Сталинград», якобы «потеряли сценарий», а снять одноименную ленту тут же поручили Озерову, получилось плохо. Панфилов мечтал всю жизнь снять «Жанну д’Арк» с Чуриковой — и этого не дали. Много чего не дали Тарковскому. Михалкову «Грибоедова» зарубили — должен был самый мощный фильм быть с Гостюхиным. Данелия — написал «Хаджи-Мурата» сценарий Расул Гамзатов, член президиума Верховного Совета.

«И в первый же день съемок Данелию просто не пустили на съемочную площадку. Даже Гамзатов, будучи одним из самых высокопоставленных людей в стране, не мог узнать, кто отдал приказ и почему это нельзя отменить. Наша культура управлялась просто даже не на уровне ЦК партии. А на уровне людей, которые занимаются внешним контуром нашей культуры. Грубо говоря, организуют ей промоушн и курируют повестку из-за рубежа»

Был повод побеспокоиться у этих людей после успешного проката по всем странам «Войны и мира», когда к Бондарчуку потянулись зарубежные инвесторы и встали в очередь, и жуткий был провал «Ватерлоо», похоронивший производство кубриковского лучшего фильма, который не был снят, «Наполеон». Все независимые деньги в этот момент кончились. Хотя это не значило, что один провал будет повторяться. Но они кончились навсегда. А это был бы расцвет новой образности. Кино умирает первым. Это бросает тень на наше современное положение дел.

«СП»: — Что о нашем современном кино можно сказать?

— В 89-м году было произведено рекордное количество фильмов. По-моему, около 300 за год. Никто не смотрел это безобразие. Единственный, кто появился и его можно считать успешным, это был Балабанов. А все остальные — снимали один фильм и исчезали.

Стабильно продолжала работать только Кира Георгиевна Муратова. Все остальное — о карьере там речи не шло, контекста не было. Контекст стал потихонечку возникать в нулевых годах. Люди привыкали к тому, что есть некая продюсерская модель кино. Что это такое — до сих пор неизвестно.

«Кино на 90% спонсируется государством. Окупаются в прокате 7,5% фильмов в год. По регламенту государство может дать то ли 40%, то ли 60%, но инвесторов очень мало, и все остальные деньги, как правило, рисуются на бумаге. По знакомству. И плюс берутся откаты Фондом кино, о чем всем прекрасно известно»

Очень мало продюсеров, которые реально снимают на те деньги, которые они берут. В 2010-м году эта модель приняла форму так называемого «продюсерского» кинематографа. Когда на питерский форум был приглашен Путин, которому продюсеры представили модель: вот, давайте мы будем спонсировать крупные компании — мейджоров и мы будем производить коммерческий кинематограф. Мол, будем наращивать производственную мощь, популярность кино и так далее. Получилось, что всю поляну отечественного кинопроката разделили примерно 7 «огородников». «Огородников» потому, что их продукция — за считанными исключениями — мелкие малоаппетитные овощи.

«Это кино, которое плохо воспринимается и вяло посещается людьми в стране. Люди не пересматривают его. Во многих странах мира прокат дает 40% от сборов. Остальное добирается на стриминговых платформах. В России люди даже бесплатно наши фильмы в интернете не смотрят»

Продюсерская модель прописана до 23-го года. Эти все «мейджоры» будут получать от государства, там, 9 миллиардов. Мы единственная страна в мире, кроме Северной Кореи, может быть, которая дает безвозвратно деньги на коммерческое кино. И я бы не сказал, что это прям плохо. Но если наши люди не будут смотреть наши фильмы по всей стране, то можно потерять страну.

«СП»: — Кино снимается на государственные деньги. Было бы логично, если бы государство продвигало свои интересы. То, что мы видим сегодня на экранах, ты сам говоришь, — люди не хотят это смотреть. Почему так?

— А такое государство.

«СП»: — Профаны этим занимаются?

— Нет, надо понимать, что не только формально, но еще и идеологически Российская Федерация является правопреемницей СССР. А что такое СССР? Это было «квазигосударство», которое создавалось для того, чтобы служить базой для мировой революции, и которое должно просто перегореть, как ступень ракеты, когда мировая революция победит во всем мире. И наше государство является примерно таким же. Только сейчас речь уже не о мировой революции, а о питании российским «горючим» капитанской рубки рептилоидов. Говорят, у государства нет идеологии. Напротив, она есть и состоит из двух пунктов:

— русским денег & власти не давать;

— и чтобы все было тихо.

«СП»: — Хорошие цели, да?

— Само по себе название РФ является абсурдом. Федерация возникает, когда объединяются по духу, по интересам несколько соседних исторически сформировавшихся стран. Когда страну режут на куски — это называется не Федерация, а сепарация и сегрегация. Сознательно режут, уродуют. И все наше кино должно имитировать развлечение, имитировать повестку, но не касаться каких-то интересных тем. Как может существовать доверие к кино, когда у нас существует недоверие к самим себе?

«Мы все пережили огромную травму — разрушение Родины под названием СССР. И это разрушение до сих пор не отрефлексировано. Как так? У тебя украли страну. Ты проснулся — а тебя разобрали на куски, несколько миллионов людей отсечены от России, многие погибли, были убиты, изнасилованы. Экономика рухнула в грязь»

А говорят: понимаете, она же не могла не распасться. Как это получилось? Что сама вот шла, споткнулась, упала? Ну представь, возвращаемся домой — обнаруживаем на полу расчлененный труп матери, а тут же некто шарит по комодам, перетряхивает ветхое бельишко и выкидывает за окошко сбережения своим подельникам, приговаривая: «Ну че встал, помогай, старуха все одно не жилец была!». Мы вот этак стоим и тихонько наблюдаем «натюрморт», а «рассказчик» никак не унимается: «Шама, вшё шама!» Эти же «рассказчики» сегодня дают деньги на кино с единственной целью: чтобы оно НЕ рассказывало истории, а оно и разучилось. Наши продюсеры — люди специфические, в подавляющем большинстве — нравственные идиоты. Они живут в мире грядок, на которых имитируют производство питательной продукции. Не владея основами киноязыка, они изображают рассказывание историй, симулируя нарратив как таковой.

«СП»: — Но снимают-то, вроде, про танки, про чемпионов, про космонавтов. Почему оно не вызывает того отклика, который советское кино вызывало?

— Я тебе об этом говорил. Еще раз: кино возникло как дитя модерна. Кинематограф — это его язык. Модерн — это стройка. С помощью кино люди чувствовали себя участниками огромного всемирного дела. Человек с киноаппаратом был участником созидания новой действительности.

«СП»: — Какая была жизнь, такое было и кино?

— Да. И это происходило на фоне информационного голода. Мысль литератора, художника, живописца не успевала за модерном. А кинематограф был в его гуще, он давал сводку преображения реальности. Пленка была дорогая. Если человек не умел снимать кино, он моментально вылетал навсегда из профессии. А если умел, становился небожителем. Эйзенштейн, Чаплин — путешествовали по миру, как «рок-звезды». Их образы стали эстетическим элементом восприятия действительности.

«Когда кино превратилось из штучного произведения, которое давало красоту и впечатление эстетического богатства, сперва в производство телевизионных мелких репортажей, потом в цифровой поток, престиж потерялся»

Смысл профессии пропадает. Все уходит в сериалы. Но скоро и это пропадет.

«СП»: — Подожди, у тебя не возникает чувство, что ты был кинокритиком, киноведом, а становишься таким «археологом» или историком кино?

— Есть, да. Я больше сейчас именно киновед, археолог и криптолингвист.

«СП»: — Кино — всегда пропаганда. Мы с нашим кино страну можем «потерять»?

— Страну потеряли в 91-м. А до этого мы ее потеряли в 1917-м. Слишком много теряли, но как-то в ней живем. Наверное, значит, не потеряли, а еще не обрели. Нам ее не вернули, но вернут. Я уверен, так будет.

«СП»: — Три хода, чтобы сделать что-то лучше сейчас?

— Возродить Госкино и давать деньги не продюсерам, а творческим объединениям режиссеров под определенные картины, под сильные сценарии. Продюсер должен вернуться в свое стойло, служить администратором кинопроизводства. Второе: давать деньги на классическое кинообразование. И отсечь липкие паучьи лапки кураторов выморочной туземной шоу-культурки… Безобразие, которое творится на экранах, — продукт сознательного заказа сверху (и, ву компрене, я имею в виду не гаранта неисполняемой Конституции). Справедливости ради, хорошее стало появляться, но об этих фильмах никто не знает.

«СП»: — Пример? Пусть узнают.

— Фильм Романа Либерова про Платонова «Сокровенный человек». Его полторы тысячи человек во всей стране посмотрели. В прошлом году был парад прекрасных женских премьер. «Простой карандаш», «Верность». «Троица» Ян Гэ. «Воскресенье» Светланы Проскуриной с Алексеем Вертковым.

«СП»: — А что в итоге третье?

— Нужно снимать копеечные фильмы, которое максимально нужны людям. Говорить о провинции так, чтобы вся страна заслушалась. Если мы не можем стать интересны самим себе в масштабах страны, мы не будем интересны никому и никогда в мире. Нужно делать ставку на дешевое, понятное, жанровое кино о жизни здесь и сейчас. А чтобы ему верили — показать широкомасштабное ревизионистское историческое полотно про то, как у нас раздербанили страну, с именами-фамилиями-отчествами и конкретными преступлениями врагов народа. И лишь затем можно всерьез осмысливать, что из этого выросло и что с этим делать.