А вы попробуйте выжить если идиоты все!

так если не идиот то чито?:)))))))))))

Отца из дома взяли безвозвратно,

Беда семьи была невероятна...

Страна гудела в сотни медных труб,

и плебс кричал, сорвав печати с губ,

что не позволит гадящим отвратно

вредить да лгать изустно и печатно

и прятать злость, всклокочив рыжий чуб,

точа при том отравленный свой зуб.

А кто расчётливей смекал приватно,

как будет хорошо и благодатно,

когда погонят лишних из халуп.

Заря тех дней вовеки незакатна.

Невольно возвожу то время в куб.

Великую хвалёную Россию

вводили в боевую эйфорию.

Всю власть забрал в ручищи Скалозуб,

и в раж вошли Щукарь и Курощуп.

Строптивым быстро пригибали выю.

Вокруг, на все посты передовые,

назначили надёжных Карацуп.

Вождь выстроил прекрасный пьедестал

из лучших мраморов, которые достал,

и воцарился... В качестве святыни

под ним Предтеча возлежит поныне.

(Хоть Самого текущий век убрал,

какой бы смысл ни видел в том Бартини).

порой кратка судьба крепчайших скал,

Забыты Кир, и Ксеркс, и Ганнибал.

Кто ж славы не хотел, как сладкой дыни,

да погрязал в бушующей пучине ?

Великий Вождь сподвижников менял.

Любой соперник быстро пропадал,

и новым слугам Вождь вручал по дрыне.

Сановники катились, как по льдине.

И Полубог, зарвавшись сам, карал.

кого попало, близкого к вершине.

Вождь нормы на отстрелы рассылал.

Но этот двор был тих, как сеновал.

Там не было жильцов в высоком чине.

аптекарь, слесарь, юноша-трепач,

да техник-протезист, да дама-врач,

а мой отец бренчал на мандолине,

торгуя в бакалейном магазине.

Мне - пять, сестрёнке - два. Впадала в плач

от всяких музыкальных передач.

Отец души не чаял в старшем сыне.

В тринадцать он гонял рубанком стружку,

то он натуралист, то книголюб.

Приёмники паял, держал электрощуп.

Вывинчивал да ввинчивал шуруп.

Мог сделать и скворечник, и кормушку...

Как помню, во дворе рос крепкий дуб.

а рядом с ним - высокая берёза:

два символа поэзии и прозы.

Берёза - прелесть, дуб - силён и груб.

Я насыпал в кормушки горсти круп.

Дуб был в своей сухой листве в морозы.

Берёза по весне роняла слёзы.

Случалось, обнажался белый луб,

когда голодный конь срывал кору зубами.

Порой, случалось, жгло их снизу пламя.

В ином жильце рождался лесоруб -

так шла расправа с нижними сучками.

Своей судьбой деревья схожи с нами.

А двор был на события не скуп.

Не слишком городской, чуть деревенский.

Там жил когда-то Сашка Безыменский -

поэт, хоть и не Блок, не Сологуб.

И Юрке Левитану двор был люб.

Там тишина была почти вселенской,

Уже не бил в колокола Успенский.

Шумел-плясал лишь молотовский клуб...

Мой брат достиг девятого десятка

и до конца его немалых лет

пред ним стоял отцовский силуэт.

Всё мнилось: жив - ушёл от псов порядка.

Он узнавал отца в ином мужчине,

хоть след былого замела пустыня.

но брат в плену несбыточных надежд

ловил слова несведущих невежд.

Но пильщик из глухой таёжной стыни

и узник из колымской благостыни

не мог сбежать ни в Рим, ни Будапешт,

ни в Питер, ни в иранский Решт.

Ведь и могил не рыли в мёрзлой глине...

Как и пространство, время не линейно

и прочно запирает рубежи.

Нам остаётся только верить лжи

и Господа молить благоговейно.

В ответ моленьям, сколько слёз ни лей -

двор летом был в пуху от тополей.

и было всё, точь-в-точь, как надо.

Пастух сзывал коров в большое стадо.

Собаки громко спорили, кто злей.

Все утюги краснели от углей.

Звучали песни в парках и с эстрады.

Вожди, встречая разные парады,

всходили на столичный Мавзолей.

Весь мир дивился маршу миллионов.

Взлетал то дирижабль, то стратостат.

Пришли в восторг от Сталинских законов.

Кончался голод. Всё пошло на лад.

Асфальт вздымали шляпки шампиньонов.

И Безыменским надоел их хлам:

решили старый дом продать жильцам -

да так, чтоб поскорее и без стонов.

Всё было в рамках правил и законов.

Мы взяли верх - с друзьями пополам.

Вот тут и вышел скверный шум и гам.

Скандал взгремел без всяких мегафонов.

Не удавалось поделить чулан.

Не ясен был чертёж, не чёток план.

Суд мыл мудрей Шемяк и Соломонов:

"Чулан, - признал он, - Ваш ! Но всё равно,

раз тем нужней, пускай пробьют окно !".

В него летели танго с патефонов.

В несчастном доме началась пурга.

А Вождь страны сидел у очага

и проклинал друзей-хамелеонов,

ведущих лиц высоких эшелонов,

которым - знал - не верность дорога,

а место у большого пирога.

И стал он этих гробить как шпионов.

Начальников военных легионов,

возглавивших большие округа,

лупила то и знай стальная кочерга -

как скопище удавов да питонов.

Увидел Вождь и как среди аллей

всю зелень облепляет масса тлей.

Крадут зерно и гложут клубни мыши.

А голуби вникают в тайны с крыши.

Бандит и диверсант ползут из всех щелей.

Где слабина - сидит вредитель в нише.

Ползёт внизу, карабкается выше.

Призыв Вождя: сыщи их, не жалей.

Гони врага с насиженного места,

не глядя на заслугу и мундир.

Пиши, чтоб злыдней брали из квартир.

Устройте им колымскую Мацесту.

И пусть они заходятся до стонов

под перестук загруженных вагонов.

в Москву заехал бравый Риббентроп.

Советует избрать меж разных троп

ведущую к дверям банкирских схронов,

к картинам фешенебельных салонов,

устроить сообща невиданный гоп-стоп.

Сыскался друг, сосущий кровь, как клоп.

Примкнули к банде яростных тевтонов.

Прельстились целью древних фараонов.

Не посмотрели в телескоп и перископ.

Затеяли невиданный потоп.

Не слишком то пугаясь разных стонов.

Строчил, чтоб поскорей да поподлей,

искал слова, старательный старлей.

Он пригласил соседку для беседы,

чтоб что-то рассказала про соседа.

"Да он по мне хоть тотчас околей !

Не знаю, что свершил тот Бармалей.

По мне он хуже немца или шведа.

Пусть на него обрушатся все беды.

Он - привереда, полный дуралей"...

И минул год. Прошу вернуть отца.

Ту даму вновь позвали на беседу.

Прислушались к тому же бреду.

И загубили жертву до конца.

милиция гоняла моль из шуб.

Невольно возвожу то время в куб,

каков бы смысл ни видел в том Бартини.

Там не было жильцов в высоком чине,

но помню, во дворе рос крепкий дуб,

и двор на события не скуп,

хоть след былого замела пустыня.

Двор летом был в пуху от тополей,

асфальт вздымали шляпки шампиньонов.

В окно летели танго с патефонов.

Листву обсасывала масса тлей.

Под перестук загруженных вагонов

искал слова старательный старлей.