Галан, Ярослав Александрович. Плюю на папу.

Галан, Ярослав Александрович.

ПЛЮЮ НА ПАПУ!

   

13 июля 1949 года в моей жизни произошло знаменательное событие: папа ПийXII отлучил меня от церкви. Отлучил, как отлу­чают теленка от коровы. Без предупреждения.    Откровенно говоря, конфликт между нами начался довольно давно, примерно лет сорок назад, когда нынешний Пий XII был еще молодым попиком Пачелли, а на святом престоле сидел Пий X. Каждое воскресенье учитель водил нас парами в церковь монаше­ского ордена василиан, призывал любить императора Франца-Иосифа и ненавидеть "москалей", которых, говорил он, надо уничтожать под корень.  Однако, вместо того чтобы бить "москалей", пан-отец с лег­костью бил нас, школяров.    Однажды пан-отец спросил меня:  -- Почему святого отца мы зовем Пием?   Я простодушно ответил:   -- Потому что святой отец любит выпить.  Не успел я опомниться, как мой живот очутился на поповском колене, а священная розга высекла на моем теле десять заповедей.  Господь не наделил меня смирением, и, очевидно, потому, вер­нувшись домой, я еще с порога крикнул матери: -- Плюю на папу!  Никто, кроме матери, этого не слыхал, но, видимо, вездесущий бог донес своему римскому наместнику, ибо с тех пор греко-като­лическая церковь начала против меня холодную войну.    И не только против меня. Вскоре я убедился, что таких греш­ников немало. К ним в первую очередь принадлежали гимназисты, принимавшие участие в чествовании юбилеяИвана Франко. Для них учитель закона божьего придумал особое наказание: в самую жестокую жару сажал их на солнцепек. На протесты отвечал:   -- А на концерте в честь Франко вы декламировали: "Мы стре­мимся к солнцу!". Вот вам и солнце. Погрейтесь!..  По-настоящему мой конфликт со святым престолом обострился, когда я в минуту хорошего настроения в одном журнале назвал митрополита Шептицкого мутителем святой водички. Этот удар был для князя греко-католической церкви громом с ясного неба. Как раз в это время граф Шептицкий был увлечен папоугодным делом подготовки антисоветского крестового похода. Моя нетактичность вызвала понятное возмущение: поповны отвернулись от меня, а их отцы разорвали мою прямую связь с небесами, запре­тив пускать меня в церковь. После этого Шептицкий впал в чер­ную меланхолию, и только приход Гитлера к власти поставил его снова на ноги.   Несколько лет назад умер монсиньор Ратти, то бишь Пий XI,и его место занял новый мой противник -- Пий XII. Все знаки на небе и на земле показывали, что в лице этого Пия я буду иметь еще более заклятого врага, чем два предыдущих, с Бенедиктом XV включительно, ибо он был одним из крестных отцов "третьего рейха", он толкал Гитлера на войну против СССР, по его требова­нию Пилсудский шел огнем и мечом против моих неуниатских земляков Холмщины и Волыни.
   Друзья говорили мне, что дни мои сочтены и что я должен ждать контрудара. Как всегда в таких случаях, друзья несколько преувеличивали. Мокрая работа в то время в Ватикане была только запланирована. У Шептицкого не было еще тогда почетной стражи в лице гитлеровских солдат, а его прелаты еще не франтили в эс­эсовских мундирах. Пока с их стороны я мог ожидать только сухой работы. Им нужен был повод. И они нашли его.    Как-то в рождественский вечер я зашел к Александру Гаврилюку.  Над нами и под нами, справа и слева люди колядо­вали. Воспоминания детства нахлынули на нас, и, растроган­ные, мы решили опрокинуть чарочку. Традиционной рыбки не было, но ее с успехом заменило сало. Выпили по одной. И тогда Гаврилюку пришло на ум пригласить к столу домовладельца, жив­шего рядом. Тот приглашение принял, но, увидев на столе сало, по-тараканьи зашевелил усами и попятился к двери. Только тогда Гаврилюк понял, что богобоязненный усач был членом ультрамонтанского "братства сладчайшего Иисусова сердца".   Через несколько дней весть о совершенном преступлении дошла до консистории, а вскоре и до конгрегации священной канцелярии в Риме. По этому поводу львовская дефензива [охранка] начала следствие. Возмущение шпиков нашим святотатством не имело границ. Гаврилюка в то время не было в городе, и повестку вручили только мне. Седовласый агент сидел передо мной и укоризненно покачи­вал головой.   -- Ваше тело,-- говорил он,-- сгниет в тюрьме, но что есть тленная плоть в сравнении с бессмертной душой, которую вы так безжалостно губите? Седоголовый шпик жалобно высморкался и безнадежно мах­нул рукой.   -- Идите, грешник, догнивайте в тюрьме, а я буду за вас молиться.   Шпик молился, а я сидел в тюрьме...   Прошли годы. Украинский народ воссоединился в едином госу­дарстве -- Украинской Советской Социалистической Республике. [-- Были ж времена! -- Товарищ К.]  Наплевали на папу все западные украинцы и разорвали унию и го­товятся сейчас к настоящему народному празднику десятилетия воссоединения.  Святой престол сменил Гитлера на Трумэна, однако от этого мои взаимоотношения с ним ничуть не улучшились. Наоборот. По данным, имеющимся в моем распоряжении, ПийXII узнал, что в глубоком шкафу редактора издательства "Радянський письменник" лежит рукопись моей антипапской книжки "Отец тьмы и присные". Правда, на сей раз Пию посчастливилось -- рукопись лежит уже больше полугода и скоро покроется плесенью, но факт остается фактом: моя святотатственная рука еще раз поднялась на "пастыря пастырей"... Чаша горечи переполнилась, и "пастырю пастырей" не осталось ничего другого, как отлучить меня от своей церкви.   Единственное мое утешение в том, что я не одинок: вместе со мной папа отлучил по меньшей мере триста миллионов человек, и вместе с ними я еще раз в полный голос заявляю: -- Плюю на папу!

1949 г.