В моей жизни всегда так: люблю одно, получаю всегда другое. Кара это, что ли, небесная? Ну, буквально все, куда не кинься, не то и не так. По характеру добрый и застенчивый, я приобрел специальность, совершенно чуждую моему темпераменту и жизненному укладу, даже название профессии бросало меня в дрожь. Я мечтал о тихой, спокойной работе мелкого клерка, но никак не о журналистике, да еще в такой скандальной газетенке, как наша, где «жареные» факты сыпались на бедного читателя с первой полосы по последнюю, нередко попахивая откровенной тухлятиной. С рождения мечтая жить в маленьком провинциальном городке, я перебрался в столицу, кишащую людьми и их пороками, женился на брюнетке, хотя всегда мечтал о блондинке, и каждый день с ужасом шел на работу. Мелкие уколы коллег и головомойки редактора меня не трогали, больше выматывала беготня по городу и выискивание материала.
Наверное, как журналист я был безнадёжно бездарен. Каждый вечер, измотанный и опустошенный, я возвращался домой, ужинал отвратительными макаронами, которые ненавидел с детства, кивал жене, создавая иллюзию живого участия в ее болтовне, пять минут смотрел телевизор и после этого с чувством исполненного долга засыпал тут же, на диване. Жена сердилась, дергала меня, полусонного, требовала, чтобы я разделся и перебрался на кровать. И так было изо дня в день. Каждое утро я просыпался в шесть часов, и мои мытарства начинались снова. Но не сегодня.
Сегодня я проснулся не как всегда в шесть, а в половине восьмого. Жены рядом не было, из чего я сделал вывод, что ей надоели мои «выкрутасы» и она покинула меня навсегда. На работу я опоздал, и поэтому, наверное, меня теперь выгонят ко всем чертям. Думая так, я сладко потянулся и зевнул. Ни страх, ни раскаяние, ни даже тревога не коснулись моей души. Это было странно, потому что обычно меня волновало все. Теперь же я почувствовал странную легкость и свободу, отчетливо сознавая, однако, что у меня начинаются трудности, а, скорее всего, не за горами и неприятности.
Перекусив внушительным куском ветчины, ведь ныне мне было не с кем делиться, я завалился на диван и включил телевизор.
На работу я теперь не пойду. Жена меня не разбудила, тем самым подставив под сокрушительный удар моего шефа, который ждал удобного момента, чтобы разделаться со мной. Надо сказать, я искусно огибал камни, выложенные на моем пути ненавистным редактором похабной газетенки, которой я служил верой и правдой вот уже несколько лет. Однажды, после незаслуженной, по моему мнению, взбучки, я дал себе слово, что из редакции меня вынесут только вперед ногами. Естественно, мое долготерпение не объяснялось любовью к выбранной в свое время для меня заботливыми родителями профессии. Скорее всего, тут сыграл роль закон «Отрицание отрицания», по которому я жил. Если от меня ждали «да», я всегда говорил «нет» и наоборот. Может быть, именно поэтому я и женился на своей жене. Все, включая ее друзей и родственников, говорили мне: «Не женись на ней, Лёша». А я, дурак, взял и женился. И вот, чем это закончилась, она подставила меня, не разбудив на работу, знает же, как не любит мой шеф опозданий. И где она вообще, неужели ушла, как и предупреждала?
Я нехотя сполз с дивана. Так и есть, вещей в шкафу нет. Мама моя, за ночь из дома две третьих содержимого квартиры вынесла! Такое под силу только моей жене! Костюмы и платья это понятно, но зачем ей в такую жару шуба с дубленкой понадобились? Может, она на север к своему одноклассничку рванула? Был у нее там один романтик. Гаврик то, Гаврик се, а я так, человек-невидимка. Не слышно меня и не видно нигде: ни на работе, ни дома. Тень. Ну и пусть катится.
Я обессилено упал на диван и закрыл глаза. С женой все ясно, ушла. Теперь с работой, позвонить или не позвонить? А что я скажу? Проспал? Глупости какие. В наше время человек проспать не может, если он только не живет в берлоге. Может, я заболел? Но чем? Вечно кутающийся, закрывающий дверь и форточку, читающий все периодические медицинские издания? Нет, я заболеть не мог. Для меня вопрос здоровья был всегда принципиален.
Несчастный случай. Эта идея возникла неожиданно и надолго застряла в моей голове. С летальным исходом. Воображение нарисовало кровавую картинку расплющенного на асфальте тела. Наехал каток. Двое рабочих аккуратно соскребают останки в тачку. Меж белых халатов мечется Оксана – жена, вот, когда хватилась, да поздно, голубушка, ушел навсегда в неизвестном направлении. Я мстительно улыбнулся.
Может, правда просто уйти? Куда-нибудь далеко-далеко? А что скажет мама? Она, как всегда права, что бы ни сказала. Хорошо, я решился, я исчезну, а что же я возьму с собой? Только самое необходимое, мешок и еще тележку. Нет, этого будет мало, куда я положу свой толковый словарь Даля? А книгу? Мое детище, которое я вынашиваю в муках страшнейшего токсикоза и авитаминоза из-за всех проявлений моей безвременно обесценившейся жизни.
Я лежал в постели, и воспаленный мозг продолжал рисовать мне картины моего бездарного существования. Что сделать для того, чтобы моя жизнь изменилась? Кто повинен в моих мытарствах, кто в ответе за все это? Я лежал на кровати раздавленный, уничтоженный, и задавал вопрос за вопросом, К кому я обращался, не знаю, но вокруг неодушевленные предметы корчили безразличные рожи и молчали. Молчал двухстворчатый шкаф, который мог бы ради приличия и поскрипеть дверцами. Молчал хромоногий табурет перед трюмо, молчала даже кровать, на пружинах которой я пытался несколько раз подпрыгнуть, естественно, лежа. И только зеркало, отразив мою небритую физиономию, с сожалением улыбнулось и сказало моими губами, растянув их до ушей: «Судьба».
Вот оно, слово, которого я так ждал и так мучительно искал. Судьба. Что может быть проще? Моя судьба, предначертанная мне свыше. Это она – та подруга, из-за которой у меня все шиворот на выворот в жизни. Судьба. Я попробовал посчитать эпитеты, которыми награждали ее такие же несчастные. Получилось не так уж и много. Злодейка и коварная – вот и все, что я мог вспомнить о Судьбе. Поковырявшись еще некоторое время в памяти, я понял, что больше ничего не выужу из ее потайных закоулочков, и бросил бесполезное дело.
Пустой желудок заскрипел, как несмазанная телега, и приказал мне встать и пойти делать завтрак. Я конечно не раб ему, но сейчас послушался и, нехотя поднявшись с кровати, поплелся в кухню. «Разносолов не жди», - мысленно сказал я ему, с отвращением заглянув в холодильник. Все, находившееся в нем, показалось мне холодным, мертвым и неаппетитным. Ограничившись взбитыми в миксере молоком и мандаринами, я дотянулся до газеты, лежащей на подоконнике, и впялился в первый попавшийся заголовок. Однако смысл прочитанного так и не дошел до меня.
Скомкав газету, я швырнул ее в угол к плите и опять задумался. За окном моросил дождь и наводил тоску. Прикурив сигарету, я неловко повернулся и столкнул с подоконника любимую пепельницу из прозрачного синего стекла. Ее форма и цвет напоминали мне о море, теплом и безграничном. Естественно пепельница треснула и развалилась.
- Что же это! – вскричал я. - Вот не везет!
Рассыпавшийся пепел и окурки я подбирать не стал. Пусть Оксанка знает, что я был зол. Надо бы еще что-нибудь перевернуть, пусть почувствует всю силу моего негодования. Я пошарил взглядом по кухне. Может быть, сорвать занавески? Так, чтобы вместе с гардиной. Нет, потом прибивать придется, с другой стороны, она будет долго уговаривать, и я соглашусь. Да и в стене может остаться дыра. Лучше разбить еще пару тарелок. Нет, это слишком по-женски. С другой стороны, если смахнуть со стола все, будет по-мужски.
Я глянул на стол. Сахарница, солонка, перечница. Маловато для демонстрации чувств. Мысль о битье посуды отпала, как несостоятельная. Я хотел уйти, но уйти надо было с целью. К другой женщине. К другу. В магазин. Я взглянул в окно. Дождь усилился и теперь бил по тротуару тяжелыми каплями воды. Нет, уходить надо сейчас, или никогда. Решив так, я оделся, соответственно погоде, взял паспорт и немного денег. Я любил путешествовать налегке, поэтому портфель или рюкзак прихватить не подумал.
Не смотря на сырую погоду, на улице было не холодно. В сентябре такое бывает. Я немного потоптался у подъезда и пошел в сторону железнодорожного вокзала. «Если не уйду далеко, во всяком случае, поброжу по лесу»,- решил я.
На вокзале я купил билет на пригородную электричку. Через пятнадцать минут железные колеса поезда уносили меня в южном направлении. Моим попутчиком оказался старик, выглядел он крепко и вполне моложаво, только седина в бороде и морщины у глаз выдавали его возраст.
- Далеко едешь? – поинтересовался он, устраиваясь у окна напротив. В это время года и в этот час народу в электричке было немного.
Я пожал плечами и ничего не ответил. Вообще-то я любил поболтать в дороге, тем более что моя профессия предполагала задушевные разговоры в пути, но сейчас мне нечего было сказать. Я не знал, куда и зачем еду.
- Не разговорчив ты, - то ли обиделся, то ли похвалил дед.
Молчать было неудобно, поэтому я сказал первое, что пришло на ум.
- За грибами еду.
- А корзина где? – удивился старик.
- А мне она не нужна, я такой несчастливый, мне грибы все равно не попадаются. Мне вообще не везет. Я, например, ни разу не выиграл ни в одной лотерее, я не нахожу денег на улице, и меня никогда не любили красивые девушки.
Я тяжело вздохнул, переполненный чувством своей фатальной никчемности.
- Да, - протянул старик, выслушав мою краткую, но такую пламенную речь. – Знать судьба у тебя такая.
- Я не согласен, - возразил я, - почему тогда у менее достойных людей, чем я, судьба что надо!
- Это ты у своей судьбы спроси, - парировал старик.
Я криво улыбнулся.
- Где ж я ее найду? Она дает о себе знать только во время очередной неприятности. А они сыплются на голову без предупредительной телеграммы.
- Э, тут ты ошибаешься, - покачал головой старик. – Судьба – она, как женщина, капризна, себялюбива и доверчива. Были смельчаки, которые находили ее и ублажали. После этого, слышал я, их жизнь менялась.
- Так как же она выглядит? - воскликнул я, сгорая от нетерпения.
- А она похожа на тебя. Оглянись на себя. Как ты живешь, какие у тебя привычки, каков твой уклад, она ничем от тебя не отличается.
- А живет-то она где? В лесу, поле, деревне, городе?
- А кто ж ее знает. Ты-то где живешь? В городе. Там ее, скорее всего, и найдешь.
Тут старичок начал вертеть головой по сторонам, и я понял, что он подъезжает к своей станции.
- Скажи, - начал тормошить я старика, - скажи еще какую-нибудь примету.
- Не знаю, я ее сам до сих пор ищу, - ответил старик и, попрощавшись, вышел из вагона.
Я поехал дальше. Дождь за окном заканчивался, и мне действительно захотелось побродить по лесу. Насладиться запахами мокрой травы и преющей листвы.
На следующей станции из электрички вышел только я. Впереди, сразу за железнодорожным полотном, простирался лес. Я вступил на одну из многочисленных тропок и пошел, мгновенно промочив ноги. Однако этот факт меня не тронул. Атмосфера чистоты и спокойствия завладела мной безраздельно. Капли прошедшего дождя падали мне на плечи; птицы, напуганные чужим присутствием, волновались; лес жил и достаточно бурно реагировал на мое появление. И только грибы прятались от меня в траве, играя в обычную для меня игру. Даже самой маленькой поганки не заметил я вокруг. А говорили, что это самый грибной лес в округе!
Через полтора часа гуляния по лесу в бесполезных поисках грибов я неожиданно набрел на сторожку. То, что это произошло неожиданно, я загнул. Лес был так сказочно красив, что на пути мне обязательно должен был встретиться теремок. Такими теремками иллюстрируют сборники русских народных сказок. Я подошел к крепкой тесовой двери и постучал в нее подобранной только что палкой. Через некоторое время, показавшееся мне вечностью, дверь открылась, и на пороге я увидел мужчину. На вид ему было лет тридцать пять. Он доброжелательно улыбнулся мне и без лишних слов пригласил в дом. Пригибаться мне не пришлось, поскольку беленые потолки были высокими.
- Я тут гулял, - начал я оправдываться, – объясняя мужчине свое невольное вторжение.
- Тут все гуляют, - подхватил тот, - места-то благодатные.
- А вы лесник?
- Нет, - покачал мужчина головой, - я тут живу.
Я недоверчиво огляделся.
- Меня зовут Алексей, - запоздало представился я.
Мужчина засмеялся и протянул мне руку для пожатия.
- Значит тезки, меня Лешим зовут, а в миру Лёшей.
Я пожал волосатую руку Лёши и внутренне содрогнулся, сумасшедший это или впрямь леший, хозяин нечистой силы в лесу.
- А почему грибы меня не любят? - поинтересовался я у Лёши, чтобы отвлечься от неприятных мыслей.
- А кого они любят? – засмеялся тот.
- Некоторые целыми корзинками из леса таскают, а я вот сейчас сколько шел, ни одного не приметил.
- Грибы, они приближение человека чувствуют и прячутся. Не знаешь ты повадок их, вот они тебе и не кажутся.
- А может, мне просто не везет?
Леший пожал плечами. В углу, у печки я заметил несколько новых корзинок и пару недоделанных.
- Плетешь? – поинтересовался я, так, из праздного любопытства.
- Купи одну, глядишь, и к тебе удача придет.
Я дал ему двадцатку, вооружился корзиной и пошел в лес с твердым намерением принести сегодня домой грибов.
Интересно, но грибы стали сыпаться на меня, как из рога изобилия. Увлеченный сборами, я не заметил, как поравнялся с какой-то старушкой в синей юбке, зеленой кофте и стареньком коричневом платке. Видно я догнал ее. Старуха сильно горбилась и шла чрезвычайно медленно.
- Лыжню, - крикнул я шутливо и дотронулся до старухиного плеча. Та вздрогнула и заохала.
- Что ж ты, ирод, старушку пугаешь? – скрипучим голосом проговорила она и уставилась на меня своими круглыми глазками.
- Извини, бабушка, я не хотел, - игривое настроение не покинуло меня, напротив, мне вдруг захотелось подхватить старушенцию и покружить её.
Руки сами по себе потянулись к старушечьему тельцу.
- Ну, не балуй, - притворно сердито прошамкала старушка и замахнулась пустой сеткой.
- Что ж у тебя сумка пуста?
- Ничего, - хитро подмигнула старушка, – ты ведь грибками со мной поделишься.
Я прижал к себе корзину, почти наполовину заполненную грибами, и на мгновенье жадность овладела мной. Никогда в жизни я еще не собирал грибы с такой легкостью и наслаждением.
- Конечно, - превозмогая собственное сквалыжничество, сказал я и протянул корзину наглой старухе.
- Корзина-то мне не нужна, положи мне грибков, - и она протянула мне тряпичную сумку, сшитую из лоскутов ткани.
Я быстро перегрузил грибы из корзинки в сумку и отдал старушке, облизывающей от удовольствия свои бескровные губы.
- Я тебе за это погадаю, - предложила старушка и взяла мою руку.
Долго изучала она линии на моей ладони, но сказала только одно:
- Судьба у тебя тяжелая, лучше бы вам с ней не встречаться.
- Как это? – удивился я.
- Злая она у тебя, своенравная, себялюбивая и мстительная. Житья она тебе не дает мучительница, избавиться тебе от нее надо.
- Как же мне это сделать?
- Не знаю.
Старуха вдруг заторопилась. По всему было видно, что ей больше не хотелось продолжать этот разговор.
- Возвращайся домой, - крикнула уже издалека старуха и, махнув рукой, скрылась между деревьями.
Всю обратную дорогу я собирал грибы, которые, будто бы взбесившись, выбегали на тропинку и кидались мне под ноги.
На перроне я появился за несколько минут до прихода поезда. В вагоне каждый счел своим долгом заглянуть в мою корзину и поздравить с удачным днем.
Дома я вывалил грибы в таз. «Улов» превзошёл все мои ожидания: десять белых, двенадцать подберезовиков и несколько десятков лисичек, маслят и еще каких-то грибов, название которых я давно позабыл.
Оксана пришла в девятом часу и, бросив сумки с продуктами, устало опустилась на табуретку.
- Мне сегодня звонил твой шеф, он сказал, что сегодня тебя не было на работе, - трагичным голосом произнесла она и, кажется, даже смахнула слезу кончиками перчаток, зажатых в ладони.
- Ну и что? – поинтересовался я и почувствовал, что как чайник, закипаю.
- Он спрашивал, не заболел ли ты?
- Ну? – опять сдержался я.
- Я сказала, что ты здоров, а теперь вижу, что ты действительно заболел. Откуда эти грибы? Ты что, в рабочее время в лес ходил?
- Я искал тему для своего нового репортажа, - попытался оправдаться я.
- А нашел кучку поганок.
- Не смей! – взвизгнул я. – Это первые грибы, которые мне удалось найти.
Оксана расхохоталась. Ее смех рассердил меня и обидел. С другой стороны, как она могла поверить, что эти грибы съедобные, ведь за несколько лет нашей супружеской жизни я не принес в дом ни одного тощего опенка.
Когда жена покинула кухню, я с облегчением вздохнул. Слава богу, скандал не разразился, я не наговорил гадостей и не наслушался ответных колкостей. Тщательно промыв грибы, я залил их водой и поставил на плиту вариться.
- Да, - крикнула из комнаты Оксана через некоторое время, - позвони шефу, он просил.
Я внутренне сжался. За целый день я так и не удосужился придумать оправдание своему прогулу.
Шеф позвонил сам, видимо, отчаявшись дождаться моего звонка.
- Алексей Кузьмич, – вкрадчиво спросил он в трубку, - что с вами случилось, дорогой?
Я поздоровался и, не мудрствуя, объяснил постылому шефу, что был в лесу и собирал грибы.
Шеф некоторое время помолчал, а потом, вероятно приняв решение, вежливо предположил:
- Надеюсь, статья о грибниках у вас уже почти готова?
Оба мы прекрасно знали, что никакой статьи о грибниках я не должен был писать. Несмотря на это, я заверил патрона, что статья выйдет к среде. На этой общей ноте мы и распрощались.
- Ну что? – Оксана возникла передо мной, как гриб мухомор: неожиданно и неотвратимо.
- Нормально, я ж тебе говорил, что статью пишу.
- Леша, что с тобой? - Оксана покачала головой.
Интересный вопрос: «что со мной?». Если бы я знал! Не мог же я сказать ей, помощнику прокурора, что верю в судьбу и ищу ее, для того чтобы высказать этой самой судьбе все, что я о ней думаю. Ищу, это, конечно, громко сказано, но, во всяком случае, думаю о том, что хорошо было бы ее найти…
На следующий день я взял отпуск на неделю, мотивируя тем что, устал и хотел бы плотнее поработать над статьей о грибниках. Несмотря на бредовость моей идеи, шеф, не моргнув глазом, подписал мое заявление. Наверное, он был не таким уж занудой, каким я его считал.
На этот раз я собирался в лес основательно. Достал с антресолей новый, ни разу не побывавший ни в одном походе, рюкзак, уложил в него шерстяные носки, свитер из верблюжьей шерсти, подаренный мне водолазами, о которых я однажды писал репортаж, легкое, но теплое одеяло, предметы туалета, топорик, охотничий нож, два котелка и ложки. Из еды я взял макароны, консервы и чай с сахаром. И корзинку прихватить не забыл. Я надеялся, что мое путешествие будет не долгим, но результативным. О том, что я искал, знал только Бог.
- Опять пришел? – встретил меня как старого знакомого Леший Лёша.
Я скромно поставил корзину, полную грибов, в угол избы и поздоровался.
- Чудная твоя корзина, - сказал я, чтобы скрыть неловкость.
- Это ты прав, только я такие и делаю. Знаешь, как на базаре расходятся?
Хозяин пригласил меня за стол. Я достал из рюкзака чай, сахар, булку и предложил Леше. Тот без лишних слов сбегал на кухоньку, отгороженную занавесочкой, и, потолкавшись там несколько минут, принес кипяток и две кружки.
Обустроен Лешин дом был просто и уютно. Стол, четыре табуретки, железная кровать, сложенный диван, черный комод, маленький, черно-белый телевизор. На стене – отрывной календарь. Оторванные листы на гвозде, вбитом вертикально в деревянную чурку – внушительная стопка.
- Вернулся, значит, - задумчиво сказал Леша, разливая по чашкам горячий, крепко заваренный, ароматный чай.
- Судьбу свою ищу, - откровенно признался я, почему-то доверившись Лёше.
- Бывает, - согласился тот и с наслаждением отхлебнул чаю из своей кружки.
- Не знаешь, где она обитает? – невзначай поинтересовался я, стараясь придать своему голосу равнодушный тон. «Мол, не так уж она мне и нужна, но повидаться не против».
- А зачем она тебе? – скосил глаза в сторону Леша.
- Так, - мне не хотелось жаловаться на Судьбу, вдруг они с Лешей друзья.
Нехорошо получится. Я вообще не любил судачить за глаза. Разве только с самим собой.
- На судьбу жалуешься? – хитро прищурился Лёша.
- Вроде того, - кивнул я и подумал, насколько проницателен этот Леший.
- Вот не знаю, что делать…
За чаем я выложил Лёше все, чего не хотел говорить даже самому себе, например, что я тряпка и меня совершенно не уважает жена. Во время рассказа Леший все время качал головой, и мне вдруг подумалось, что он делает это для того чтобы не уснуть. Однако его живые, полные сочувствия и понимания глаза свидетельствовали обратное.
На ужин общими с Лёшей усилиями мы пожарили картошку с грибами. Получилось вкусно. Так вкусно не могла приготовить даже теща. А она была поваром в ресторане и знала толк в еде. К сожалению, ее дочь не переняла всех премудростей кулинарного искусства своей матери, но впрочем, готовила сносно.
Поздно вечером, когда сытный ужин переваривался в наших желудках, к Лёше пришла гостья. Увидав ее на пороге, я был изумлен, поскольку не понимал, как женщина, да еще такая хорошенькая, осмелилась идти по лесу одна. Одета она была просто, поэтому я предположил, что она живет в ближайшей деревне. Она скромно потопталась на пороге и попросила разрешение войти.
Леша вскочил со своего места и, сделав глупое лицо, уставился на меня.
- Я сейчас пойду, - застенчиво сказал я и собрался, было, уйти, но гостья преградила мне дорогу.
- Нет, что вы, останьтесь, сейчас в лесу небезопасно.
Я вопросительно глянул на Лёшу.
- Правда, - согласился он.
Я пожал плечами и поинтересовался, как же она сама дошла по таким потемкам и не умерла от страха.
Она залилась заразительным смехом, и я совершенно не собиравшийся смеяться, улыбнулся. С трудом оторвавшись от милого личика гостьи, я глянул на Лешу и отметил, что они чем-то очень похожи – этот большой и добродушный мужчина и его маленькая, тоненькая как тростиночка, подружка. Тайна, которая рвалась из них наружу, объединяла их. На мгновенье мне стало грустно, и даже обида шевельнулась внутри меня. Непричастность к этой тайне отделяла меня от этой счастливой парочки. Не знаю, куда бы завели раздирающие меня на части ревность, зависть и раздражение, но в дверь снова постучали, и все мысли разом улетучились, оставив после себя глубокую пустоту.
Теперь это была женщина постарше, я бы сказал просто древняя старуха. Она, не здороваясь, вошла в избу и, отряхнув с серого платка капли дождя, недовольно шмыгнула носом.
- Что, - прошамкала она беззубым ртом, - все тут, голубчики?
В новой гостье я узнал старуху, которую напугал на тропинке.
Леший и девушка переглянулись и уставились на грозную бабку.
Я решил, что та пришла за внучкой и теперь не миновать выяснения отношений. В общем-то, я оказался прав, ошибся только в одном. Старуха не была бабкой, а девушка не была внучкой. Из шумного и бестолкового разговора я понял, что женщины соперницы. Это показалось мне странным. Тем временем спор разгорался и грозил перерасти в большой скандал.
- Все, - вмешался, наконец, я в перепалку, - давайте лучше сядем за стол переговоров, выпьем чаю и поговорим о наболевшем в мирной обстановке.
- Кто это? – старуха впервые взглянула в мою сторону.
- Искатель один, - робко ответил леший и скрылся на кухне.
Несколько минут спустя он вынес оттуда чашки, чайник и вазочку с вареньем.
Мы расселись вокруг стола и молча принялись за чай, который оказался огненно-горячим и ароматным.
- Только ты и умеешь чай заваривать, - старуха поднесла губы к блюдечку и с шумом отхлебнула глоток, - моя школа – удовлетворённо кивнула она через некоторое время.
- Я запустил ложку в варенье и засунул ее в рот. Интересно, кем приходится Лешке его старушка? Может это его бабка?
- Позвольте, я положу вам варенья, – решил я подлизаться к старой карге, а то, чего гляди, и мне перепадет.
- Не буду, - отрезала та, дав понять, что не желает от меня никаких знаков внимания.
Я хмыкнул и решил больше не встревать в семейный раздор.
- Оставишь ли ты его? – наконец не выдержала молчания бабка. – Сколько я тебе раз говорила, не твой он.
- Но…, - попытался вмешаться Леша.
- А ты сиди, - оборвала его старая.
- Я люблю его, - скромно ответила молодая, – и со мной ему будет лучше, чем с тобой.
- Какая, никакая, - взвизгнула уязвленная старуха, - а я его судьба, и со мной ему быть до смерти.
Я пристально глянул на бабку и, наконец, понял, о чем речь. Две Судьбы делили Лёшку, и каждая не хотела уступить его другой. Никогда раньше не доводилось мне видеть судьбу, я вообще думал, что это аллегория, так, воздух, дуновение ветра. Ничто. А тут - совершенно материальные личности. Ссорятся, делят своего подопечного и каждая считает, что ему будет лучше с ней, а не с ее соперницей.
- Позвольте, - попытался вмешаться я, - а вы бы спросили его самого.
- Его мнение известно, - отмахнулась старая Судьба, - он мужик, ему молоденькую подавай. А куда ж мне? К старику идти?
- А почему бы и нет? – удивился я.
- Да где они, старики? Многие уж в могилах, а те, что живы, и живы-то потому что их до сих пор несколько судеб на части рвут, никак успокоиться не дают. От этого только вред. Вот старик стар уже, ели ноги таскает, и вдруг себя мальчиком почувствовал. Понятно, какая-то молоденькая Судьба прытче всех оказалась, верх одержала, но не надолго, потому что у нее еще опыта нет. Захватить смогла, а удержать нет. Вот и приходит на ее место вроде меня, и начинает наш старик хиреть, как ему подобает, к смерти готовиться. А тут его опять молодуха припирает к стене. И снова начинает старик с ума сходить. Некоторые, между прочим, даже женятся.
- Так что же мне делать? – робко подал голос Лёшка.
- Мой ты, и останешься со мной, - проскрипела старуха, однако уже весьма доброжелательно.
- Не хочу я, - заканючил Лешка.
- Я вот тоже своей недоволен и не прочь ее на молоденькую поменять, - вступился я за хозяина дома.
- И этот туда же, - рассердилась старуха.
Лешка укоризненно глянул в мою сторону и покачал головой, зря, мол, вмешался, теперь и тебе перепадет.
Но я молчать не мог, потому что такого случая посетовать на свою Судьбу могло больше и не представиться.
- Устал я от нее, все не так и все не то, - прорвало меня, - жену не люблю, работу ненавижу, друзей нет, даже собаки, и те меня не любят.
- Интересно, а что это ты все на судьбу валишь? - рассердилась старая. - Ты бы посмотрел, может быть ей еще хуже. Может, она тебе последнее отдала а сама теперь на камнях спит.
Тут за мою Судьбу и молодая вступилась:
- У нас случай особый, - не моргнув глазом, заявила она, - а тебе со своей встретится надо, может она у тебя и не такая проклятая, как ты ее описываешь.
Я обречено вздохнул и ничего не ответил. Да и что я мог сказать. Вся жизнь моя выглядела теперь ненужной и пустой. Живя в городе, я разучился чувствовать, слышать и видеть. Суета поглотила меня, превратив в послушного человечка с механическим заводом на шестнадцать часов. Все мои победы и мои поражения оказались канителью, ничего не имеющей общего с настоящей жизнью. Только теперь, в этой странной компании, я будто бы вдруг проснулся и впервые вздохнул полной грудью, не оглядываясь назад и не заглядывая вперед. Я вдруг начал жить сейчас. Более того, мне вдруг показалось, что останься я здесь, я никогда не познаю смерть. Смерть в ее чудовищном понимании. Морг, гроб, могила и крест. Теперь-то я понимал, что Смерть это женщина, которая придет за тобой в назначенный час. Может быть, она будет нестарой, а может быть и наоборот, немолодой, в данном случае это неважно. Но теперь я точно знаю, она не станет резать меня в морге, это сделают люди, а она, напротив, подбодрит, пожалеет, разъяснит и проводит, но не в могилу, черную и страшную, а туда, куда препровождала всех до меня и куда будет провожать после меня. Думая так, я понял, что теперь не боюсь смерти. Однако встречаться с ней еще не собирался, потому что знал, что мне еще рано. А вот с Судьбой увидеться, было бы не лишним.
- Вы вместе живете? – осенило вдруг меня.
- Не совсем, чтобы вместе, но соседи мы.
- Значит и моя там где-то рядом, - осторожно начал я развивать мысль.
- Может быть, - то ли согласилась, то ли опровергла та моё предположение.
- Да не морочьте вы ему голову, - вмешалась в разговор молодая, - сейчас еще посидим, а потом я провожу вас.
С позволения хозяина я вышел из-за стола и начал рыться в рюкзаке подбирая подходящий подарок своей Судьбе. К сожалению, ничего существенного не нашлось. Я вытащил носки и верблюжий свитер, критически осмотрел вещи и удовлетворенный затянул веревки рюкзака. Сердце мое зашлось от неожиданной перспективы, наконец, увидеть свою Судьбу.
- Я готов, - нетерпеливо потоптался я перед дверью.
- Да и нам пора, - подхватила старая, - засиделись мы у тебя Лёшенька, - сказала она скрипуче и многозначительно глянула на молодую, которая впрочем, не собиралась оставаться и тоже уже выбралась из-за стола.
По взглядам и жестам я понял, что вопрос опять остался открытым и дамы не получили должного удовлетворения. Я пожал теплую руку Лёше и пожелал ему скорого разрешения конфликта. Тот благодарно кивнул и пожелал мне в ответ удачи. На том мы и распрощались.
По дороге дамы молчали, вероятно, думая об одном. Молодая явно не собиралась отступаться, а старая не хотела уступать. Лично я понимал и ту и другую.
- А вы не пробовали разделить сферы влияния, - несмело поинтересовался я.
Мысль вступить в разговор с такими знаменитыми женщинами, была не самой лучшей, а уж те более приняться давать им советы.
- Как это? – отозвалась неохотно старая и, зацепившись за камень ругнулась. Впрочем, так невнятно, что я даже не понял какое слово, она применила для этого. Надо сказать тропинка, по которой мы шли была не идеальной.
Вглядываясь в черноту леса, я ежился и вздрагивал при любом шорохе. Конечно, я не трусил, нелепо было бы следовать за Судьбой, пусть и чужой и бояться. Но ночь, лес и непроглядная темень наводили на меня ужас. За каждым толстым деревом мне чудились отвратительные рожи, которые рассыпались при нашем приближении, но впереди опять мелькали корявые фигуры и горели глаза. Полумертвый от напряжения и усталости я вышел на опушку и, оглянувшись, понял, что мои спутницы непонятно каким образом исчезли, оставив меня наедине с самим собой. Это было тем более странно, потому что всю дорогу я слышал легкие шаги молодой и надсадный кашель старушки. Когда и где они успели свернуть с тропы, я не заметил. В результате я оказался один, в глуши и со свертком подмышкой. Естественно первое мое желание было выругаться смачно и грязно. Но что-то необъяснимое не дало мне это сделать. Вроде бы как неудобно материться в чужом доме, где за тобой наблюдают и пытаются составить о тебе мнение.
- Эй, - крикнул тогда я и голос мой покатился по верхушкам деревьев.
Мне понравилось, и я крикнул еще раз, разбудив своим воплем птиц и животных. Чего я только не услышал в ответ. Как не странно я понял всех, кто отозвался в ночной тиши.
- Какого черта, - каркнул ворон.
- Надо спать, надо спать, - пропищал маленький зверек у ног и больно ущипнул меня за щиколотку.
В темноте я наступил на его норку и обрушил ее.
- Ух, непорядок, ух, - ухнул филин и захлопал крыльями.
- Бестолочь, бестолочь, - зачирикали маленькие птички.
- Спать всем! – рявкнул обиженно я и лес повинуясь моему рыку замолк.
В это время кусты зашевелились и стали разворачиваться. В них умело и с выдумкой был спрятан маленький домик. Ставни, которые до этого были плотно затворены, распахнулись и в окне я увидел сгорбленную фигурку, которая, склонившись над печатной машинкой с остервенением что-то печатала.
- Что орешь? – оторвалась на мгновение старушка от работы.
- Извините, я заблудился, - ответил я и подошел ближе.
- Заходи, а то никому спать не даешь.
Я вошел в избушку и огляделся.
Маленькая комнатка, письменный стол, старенькая машинка, маленький сундучок, служащий старушке и шкафом и кроватью.
- Допоздна работаете, – вежливо обратился я к хозяйке.
- Так за тебя ж статью о грибах печатаю.
Я подошел к столу и заглянул через плечо старушки.
« На этой неделе от отравления грибами скончался один человек», - прочитал я.
- Ой, - воскликнул я и даже поперхнулся от полноты чувств, - так вы и есть моя Судьба.
- Я и есть, - проворчала старушка, вынула из пепельницы недокуренную сигарету и с наслаждением затянулась. – Надоел ты мне, неудачник, - сердито протянула она, выпуская изо рта дым колечками, - работаю, за тебя денно и нощно, и никакого мне удовлетворения.
Я развернул сверток и из него выпали на стол шерстяные носки и свитер.
- Это я вам, - уважительно проговорил я и кажется даже поклонился, - носите на здоровье и не мерзните.
- Наконец то, допер, - грубо отмахнулась старуха, - это мне за ту статью о водолазах? Спасибо им.
Я покраснел. Мне то казалось, что я получил свитер заслуженно. Оказывается, принадлежал он не мне, а ей, этой старой ведьме, так называемой Судьбе.
- Ладно, пойдем, я тебя чаем напою, раз уж пришел, - примирительно проговорила старуха и вылезла из-за стола.
«Какая уродина», - подумал я, с отвращением разглядывая ее кривые ножки, на которых, впрочем, она очень проворно доковыляла до печки. «Злая, старая, да еще и кривоногая Судьба то у меня», - пронеслось в голове.
- На себя посмотри, - непонятно к чему сказала старуха из-за печи, где вероятно держала кухонную утварь.
Чай оказался на редкость ароматным и вкусным. Такой только пила моя давно почившая бабушка, редкостный знаток напитка и гурман в этой области.
- Что жаловаться пришел? – старуха бросила в чашку четыре ложки сахара, и я подумал, что это столько же, сколько бросаю и я, независимо от размеров посуды.
- Да нет, - голос мой дрогнул, потому что я врал.
- Врешь, я же вижу, что недоволен ты Судьбой.
- Да все как-то не так, - кивнул я.
- А теперь посмотри на меня, - старуха обвела рукой свое жилище, - как ты думаешь нравиться мне тут жить? Ведь у нас тоже тут не все бедствуют. Если конечно там, подопечные, трудятся как надо, а не так как ты.
Я еще раз оглядел хату старухи. Верно, как я мог не заметить, что обстановка ее избы точно повторяла обстановку моей комнаты. Такой же стол, кресло, машинка, чуть новее, но той же фирмы, репродукция на стене - Пименов «Ожидание». Это та, на которой телефон у окна. Трубка снята и валяется рядом на подоконнике, а за окном дождь и капли, словно слезы, стекают по стеклу. Как бы сказал поэт: «дышит присутствием человека, его теплом и тревогой ожидания». Ожидание. Вот девиз моей жизни. Ждать, «а может, станет лучше», ждать и ничего не делать.
- А есть ли у тебя банька? – возникла вдруг у меня, непонятно откуда мысль.
- Есть, - подозрительно нахмурилась старуха.
- Истопи, - твердо сказал я.
- Зачем.
- Генеральную уборку буду у тебя делать, - твердо сказал я и первое что сделал, содрал со стены старую, пожелтевшую репродукцию.
Вечером, после жаркой баньки, где я в набедренной повязке парил, душистым березовым веничком свою дряхлую судьбу, мы сидели за столом в чисто прибранной избе и говорили за жизнь. Старая моя Судьба вроде бы даже побелела, разрумянилась и помолодела. Глубокие морщины на ее маленьком личике расправились, оставив после себя сеть маленьких тропинок и дорожек. Глаза подобрели, а капризная складка у рта исчезла совсем. Белый в горошек платочек придал моей старушке ухоженный вид.
- Ты должен был достаться не мне, - та от горячего чая со свежевыпеченным хлебом, разомлела и разоткровенничалась. – Была там одна молодуха, все гитаре бренчала, и песенки какие-то распевала. Несерьезная такая, говорила, что она из тебя великого музыканта сделает. Но я ей не поверила, а главное ей никто не поверил, она потом Судьбой какого-то певца стала, ну помнишь, ты еще о нем писал, его недавно, прямо на концерте застрелили, ну потом еще весь мир скорбел. Жгучая зависть и злоба охватили меня. Знал я этого правдолюбца и борца с несправедливостью. Действительно писал о нем и в тайне мечтал о его судьбе и жизнь его примерял на себя. Взлетел и сгорел, зато какой человек был, а главное, как прожил свою жизнь, пусть и короткую, но какую содержательную!
С ненавистью и отчаянием глянул я на свою старуху, и мой откровенный взгляд не ускользнул от ее проницательных глаз.
- Что злишься? Ты и на своем поприще мог бы стать великим, если бы захотел. Что я тебе не дала? Образование великолепное, работу замечательную, жену понимающую. Пиши книги! А ты? Вдолбил себе, что это не твое. Твое это! Не зли меня больше, а завтра собирайся и проваливай, кончился твой отпуск.
Безнадежно испорченный вечер свалился в безнадежно испорченную ночь. До самого утра я вертелся на полу и слушал сопение старухи.
Попрощались мы сухо, без лишних эмоций.
- Не поминай лишний раз, - проговорила та на прощание и махнула рукой.
Я кивнул и пошел прочь.
До лешеного дома дошел без приключений, перед тем как отправиться домой решил зайти. Лешка сидел на табурете и бренчал на гитаре.
- А знаешь, - сказал радостно он, - а ведь моя молодая победила. Теперь я великим музыкантом буду.
- Ой, не хвастай, - раздалось из кухни занавешаннай ситцевым куском материи, - Здравствуйте, - поприветствовала меня Лешина новая судьба, которая вполне могла быть моей.
Лешка послюнявил пальцы и со знанием дела полистал ноты, которые лежали у него на колене.
- Прощайте, - проговорил я и отправился в город к жене, к друзьям и работе.
Жена встретила меня так, словно я никуда и не уезжал.
- Звонил твой начальник, - как всегда равнодушно сказала она, наливая мне в тарелку остывший борщ, - просил, что бы ты позвонил.
Я дохлебал жидкий бульон со свеклой и сел за свой письменный стол.
Машинка фирмы «Любава» запылилась и выглядела теперь не лучше той, что стояла у старухи.
Я втиснул в нее белый лист бумаги, почесал затылок и напечатал:
«Ставни распахнулись и в окне я увидел сгорбленную фигурку, которая, склонившись над печатной машинкой с остервенением что-то печатала. Я узнал ее сразу. Это была моя судьба».
Комментарии