Джоннибой

Обширная столовая отеля «Ракообразные» в Грейпорте, США, была пуста и заброшена. Было такое раннее утро, что в заправленных юбках и с голыми ножками маленьких овальных столиков для завтрака, которые только что оставили вытирающие пыль слуги, была спальня Deshabille. Самый оживленный из путешественников ещё спал, самые предприимчивые из ловцов первого поезда еще не спустились; в воздухе все еще витало дуновение летнего сна; сквозь полуоткрытые окна, которые, казалось, зевали, нежно и сонно вздымалась розовато-голубая Атлантика, и сонливые первые купальщики прокрались в нее, как спать. Однако, войдя в комнату, я увидел, что один из маленьких столиков в углу на самом деле занят очень маленьким и очень необычным ребёнком. Сидя на высоком стуле в сопровождении мечтательно рассеянной медсестры с одной стороны, совершенно небрежного официанта-негра с другой и несочетаемого перед ним набора забытых яств, он ел - или, скорее, отказывался - от своего одинокого завтрака. Он казался бледным, хилым, но довольно симпатичным мальчиком, с необычайно жалким сочетанием детской тонкости очертаний и зрелости выражения. Его глаза с густой бахромой выражали уже усталый и недовольный ум, а его своевольный, решительный маленький рот, как мне показалось, был отмечен линиями боли в каждом углу.

Он поразил меня не только физической диспепсией, но и моральной ненавистью к своим слугам и окружению.

Мой вход не побеспокоил официанта, с которым у меня не было финансовых отношений; он просто профессионально скрывал за салфеткой преувеличенный зевок, пока не появился мой собственный официант. Медсестра слегка проснулась от своей абстракции, машинально толкнула ребенка, - как будто запустила какую-то забитую технику, - сказала: «Съешь свой завтрак, Джоннибой», и погрузилась в свой сон. Я думаю, что сначала у ребенка была слабая надежда на меня, и когда мой официант появился с моим завтраком, он проявил некоторый интерес к моему выбору с целью возможного последующего присвоения, но, поскольку мой обед был простым, эта надежда умерла из-за его младенческого ума. Затем наступила тишина, нарушенная наконец томным голосом медсестры:

«Тогда попробуй немного молока - хорошего молока».

«Нет! Нет, Мик! Меня тошнит от Мика - от Мика! »