Литературная среда с Морицем Гартманом

Мориц Гартман
Moritz Hartmann
Дата рождения	15 октября 1821[1][2][3][…]
Место рождения	Душник, Богемия
Дата смерти	13 мая 1872[2][4][5] (50 лет)
Место смерти	Обердёблинг, Австро-Венгрия
Гражданство (подданство)	Австрия
Род деятельности	австрийский поэт
Язык произведений	немецкий[1]
Автограф

Биография

Родился в еврейской семье в Душнике. Учился в Праге и Вене. В молодости путешествовал по разным странам Европы. Вступил на литературное поприще сборником стихотворений «Чаша и меч» („Kelch und Schwert“; 1845), в котором развивал идеи свободы личности, обнаруживая блестящую фантазию и страстный темперамент.

В поэме «Рифмованная хроника попа Маурициуса» („Reimchronik des Pfaffen Mauritius“; 1849) воспевал национально-освободительную борьбу венгерского народа. Активный участник революционных событий 1848 года (вместе с Робертом Блюмом).

После разгона Штутгартского парламента был вынужден поселиться в Париже, где зарабатывал на жизнь репетиторством, в частности, несколько лет жил в доме князя Н. И. Трубецкого как учитель его дочери.

В парижских салонах Гартман снискал известность в качестве незаурядного рассказчика. Регулярно высылал в «Кёльнскую газету» политические корреспонденции. В 1851 г. вместе с Фридьешем Сарвади опубликовал сборник переводов Шандора Петёфи на немецкий язык.

Во время Крымской войны состоял корреспондентом той же «Кёльнской газеты», находясь вблизи театра военных действий. Отсюда он переехал в Константинополь, но вскоре, изгнанный оттуда, вернулся опять во Францию, а затем поселился близ Вены, где и умер.

Я с детства знаю наизусть его потрясающее стихотворение "Белое покрывало", посвящённое герою революции 1848 года за освобождение Венгрии из Австро-Венгерской империи.

Позорной казни обречённый,
Лежит в цепях венгерский граф.
Своей отчизне угнетённой
Хотел помочь он: гордый нрав
В нём возмущался; меж рабами
Себя он чувствовал рабом —
И взят в борьбе с могучим злом,
И к петле присуждён врагами.

‎Едва двадцатая весна
Настала для него — и надо
Покинуть мир! Не смерть страшна:
Больному сердцу в ней отрада!
Ужасно в петле роковой
Средь людной площади качаться…
Вороны жадные слетятся,
И над опальной головой
Голодный рой их станет драться.
Но граф в тюрьме, в углу сыром,
Заснул спокойным, детским сном.

‎Поу́тру, грустно мать лаская,
Он говорил: «Прощай, родная!
Я у тебя дитя одно;
А мне так скоро суждено
Расстаться с жизнью молодою!
Погибнет без следа со мною
И имя честное моё.
Ах, пожалей дитя своё!
Я в вихре битв не знал боязни,
Я не дрожал в дыму, в огне;
Но завтра, при позорной казни,
Дрожать как лист придется мне».

‎Мать говорила, утешая:
«Не бойся, не дрожи, родной!
Я во дворец пойду, рыдая:
Слезами, воплем и мольбой
Я сердце разбужу на троне…
И поутру́, как поведут
Тебя на площадь, стану тут,
У места казни, на балконе.
Коль в чёрном платье буду я,
Знай — неизбежна смерть твоя…
Не правда ль, сын мой! шагом смелым
Пойдёшь навстречу ты судьбе?
Ведь кровь венгерская в тебе!
Но если в покрывале белом
Меня увидишь над толпой,
Знай — вымолила я слезами
Пощаду жизни молодой.
Пусть будешь схвачен палачами —
Не бойся, не дрожи, родной!»

‎И графу тихо, мирно спится,
И до утра он будет спать…
Ему всё на балконе мать
Под белым покрывалом снится.

II

‎ Гудит набат; бежит народ…
И тихо улицей идёт,
Угрюмой стражей окружённый,
На площадь граф приговорённый.
Все окна настежь. Сколько глаз
Его слезами провожает,
И сколько женских рук бросает
Ему цветы в последний раз!
Граф ничего не замечает:
Вперёд, на площадь он глядит.
Там на балконе мать стоит —
Спокойна, в покрывале белом.

‎И заиграло сердце в нём!
И к месту казни шагом смелым
Пошёл он… с радостным лицом
Вступил на по́мост с палачом…
И ясен к петле поднимался…
И в самой петле — улыбался!

‎Зачем же в белом мать была?..
О, ложь святая!.. Так могла
Солгать лишь мать, полна боязнью,
Чтоб сын не дрогнул перед казнью!

<hr/>