Истории русских, оставшихся в Средней Азии после распада СССР

На модерации Отложенный «Отказ от советского паспорта стал моей роковой ошибкой» Истории русских, оставшихся в Средней Азии после распада СССР

Владимир Ващенко 23.08.2016, 19:56





Milosz Maslanka/Shutterstock

 

 

«Газета.Ru» продолжает рассказывать о русских в национальных республиках бывшего Советского Союза. Мы поговорили с жителями Узбекистана и Казахстана о квалификации учителей и врачей в Ташкенте, сложностях отказа от узбекского гражданства и двуязычии в казахских городах.

Узбекистан

Ирина, 65 лет:

Я родилась в Ташкенте в 1950 году. Для меня это было лучшее место на земле, где жили одной дружной семьей русские, евреи, корейцы, армяне, немцы, сербы — все, кто волей судьбы попал в этот далекий край. Каждый вносил какой-то свой колорит в культуру и быт. Не помню даже вопросов на тему национальности. Узбеки были очень доброжелательны. Особенно запомнились учителя в школах. Это были преподаватели от бога, представители русской и еврейской интеллигенции. Слабым местом оставалось обучение узбекскому языку. Обычно его преподавала женщина, которая работала по полгода, год, а потом уходила в декрет. Сами узбеки предпочитали отдавать своих детей в русские школы, где качество обучения было на порядок выше. Достаточно сказать, что я тогда окончила ташкентскую общеобразовательную школу и без всяких репетиторов поступила в московский вуз.

 

 



Ташкент. 1950-е. Фото: Wikimedia Commons

 Ташкент. 1950-е. Фото: Wikimedia Commons

После обучения в Москве я вернулась и стала работать в Институте электроники Академии наук Узбекской СССР. Когда Советский Союз распался, мы не сразу почувствовали перемены. Сначала все шло как обычно, мы ездили с отчетами в командировки в Москву. Может, дело в том, что мир науки далек от политических страстей, а больших денег в нашей сфере не крутилось. Запомнилось, что жизненно важные продукты вскоре стали выдавать по талонам. За ними, естественно, выстраивались огромные очереди. Еще через несколько месяцев начался разгул преступности и наркомании. Ташкент оказался в значительной степени под контролем влиятельной гафуровской преступной группировки. А все узбеки вдруг одновременно заговорили по-узбекски, хотя до этого языком общения в городе был русский. Еще одной новой тенденцией стал национальный вопрос: при малейшей стычке или ссоре русских с узбеками даже бытовой спор перерастал в межнациональный. Брат моего мужа очень серьезно пострадал в подобной стычке, он в результате стал инвалидом.

 

Неудивительно, что с начала 1990-х началась первая волна эмиграции. Сначала уехали евреи, они в массе своей были специалистами высокого класса. Встал вопрос о том, как продавать имущество. Могу привести здесь такой пример: один сотрудник нашего института жил в частном доме и в 1993 году собрался в США. Продать квартиру можно было только через администрацию района, которая снизила стоимость его жилья вдвое. Когда он стал возмущаться, ему сказали: «Будешь спорить — отдашь дом просто так».

Словом, случаи продажи хороших квартир за бесценок стали очень частыми.

Потом президенту Исламу Каримову удалось более или менее стабилизировать ситуацию. Появились иностранные фирмы, которые отбирали себе сотрудников по конкурсу и платили прилично, в разы больше советской зарплаты. У нас в институте стали появляться иностранные гранты. Увы, за них мы продавали иностранным компаниям все наши научные наработки. Подозреваю, что это был промышленный шпионаж.

Вторая волна эмиграции началась с 2000 года. Тогда закончился срок, отведенный на обязательное изучение узбекского языка гражданами. Большинство русских его так и не выучили. Не было базы преподавания, а вся документация и отчетность была переведена на узбекский. И тут стала уезжать молодежь, которая хотела карьерного роста и процветания. Из нашего института уезжали молодые ученые и оставались за границей насовсем. Только в Торонто из нашей лаборатории уехало пятеро сотрудников. Назад никто даже и не стремился.

А тем временем в стране останавливались заводы-монополисты. Стало заметно, что теперь некому учить и лечить детей. На место уходящих учителей и врачей приезжала молодежь из кишлаков, они были заметно хуже образованны. Внезапно в Узбекистане появились свои герои, ежегодно стали проводиться торжества в честь Тамерлана, который в Средние века строил пирамиды из черепов людей.

 

close

 

100%



Памятник Тамерлану в Ташкенте. Фото: Shutterstock

 Памятник Тамерлану в Ташкенте. Фото: Shutterstock

 

Памятник ему поставили в центре Ташкента на месте монумента Карлу Марксу.

Из новых школьных учебников мы с удивлением узнали, что все великие открытия сделали узбеки.

Все это не добавляло оптимизма, и число русскоязычных людей в Ташкенте сократилось в разы. Моя дочка уехала, когда ее фирму, основанную иностранцами, закрыли. Узбекского она не знала, а развиваться ей хотелось.

Многие меньшинства, уехавшие из Ташкента в Россию, стали держаться по возможности вместе и помогать друг другу — с работой, с поиском жилья, короче, кто чем мог. Это помогло и моей дочери. В 2007 году она уже имела приличную работу и перевезла меня. В тот момент я уже была пенсионеркой, и в Ташкенте меня ничего не держало.

Вообще хочу сказать, что русским нужно учиться у узбеков взаимопомощи. Во-первых, в Москве я была в шоке: в метро мне, пожилой женщине, почему-то уступают место в основном выходцы из Азии. У них есть уважение к старшим, а у русских оно куда-то уходит. Во-вторых, в целом узбеки очень дружный народ, представители которого всегда поддерживают своих в трудную минуту. Например, в 1990-е годы бандиты сожгли магазинчик одежды моего соседа-узбека, тогда еще молодого мужчины. Он собрал всех своих родственников, они провели совет, и каждый дал столько денег, сколько смог. В итоге этот человек восстановил свой бизнес, а потом почти всех родичей сам смог устроить на приличную, по меркам Узбекистана, работу. Такой взаимовыручки я у русских в Ташкенте не видела, а москвичи, с моей точки зрения, живут еще более разобщенно.

 

Галина Филиппова, 43 года:

Когда СССР распался, я только поступила в Ташкентский государственный университет, на отделение романо-германской филологии. Проблемы начались с 1999 года. Не стало продуктов, всех выручал рынок, где можно было достать фрукты и хлеб. В это время почти все, с кем я росла и училась, уехали: кто в Россию, кто в Корею, кто в США или Канаду. В какой-то момент я поняла, что я одинока, мне не с кем поговорить или провести свободное время. Это трудно передать, когда оказываешься в полном социальном вакууме. Тогда у меня родился сын, а с мужем мы развелись. Я решила переехать в Москву, однако дело в том, что к тому моменту мне пришлось получить узбекский паспорт. Я купила квартиру, а по местным законам неграждане страны не имели прав покупать недвижимость.

Пришлось сдать советский паспорт в обмен на гражданство Узбекистана.

Отказ от советского паспорта был моей роковой ошибкой.

В 2001 году я приехала в Москву и поняла, что никому тут не нужна. У меня не было никакого юридического основания оставаться здесь: и я, и мои родители родились в Узбекистане. Я могла рассчитывать только на гражданство по квоте, которая тогда составляла, условно, 20 тыс. человек на всю страну. Процесс получения заветного паспорта с двуглавым орлом стал очень тяжелым. Пришлось купить недвижимость в РФ: маленькую комнатку в коммуналке. Жить там было нелегко, особенно после неплохой квартиры в Ташкенте, с очень добродушными и воспитанными соседями-узбеками. В московской коммуналке жил пенсионер-коммунист, который всех днем агитировал голосовать за определенную партию, а ночью обрезал всем провода, так как ему мешали телевизор и магнитофон соседей. Еще одним соседом был выходец из Югославии. Он снимал все происходящее на камеру, чтобы, как он говорил, «рассказать миру, как ужасно тут все живут». Он чуть ли не у туалета подкарауливал меня и других жильцов.

Но самое неприятное было в том, что мне надо было устроиться на работу, а сделать это я могла только нелегально. Меня взяла на работу одна юридическая американская компания, благо английский я знала хорошо. Их не смутил мой полуофициальный статус. И в один день ко мне подошли люди, я так поняла, что это были сотрудники ФСБ, которых очень интересовал мой начальник. Они сообщили, что если я буду «сливать» информацию на него, то мне помогут с гражданством, а если откажусь, то «создадут серьезные проблемы в его получении».

Я очень перепугалась и отказала этим людям: думала, что если на работе узнают, то сразу же уволят, а я останусь без копейки. К тому моменту я еще не отдала долги за коммуналку. Однако я уже успела подать на гражданство, собрав все необходимые справки и документы. Через несколько дней после моего отказа мне сообщили, что процесс рассмотрения моего запроса на переход в гражданство РФ приостановлен. Через несколько месяцев меня почему-то уволили с работы, правда с хорошими отступными. Потом я наконец-то получила российский паспорт.

Теперь у меня новая эпопея: я не могу выйти из узбекского гражданства.

Местные власти спохватились, что из страны бегут люди, и стали требовать за отказ от паспорта Узбекистана пошлину в $100.

При этом если вы подаете документы на отказ, его могут одобрить только через несколько лет. А люди, которые живут с двумя паспортами, как, например, я, рискуют оказаться из-за этого в тюрьме по приезду в Узбекистан.

Сейчас у меня в Ташкенте почти не осталось знакомых, разве что пенсионеры, которых по каким-то причинам родственники не могут вывезти из страны. Иногда гораздо выгоднее присылать им денег из России и периодически приезжать к ним в гости. Я охотно общаюсь с узбеками, переехавшими в Москву, благо узбекский я еще помню. Мы болтаем на базаре о жизни в Ташкенте. Как правило, это абсолютно не агрессивные и работящие люди. Но они почти не знают русский язык, так как его преподавание в Узбекистане сократилось в несколько раз. У этих людей почти нет шансов встроиться в нормальную российскую жизнь, и они обречены жить в закрытой общине, работая на рынке или занимаясь тяжелым физическим трудом.

 

Фото: Р. Мангасарян/РИА «Новости»

Фото: Р. Мангасарян/РИА «Новости»

 

Если бы я знала в 2001 году, с чем придется столкнуться, то уехала бы не в Москву, а в Канаду. У меня были возможности это сделать, но я их упустила. Понимаете, страшно сразу менять Ташкент на Ванкувер. Думала, обживусь в Москве, станет видно, что делать дальше, однако переезд в Россию отнял у меня слишком много сил. Жизнь не такая длинная, как кажется, и нормально жить в Москве я стала только последние пять лет.

Казахстан

Александр Люлякин, 28 лет:

Когда распался СССР, мне было всего пять лет. Жил я тогда, как и сейчас, в Уральске, это Западный Казахстан.

О том времени помню, что сразу появились новые деньги, с ними я ходил за хлебом, который стало в разы труднее купить.

Вскоре началась волна сокращений, мои родители потеряли работу. Отец стал ездить на заработки в Россию, долгое время мы жили тем, что он присылал.

Вскоре к нам в город переселились казахи из аулов, это были люди совсем другого уровня культуры и образования, от них шарахались даже те казахи, которые выросли в городах. Впрочем, в нашем городе этот процесс переселения был не так заметен, как, например, в Алма-Ате. Вообще Казахстан — это очень неоднородная по своей структуре страна. На юге до сих пор люди гораздо беднее, ниже уровень жизни, и там гораздо хуже знают русский язык, чем у нас.

 



Фото: alex-romanov.net

 Фото: alex-romanov.net

 

Русских из Казахстана, насколько мне известно, никто целенаправленно не выгонял, все вывески дублированы на двух языках, и, хотя казахский язык является официальным, почти все говорят по-русски. Многие в 1990-е годы уехали по собственной воле, в поисках работы и лучшей жизни. Устроиться получилось, конечно, далеко не у всех. Я себя в Казахстане нашел, у меня свой бизнес, который кормит меня и пожилых родителей.

Отмечу, что со временем правительство стабилизировало экономику, сейчас все гораздо лучше, чем сразу после распада СССР. Конечно, бывают и неприятные сюрпризы: например, полтора года назад тенге резко прыгнул по отношению к доллару. Оправиться от этого страна смогла только сейчас. И еще хочу добавить, что в последнее время в стране стало больше мусульман, хотя правительство исламизацию не поощряет. Против различных радикальных сект и течений власти ведут строгую борьбу.

Алена Миланова, 22 года:

Я родилась в 1994 году. Про СССР, понятно, как очевидец ничего сказать не могу. Но знаю, что в Уральске, откуда я родом, все жили и по-прежнему живут дружно, как одна семья, и русские, и казахи. Кстати, в моем родном городе очень много интернациональных семей. К этому также относятся нормально.

Когда я пошла в школу, был созданы отдельные русские и казахские классы, каждый мог пойти, куда хочет. С изучением русского проблем нет, а так как у меня проблема с изучением иностранных языков, я пошла именно в русский класс. К слову, до сих пор я казахский почти не знаю.

Более того, у меня есть немало знакомых казахов, которые говорят между собой по-русски.

После школы (у нас тут есть аналог русского ЕГЭ, его можно сдавать на русском или на казахском, на выбор) я пошла работать экономистом в государственную компанию Казахстана, название которой не хочу упоминать. Вообще в Казахстане можно неплохо зарабатывать, правда, почти вся нормальная работа здесь связана с добычей тех или иных полезных ископаемых. Кто не хочет работать в этой сфере, едет в Россию. Там у многих устроиться не получается, и они возвращаются. Наверное, половина моего района уже побывала в России и вернулась.