Вакцина от COVID-19. Профессор-вирусолог прочитал ее инструкцию

Если отнестись к вакцине как к сообщению, смысл которого способен спасти от мучений и даже от смерти, то что именно сообщает нам первая в мире российская вакцина от коронавируса Спутник V, об успешной разработке которой объявил на днях президент России Путин? Что мы получим через инъекцию в верхнюю треть наружной поверхности плеча? Знание о величии Отечества? Подтверждение превосходства российской науки? Станем немного сыновьями и дочерьми Владимира Владимировича? Или просто почувствуем озноб, кратковременное повышение температуры до 38 градусов и больше не умрем от испытаний, выпавших на долю менее счастливых людей?

Многое из этого нам предстоит еще испытать на себе и окружающих или осмыслить самостоятельно, но начать мы попробовали с молекулярным биологом, заведующим лабораторией биотехнологии и вирусологии факультета естественных наук Новосибирского государственного университета профессором Сергеем Нетёсовым. Сергей Викторович в свое время 17 лет проработал заместителем директора по научной работе знаменитого и в свое время секретного центра вирусологии и биотехнологии «Вектор».

Сергей Нетёсов

— Сергей Викторович, чтобы разобраться с нашей новой вакциной от коронавируса и ее влиянием на мир, давайте, может быть, для начала опишем мир вакцин как таковой. Давно человечество занимается вакцинами?

— История вакцин, как оказалось, вопрос непростой. Все раньше думали, что первым вакцину сделал в 1796, кажется, году Эдвард Дженнер, английский врач, который обнаружил, что доярки не болеют оспой. Он нашел у коров язвочки и предположил, что в этих язвочках есть какая-то штука, которая защищает потом доярок. Он решил поставить эксперимент, который на русском языке, кстати, довольно плохо описан, потому что там есть всякие тонкости. Но тем не менее вот что в общих чертах происходило.

Дженнер нашел мальчика-сироту, сделал ему на руке царапки и заразил его вирусом коровьей оспы.

Мальчик этот практически не пострадал. Но после этого Дженнер вколол ему уже человеческую оспу, и мальчик ею не заболел. И вот это как раз стало кардинальным открытием. Ни о каких международных этических принципах речь тогда, разумеется, еще не шла, хотя сам Эдвард Дженнер, так сказать, сожалел о содеянном. Совесть его мучила всю оставшуюся жизнь. Он за этим мальчиком потом наблюдал лет двадцать, пока был в состоянии — нет ли последствий и все такое прочее. Все это, конечно, я считаю, стоило бы описать в каком-нибудь полуреалистическом романе.

Эдвард Дженнер заражает мальчика вирусом коровьей оспы

Но. Дело в том, что у этой истории были, оказывается, предпосылки. В Средние века оспа гуляла по всему миру. И когда английские колонизаторы стали ездить в Индию, то они обнаружили там интересный момент: местные врачи палочкой у больных людей брали со струпа вот эту вот заразную штуку и вводили здоровым людям в кровь, тоже через царапины на коже. И если человек был молод и здоров, в большинстве случаев он болел легко, а потом приобретал пожизненный иммунитет. Отставные военные врачи, возвращаясь домой в Великобританию, стали внедрять эту процедуру у себя. И она стала довольно популярной еще за сто лет до Дженнера. То есть еще в начале XVIII века.

Далеко не все эту технологию тогда принимали — часть искусственно зараженных людей все-таки умирала, потому что вирус-то был натуральный, болезнетворный.

Так что было много противников такого подхода. Но с другой стороны, было и несколько больших исторических событий, которые повлияли на развитие идеи вакцинации. В двадцатых годах XVIII века произошла серьезная вспышка оспы в США, в Бостоне. Там сложилась очень тяжелая ситуация, и надо было что-то предпринимать. И тут один из очень уважаемых и самых образованных священников в Бостоне, д-р Коттон Мазер начал убеждать врачей проводить вышеуказанную процедуру, которая тогда называлась не вакцинацией, а вариоляцией, потому что вирус натуральной оспы назывался вариолой. В качестве аргументов он приводил примеры из Великобритании. Почти все врачи Бостона были против, но он убедил одного врача по имени Забдиэль Бойлстон, который начал через царапины фактически заражать молодых и здоровых людей и очень сильно в этом деле преуспел — эпидемия кончилась.

Так или иначе, вся эта вариоляция со временем перекинулась на другие страны, и в том числе ее восприняла Екатерина II в России. Она сама привилась и привила кого-то там из ближнего своего круга. То есть история вот этой квазивакцинации, она на самом деле большая и интересная, и началась она с того, что человеку прививали самый настоящий, натуральный вирус. Просто потому, что здоровые люди в основной массе без отягчающих, так сказать, обстоятельств болезнь переносили достаточно легко и приобретали иммунитет. Правда, некоторые все-таки умирали.

Шприцы для вакцинации в прошлом выглядели так

— Со времен этой квазивакцинации какие вакцины, на ваш взгляд, оказались самыми знаменитыми?

— Ну бешенство прежде всего. Это было уже не наблюдение за доярками, а первое сознательное приготовление продукта, который имитировал заражение. Это сделал Луи Пастер. История жизни у него тоже непростая. Он, вообще говоря, по образованию был химик, и диссертация у него была по изучению изомеров винной и других органических кислот. Но у него были очень хорошо, логически безупречно устроены мозги. Видимо, ему стало скучновато работать в химии, и он поэтому решил заняться исследованиями на границе наук: биохимией или химической биологией, называйте как хотите. Ну и так совпало, что к нему обратились производители вина, потому что

иногда вино у них получалось очень плохое. Пастер давай смотреть — в чем тут дело?

Обнаружил в бродившем вине как нужные, так и плохие микроорганизмы, которые ухудшали вкус. Тогда он культивировал нужные, хорошие, скажем так, микроорганизмы и посоветовал производителям культивировать именно их. Разработал очень простые процедуры по выявлению плохих микробов и получил на этом кучу денег, не без этого.

А потом очень посодействовал кардинальному повышению качества производства французского пива, и это оказалось очень важным после проигранной Францией войны с Германией 1870‒1871 гг.

Луи Пастер в лаборатории

Следующим его изобретением стала вакцина от куриной холеры. Это на самом деле было бактериальное заболевание, сейчас оно называется не холерой. Но в любом случае Пастер сделал защищающую от него вакцину и очень сильно поднял коммерческое птицеводство. Потом он разработал вакцину против сибирской язвы и только после этого занялся бешенством, причем

долгое время у него не хватало смелости испытать то, что он сделал, на людях. На животных испытал, а на людях остерегался, потому что знал: смертность от бешенства — сто процентов.

Кроме того, первые две попытки предотвращения заболевания дали неясные результаты.

И вот к нему обратились родители мальчика, которого сильно покусала бешеная собака. Пастер решился. Это была первая большая удача, и мальчик — Йозеф Майстер — не заболел. Потом были еще несколько удачных вакцинаций (кстати, само слово изобрел тоже Луи Пастер — от латинского слова vacca — корова, в честь открытия Дженнера). Спасенный Майстер посвятил Пастеру всю оставшуюся жизнь: он работал сторожем в Пастеровском институте в Париже. Одновременно образовалось немалое количество противников вакцинации среди французских врачей. Они считали Пастера выскочкой и шарлатаном. Заметим, что в 1868 году у него случился первый инсульт. Но именно после него он окончательно и довел свою вакцину до ума. Представляете, какие мозги были у человека!

Во всей этой истории произошел еще один ключевой, поворотный момент. В Смоленской губернии волки покусали несколько десятков жителей одной деревни, человек, наверное, сорок. Местный, видимо, помещик, который слышал про вакцину, послал к Пастеру обоз с покусанными людьми, дал бешеное количество лошадей, чтобы быстро их доставить в Париж к Пастеру. И в итоге умерли из них всего три или четыре человека, а должны были умереть все. И вот с этого момента пошла уже слава Пастера не только во Франции, но и в России, и

Россия стала первой страной, которая внедрила у себя технологию производства вакцины, которую Пастер, бессребреник, раздавал бесплатно.

Две Пастеровские станции были открыты его учениками из России — одна в Одессе, а другая в Санкт-Петербурге. Поэтому сейчас, когда мы говорим, что у нас есть институт имени Пастера, он именно с тех времен так и называется.

Одним из учеников Пастера оказался тот самый Николай Федорович Гамалея, именем которого назван институт в Москве и сотрудники которого разработали сейчас вакцину от коронавируса. Судя по всему, личность была весьма нетривиальная. Николаю Федоровичу удалось пережить Первую мировую и Гражданскую войны, ничего трагического с ним не сделали, он даже под конец жизни стал академиком, правда, почетным, и лауреатом Сталинской премии, переехал в Ленинград. А вообще-то Гамалея родился в Одессе, учился в Париже у Пастера, потом вернулся и основал в Одессе же первую в России Пастеровскую станцию. То есть он привез сюда технологию: вирус бешенства нарабатывался тогда на кроликах, он назывался «лапинизированный». Потом препарат вируса термически инактивировали и вводили людям.

Николай Федорович Гамалея, ученик Пастера

Тогда надо было колоть ее чуть ли не сорок раз. А сейчас ставят только пять прививок, причем не в живот, как в детских легендах, а в предплечье. Почему я это хорошо знаю, потому что у меня самого был, так сказать, инцидент с собакой, которая кусала мою собаку, а я ее защищал и опрометчиво подставил руку. Я на всякий случай решил вакцинироваться. Мне сделали две прививки, а потом выяснилось, что та собака здорова, и все отменили. Болезненный, конечно, укол. Не так чтобы рука отнималась, но болела некоторое время. Но с другой стороны — это уже не сорок уколов и не в живот.

— То есть и вам от Пастера что-то перепало?

— Конечно. Хотя сейчас технология сильно усовершенствована. И вакцина инактивируется не теплом, а облучением ультрафиолетовым светом, потому что это намного надежнее. Ну и сама вакцина хорошо очищенная сейчас, Пастер-то ее практически не чистил — методов еще не было разработано. Тем не менее, конечно, он совершил грандиозный прорыв, оставил массу учеников. Одного из его учеников звали Марсель Мерье, вот он был большой коммерсант. Собственно говоря, одна из крупнейших вакцинных фирм мира долгое время называлась «Пастер-Мерье» (сейчас — «Санофи-Пастер»).

— Я, знаете, люблю делать обобщения, пусть иногда и дурацкие, но они помогают лучше понять, с чем мы имеем дело. Вот вакцина, если ее воспринимать как некое сообщение, это сообщение о чем?

— Может, вы лучше поймете, что это за сообщение, если мы поговорим о российских ученых в области вакцинологии. Вот в тридцатых годах у нас на Дальнем Востоке строилась железная дорога Хабаровск — Комсомольск-на-Амуре. Там началась эпидемия клещевого энцефалита. На строительстве были задействованы армия и заключенные. Они работали в антисанитарных условиях, и там, в тайге, была куча клещей. Конечно, если бы болели одни заключенные, никто бы на это, наверное, особого внимания не обратил. Но энцефалитом болели все: и гражданские, и военные, и инженеры, и рядовые строители и специалисты. Для изучения вопроса туда послали экспедицию во главе с молодым тогда вирусологом Львом Александровичем Зильбером.

На строительстве БАМа. Фото: РИА Новости

В ходе экспедиции заболели несколько человек, один или два из них умерли. А среди выживших оказался тоже знаковый для истории вирусологии человек — Михаил Петрович Чумаков, тот самый в будущем академик Чумаков, который потом основал Институт полиомиелита, разработал вакцины против клещевого энцефалита, полиомиелита и других заболеваний. Так все тесно в мире связано.