Где Як-истребитель?

На Яках летали пилоты эскадрильи «Нормандия–Неман» (вверху). Быстрый, неуязвимый МиГ-15 (внизу)
Так ныне выглядят корпуса авиазавода
Генеральный директор авиазавода Александр Ермишин (вверху) оказался в трудной ситуации. В начале 2000-х годов акции предприятия, возможно, хотел прибрать к рукам глава администрации Саратовской области Дмитрий Аяцков (внизу)
Сборка Як-40 в 1970-х годах
Почти восьмидесятилетняя история Саратовского авиационного завода завершилась на Як-42

Что на самом деле случилось с флагманом отечественного самолетостроения – Саратовским авиазаводом

Печальное зрелище – еще не родившийся, но уже мертвый самолет. В гигантском цехе, холодном и пустом, единственный Як-42 – почти собранный и брошенный. Он уже никогда не поднимется в небо. На нем завершилась почти восьмидесятилетняя история орденоносного Саратовского авиационного завода (САЗ).
Этот последний пассажирский лайнер по праву должен был бы занять место в музее предприятия, если бы такой был. Но музея, в котором было бы собрано все, что за свою долгую жизнь произвел САЗ, не существует. Вернее, музей есть, но в нем выставлены лишь крохотные макеты. Бывший главный бухгалтер предприятия Валентин Андреевич Аристархов показывает их. Вот комбайн, с которого начался завод… Главный истребитель минувшей войны – Як… Это о нем пел Высоцкий: «Я Як-истребитель, мотор мой звенит, небо – моя обитель». Это на нем летали французские пилоты из знаменитой «Нормандии–Неман». А вот маленький, быстрый, почти неуязвимый МиГ-15 – герой нашумевшего в 1950-е фильма «Голубая стрела»… Гордость российской авиации Як-38 – истребитель вертикального взлета… Вертолеты различных модификаций… Такие знакомые Як-40 и Як-42…
– Ракетой, сделанной на нашем заводе, был сбит американский летчик-шпион Пауэрс, – с гордостью говорит хранитель музея.
На улице минус 16, от тепла завод отключен, и в музее жутко холодно. Его время тоже сочтено. К весне САЗ объявят банкротом, и еще не снесенные корпуса, видимо, сметут с лица земли. 
– Двадцать шесть гектаров территории мы уже продали, – рассказывает исполнительный директор предприятия Юрий Андреевич Онюшкин. – Землю купила известная шведская компания ИКЕА. На заводе работает всего двести человек, и то лишь три дня в неделю.

Делаем запчасти для Як-42, которые пока еще летают.
– Можно ли было сохранить завод? – интересуюсь у Онюшкина.
– Думаю, да. Если бы был более грамотный менеджмент, – отвечает он.
– Дело только в менеджменте?
– Не только. К началу 1990-х завод пришел с изношенным оборудованием. На станках тридцатых-сороковых годов невозможно делать современную авиационную технику. Требовалась серьезная модернизация.
– Она была возможна в непростые девяностые?
– Вполне. Одним из условий, на мой взгляд, была передача крупного пакета акций САЗ государству.

Просто не повезло?
О трагедии Саратовского авиационного завода в последние годы написано много. Ситуацию, что называется, разбирали по косточкам эксперты, депутаты, журналисты. Много о заводе писали и зарубежные СМИ. Причем делали это обстоятельно, с сочувствием и надеждой, что завод выйдет из кризиса и найдет свою нишу на рынке России.
Одной из главных причин гибели предприятия, конечно же, следует считать одряхлевшее производство. Изучая историю завода, невозможно избавиться от ощущения, что находишься на войне. Планы выполнялись с надрывом, с невероятным напряжением сил. Трудовые вахты, встречные социалистические обязательства, клятвенные заверения – на этом, как известно, экономика не держится. Вместо всей этой чепухи нужно было своевременно менять устаревающее оборудование. Мне рассказали, что когда на заводе включался гигантский старый пресс, обесточивалось все предприятие.
Вторая причина – в России оказалось слишком много авиационных заводов. Все они не могли попасть на рынок, производящий современную летательную технику. Самые слабые неизбежно должны были погибнуть.
Но то, что среди выбывших непременно должен был оказаться САЗ – не факт. Как утверждают эксперты, у завода были все шансы выжить. Ему просто не повезло. Люди, от которых зависела судьба легендарного предприятия, оказались не очень пригодными для выполнения тех задач, которые поставило перед ними время. Меня интересовал именно этот аспект. Потому что, в конечном счете, от конкретных людей зависит успех или неуспех любого дела.
Когда в 1943 году немецкая авиация на 80 процентов разрушила завод, его восстановили за три месяца. Директором тогда был Израиль Соломонович Левин. Конечно, если бы он не справился с государственной задачей, его могли бы и расстрелять. А это был, согласитесь, весьма действенный стимул для достижения требуемого результата. 
Генеральный директор САЗа доктор экономических наук Александр Викторович Ермишин, возглавивший завод в 1988 году, оказался в ситуации не менее сложной, чем его героический предшественник. В стране менялась политическая и экономическая система, и сориентироваться в этом хаосе, провести ржавый корабль между рифами, минами, всевозможными ловушками к месту назначения не просто уцелевшим, но и обновленным – задача невероятно сложная. Она оказалась невыполнимой не в силу каких-то объективных непреодолимых обстоятельств. Судно напоролось на так называемый человеческий фактор, на обычные человеческие слабости.
Исполнительный директор САЗа Онюшкин заметил, что модернизация завода возможна была, с его точки зрения, при условии, что крупным пакетом акций предприятия обладало государство. Это вполне логично. Именно государство в таком случае поддержало бы авиастроителей финансово, обеспечило бы их заказами. В начале 2000-х, когда стало ясно, что сам завод из провала не выберется, вариант с передачей акций государству витал в воздухе. Но почему-то так и не был реализован. Мне кажется, я нашел причину этого или, во всяком случае, приблизился к ее пониманию.

Отдайте акции мне!
В моем распоряжении оказался весьма любопытный документ, обойденный широким вниманием прессы. А между тем, он позволяет увидеть, возможно, истинные мотивы поведения людей, от которых зависела судьба завода. Это копия протокола встречи тогдашнего губернатора Саратовской области Дмитрия Аяцкова с Советом директоров ЗАО «Саратовский авиационный завод» «при участии ответственных работников правительства области». Состоялась встреча 3 апреля 2003 года. 
Давайте же окунемся в атмосферу семилетней давности, когда, казалось, завод еще можно было спасти.
Аяцков: – Табачная фабрика умирала, а теперь дает 22 млрд рублей в год… Резинотехнический завод – один миллиард рублей. «Нитрон» восстал и работает… ГПЗ работает. Да за эти годы можно было освоить все, что угодно… Вы не смогли реализоваться. Возможна национализация (предприятия. – Авт.) с последующей приватизацией, чтобы у государства был контрольный пакет. Тогда будут и госзаказы, и муниципальные решения…
Дубровин, председатель Совета директоров САЗ: – Вы же знаете, что альтернативной авиации в России нет. Все идет к тому, что самолеты будем покупать за рубежом. Как можно на таком уровне справиться с этой ситуацией?
Аяцков: – Я окажу вам помощь. Отдайте мне 50 процентов акций. Предложите мне сегодня 50 процентов акций. Дайте мне их! Тогда и я буду нести персональную ответственность за судьбу завода. Отдайте мне 50 процентов, а я, в свою очередь, передам 25 процентов и, соответственно, 10-15 процентов Касьянову (председателю правительства России. – Авт.) и Росавиакосмосу. Вы готовы к такому разговору? Вы не готовы! Тогда зачем все эти тра-ля-ля? Расстаньтесь с акциями! А за что же я тогда должен работать? Соберите акции и отдайте!
Ермишин, генеральный директора САЗ: – Я отдам свои акции. Но кто даст гарантии, что будет с заводом? Где конкретные программы, под которые требуют акции? Если будет программа, я, может быть, сто процентов акций соберу. А что будет потом? Вы поменяете руководство и все? А я на этом предприятии отработал 34 года.
Аяцков: – Вот, мне все так начинали объяснять… Это уже все было.
Ермишин: – Мы единственные, кто может обеспечить производство истребителей с вертикальным взлетом. Кто будет, кроме нас, решать эту задачу? Что здесь будет?
Аяцков: – Здесь будет рабочий класс и нужная рынку продукция.
Ермишин: – А вы можете назвать, какая продукция, ее количество, деньги?.. Создается впечатление, что вы здесь ищете каких-то противников.
Аяцков: – В прошлом году не было выпущено ни одного самолета. Вот вам и противник! Раньше было: «Нитрон», «Нитрон»… Сейчас «Нитрон» работает! Я и с вами много занимался: землей, домами… Где я только по вашим делам не был! Я и в Париже был…
Ермишин: – Да, мы с вами были в Париже. Оттуда 330 млн долларов на нашу программу куда ушли? Хотите, назову, кто их взял? Я ведь и фамилии могу назвать. Почему они не попали к нам? А ведь мы имели документ, подписанный президентом. 
Это сенсация, оставшаяся почему-то незамеченной. Оказывается, на развитие завода привлекалось 330 млн долларов, но до предприятия они не дошли! Генерального директора САЗа, что называется, прорвало, и он выдал суперконфиденциальную информацию. Ермишин пригрозил назвать фамилии людей, которые умыкнули эту баснословную сумму. Надо полагать, речь о далеко не рядовых чиновниках, раз отважились отнять у завода деньги, которые направлялись туда при поддержке президента страны. Кто же они? Видимо, вовремя одумавшись, Ермишин так и не назвал их фамилии.
Но давайте посмотрим, как на взрывоопасное заявление отреагировал губернатор Аяцков. Он моментально перевел разговор на другое.
Насколько мне известно, вопрос об исчезнувших 330 млн долларов никогда и никем не поднимался. Словно их и не было! 

Государство – это кто?
Исчезновение гигантской суммы в истории с заводом, видимо, сыграло свою пагубную роль. Судя по эмоциональному всплеску Ермишина, факт увода с предприятия денег подействовал на людей угнетающе. Он как бы раскрыл многим глаза: интересы государства, общества, вопреки публичным заявлениям, на самом деле ничего не значат, во главу угла положен личный, корыстный интерес. Все это не могло не сказаться на формировании поведения людей, отвечавших за будущее предприятия. Вполне возможно, что история с «переориентированными» деньгами настолько подорвала веру заводских менеджеров в державных людей, что это сказалось и на проекте передачи пакета акций государству. Тем более что обсуждение деликатного вопроса происходило в очень странной форме. Обратим внимание на то, как губернатор Аяцков предлагает передать акции государству. Вся его риторика указывает, что глава администрации хотел бы получить акции предприятия в… личную собственность. Он так и говорит: «Отдайте мне». Не «нам», не «администрации области», не «государству», а – «мне». 
Возможно, губернатор настолько идентифицировал себя с управляемой им областью, что, говоря «мне», на самом деле имел в виду вверенный ему регион. Можно допустить, что губернатор просто обмолвился. Бывает. Но он настойчиво, упорно повторяет одно и то же: «Отдайте мне!» 
Кроме того, в протоколе зафиксированы фразы, которые вряд ли можно считать оговорками. Судите сами. «Дайте мне их! Тогда и я буду нести персональную ответственность за судьбу завода», – требует губернатор. «Расстаньтесь с акциями! А за что же я тогда должен работать?» – припирает заводчан глава администрации.
Мне кажется, губернатор сделал все для того, чтобы его поняли именно так, как он сказал. И потому оброненная фраза «Отдайте 50 процентов акций Харитонову (председателю Комитета по управлению имуществом в администрации области. – Авт.) воспринимается скорее, как некая ширма, чем как желание исправить допущенную оплошность.
Говорят, дьявол в деталях. Аяцков несколько раз с сожалением заметил, что на встречу пришло слишком много народа, он же рассчитывал поговорить с Советом директоров САЗа «один на один». Но почему столь представительное совещание так огорчило губернатора? Ведь собрались те, кто в той или иной степени мог повлиять на судьбу завода. Что же в этом плохого? Не то ли, что при посторонних не совсем удобно требовать отдать акции «себе»?
Реакция председателя Совета директоров Дубровина и генерального директора Ермишина на требование губернатора Аяцкова отдать половину акций, на мой взгляд, свидетельствует о том, как именно участники встречи поняли главу администрации. «Вы поменяете руководство и все? А я на этом предприятии отработал 34 года», – заявил Ермишин. 
В этих словах, как мне кажется, – ключ к пониманию, почему проблема авиастроительного завода так и не была решена с помощью акций. Видимо, на предприятии не очень верили в то, что акции окажутся у государства, а если и окажутся у него, то это вряд ли будет использовано во благо трудового коллектива.

Загубленные контракты
Генеральный директор САЗа Ермишин искренне, а временами даже самоотверженно, пытался спасти завод. Но и его усилия далеко не всегда можно оценить однозначно положительно. В 1993 году делегация САЗа вела переговоры о продаже Китаю десяти Як-42. Стоимость каждой машины – 12 млн долларов при себестоимости – 7 млн. Контракт подписала китайская сторона и руководитель нашей делегации. Оставалось получить подпись генерального директора САЗа. Однако подписывать документ Ермишин по какой-то причине не стал, и 120 миллионов долларов пролетели мимо завода.
Спустя два года, уже в 1995 году, китайцы намеревались заказать САЗу 46 Як-42. Ермишин и на этот раз, как рассказывают участники событий, не пожелал подписывать контракт. С большим трудом директора все же удалось уговорить подписать документ. Но было уже поздно: из-за затянувшейся паузы китайцы переориентировались на «Боинги». 
Почему генеральный директор загубил выгодные контракты? Ведь благодаря им завод мог начать новую жизнь! Чем руководствовался доктор экономических наук, срывая выгодные контракты? Может быть, его сдерживало то, что контракты не учитывали его личного интереса?
Об этой версии я слышал в Саратове неоднократно. Справедлива она или нет, трудно сказать, но у авиастроителей, видимо, были основания так думать. Именно в период сокращения производства и массового увольнения персонала Ермишин в самом центре Саратова возвел двухэтажный особняк. Особняк появился и у его отца. Юноша-сын стал обладателем трехкомнатной квартиры в Москве. Люди справедливо задаются вопросом: на какие средства все это приобретено?
Легче всего бросить камень в человека, потерявшего прежнюю власть и влияние. Труднее понять мотивы его поступков. Это сделать тем более сложно, если человек бесследно исчез. После того как в 2007 году арбитражный суд отстранил Ермишина от занимаемой должности, следы его основательно затерялись. Все мои усилия разыскать бывшего генерального директора САЗа оказались тщетными. А между тем именно он мог бы пролить свет на многие загадки бурных 90-х. Например, на то, для кого же на самом деле требовал акции завода губернатор Аяцков? И кто отнял у предприятия 330 млн долларов?