Расстрел за разговорчики в строю

Финская война глазами красноармейцев — в сводках НКВД: документы

О советско-финской войне 1939—1940 годов поведано немало, но «за кадром» осталось, например, то, что в советских казенных документах именовалось «политико-моральное состояние личного состава». Или «политморсос» — такое сокращение тоже использовалось. Это обязательный пункт сводок, отчетов, рапортов, докладов и донесений о состоянии войск, обычно звучавший так: «Политико-моральное состояние частей высокое». Если «здоровое» — это как бы пожиже, «в основном удовлетворительное» — хуже, и совсем уж плохо обстояли дела, если ставился диагноз «политико-моральное состояние стало надломленным». После ритуальных здравиц о «политморсосе» обычно следовало самое интересное, обозначаемое обтекаемо-стандартными формулировками: «наряду с этим имеют место», «выявлены факты», «одновременно продолжают иметь место явления» — негативные, разумеется.

Так вот сводки и спецсообщения особых отделов НКВД периода финской кампании (лишь мизерная толика которых рассекречена) рисуют далеко не красочную картину «политморсоса» воюющей Красной армии.

Советско-финская война 1939-1940 гг. Собачья упряжка на передовой. Фотоархив: РИА Новости

Начальник Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа (ЛВО) майор госбезопасности Алексей Сиднев в донесении от 1 декабря 1939 года сообщал, что уже 30 ноября — в первый день войны, в первом же бою — «во время наступления красноармеец 90-й стр. дивизии Михайлов, беспартийный, бросил винтовку и попытался перейти на сторону противника»! Невероятно: после мощной артподготовки, которая, казалось, смела все живое, Красная армия победно устремилась вперед, «и враг бежит, бежит, бежит», — красноармеец Михайлов собирается… перейти на сторону отступающего (!) противника. Разумеется, «Михайлов арестован. Дело следствием закончено (за день! — В. В.) и направлено в военный трибунал». Бойцу еще повезло, за свою «попытку перехода к противнику» он получил «всего лишь» 10 лет лишения свободы. В то время как

два других красноармейца приговорены к расстрелу «за попытку организовать группу бойцов для сдачи в плен противнику» — и это тоже в первые часы войны! Невероятно.

Тогда же под трибунал пошел и красноармеец той же 90-й стрелковой дивизии Иванов, сказавший, что «Советскому Союзу финнов не победить»…

Уже с первых дней той войны документы особых отделов пестрят сообщениями об арестах красноармейцев за «контрреволюционную деятельность».

«Особым отделом НКВД 19-го стр. корпуса 24 декабря с. г. за контрреволюционную деятельность арестован командир отделения 1-го отдельного восстановительного желдорбатальона К. [...] Следствием контрреволюционная деятельность К. [...] подтверждена и последний 26 декабря с. г. военным трибуналом 19-го стр. корпуса приговорен к высшей мере наказания». «За проводимую контрреволюционную агитацию арестованы: красноармеец 123 сд Кузнецов, 1907 года рождения, красноармеец 24 кап (корпусного артиллерийского полка. — В. В.) Пузыкин, 1901 года рождения»; «Особый Отдел НКВД 10-го стр. корпуса арестовал за проводимую контрреволюционную агитацию среди личного состава войсковых частей Евдокимова, красноармейца 679-го стр. полка 113-й стр. дивизии, Иванова той же дивизии, Хижняка 295-го артполка 138-й стр. дивизии»; «Особый Отдел НКВД 43-й стр. дивизии арестовал за контрреволюционную агитацию красноармейца 181-го стр. полка 43-й стр. дивизии Нурилова»; «Особый Отдел НКВД 7-й армии закончил процесс расследования в отношении красноармейца 70-й стр. дивизии Прохорова, как дезертира и проводившего контрреволюционную агитацию»; «За контрреволюционную агитацию осужден Плешков, 1910 года рождения…».

Что же это за такая страшная «контрреволюционная агитация», столь резкий всплеск которой фиксируют особисты? Да такая, например.

«Лекпом 189-го зенитного артполка 2-го корпуса ПВО Фомкин в группе медработников говорил: «Переход финляндской границы частями Красной Армии есть не что иное, как посылка нашим государством в Финляндию карательного отряда».

Генерал Терентий Фомич Штыков (в центре) рассматривает вооружение красноармейцев. Фотоархив: РИА Новости

Красноармеец Кичигин «в группе бойцов заявил: «Вероятнее всего, выстрелы на Карперешейке были не со стороны Финляндии, а с нашей, чтобы вызвать войну. Финляндия воевать не хочет, в войне виновато во всем наше правительство. Финляндия вынуждена проводить меры защиты, а наши стараются завоевать Финляндию».

В сводке от 9 декабря 1939 года майор госбезопасности Сиднев сообщил, что

красноармеец 184-го стрелкового полка 56-й стрелковой дивизии Кулаков, «обращаясь к политруку Лисичкину, заявил: «Много ли вы набрали петель для финских крестьян, жжете села, деревни, но теперь ничего, рассчитаются финны и с вами».

Далее лаконичная фраза: «Лисичкин направил Кулакова в штаб, по дороге Кулаков пытался бежать, и сопровождающими убит».

«Аналогичное выступление, — уведомлял особист, — имело место и в 142-й стрелковой дивизии, где красноармеец 266-го гаубичного артполка Васильев в группе бойцов заявил: «Наши войска громят мирное финское население, жгут фабрики и крестьянские дома. Мы сами навязали войну Финляндии, и она послужит началом мировой войны. Вот вам какова наша мирная политика».

«Мы освобождаем финский народ, а здесь люди жили лучше, чем у нас», — это уже красноармеец 46-го гаубичного артполка Коваленко.

Подобных «единичных» солдатских высказываний стукачи особых отделов фиксировали во множестве: «Мы сами наступаем на Финляндию, где же наш лозунг: «Чужой земли мы не хотим», а сами идем, тогда, как финны на нас не идут войной»; «Виноваты мы, а не финны. Зачем мы к ним идем, у нас своей земли достаточно. Мы 20 лет жили, не боялись опасности, а теперь боимся».

Вот еще коллекция доносов из сводки ОО НКВД ЛВО всего лишь за один день — за 7 января 1940 года: «Советский Союз напал на Финляндию с целью присоединения ее к Советскому Союзу, тем самым осуществляет свою агрессивную политику» (красноармеец 52-й стрелковой дивизии Точилов); «Финский народ не желает, чтобы его освобождали, поэтому финское население и уходит со своей армией» (красноармеец той же дивизии Зарецкий); «Наше правительство думает освободить финский народ, но этот народ бежит от нашего освобождения, сжигая все на своем пути» (помощник начальника штаба 1-го батальона 35-го стрелкового полка 14-й стрелковой дивизии Кириллов);

«Для чего мы здесь мерзнем? Зачем нам нужны леса и болота, разве не хватает своей земли? Финнов защищаем, а своя земля не обрабатывается. У нас осталось много неубранного хлеба с полей, и семьи голодают»

(красноармеец 650-го стрелкового полка Софелкин);

Боец Красной Армии в окопе. Карелия. Фотоархив: РИА Новости

«Мы первые напали на Финляндию. Я воевать не желаю и в бою брошу свою винтовку» (красноармеец 112-го стрелкового полка 52-й стрелковой дивизии Тарасенков). «За что мы воюем? — вопрошал пулеметчик 768-го стрелкового полка 138-й стрелковой дивизии Силонов. — Говорят, за освобождение финского народа, но сколько воюем, а еще не видели ни одного финна. Я считаю наше правительство шюцкоровским, ибо оно издевается над народом». Но круче всех высказался красноармеец 1-го дивизиона 162-го артполка 43-й стрелковой дивизии Никоненко:

«Прежде чем воевать с Финляндией, нужно перестрелять Советское правительство, так как оно ведет советский народ на погибель».

Разумеется, тут же «дано указание ОО НКВД 7-й армии о немедленном аресте Силонова и Никоненко».

«Кто задумал воевать с Финляндией, — это уже красноармеец 100-й стрелковой дивизии (имя при публикации документа не названо. — В. В.), — зачем нам нужен Карельский перешеек…». «Чем финны виноваты, — недоумевал красноармеец Арсеньев («беспартийный, из крестьян, колхозник»), — мы же на них напали. Если я полезу к кому-нибудь, то меня будут бить, так и мы лезем к финнам, они обороняются…». Красноармеец 10-й батареи 301-й гаубичного артиллерийского полка 90-й стрелковой дивизии Петренко в присутствии сослуживцев неосторожно обмолвился: «Я не хочу служить в армии агрессора, скорей бы меня отправили домой. Вот как только настанет весна, нам не выбраться из финских болот и тогда нас всех разобьют…» Столь же «антисоветскими», даже «изменническими» особисты сочли и слова красноармейца 235-го гаубичного артиллерийского полка Степанова, который, «увидев трупы убитых красноармейцев, в группе бойцов заявил: «Я не допущу, чтобы оказаться убитым, как эти бойцы. Лучше перейду на сторону финнов». Попутно ему припомнили, как ранее «он же в группе красноармейцев говорил: «Зачем мы сейчас ведем войну, мы ведь взяли то, что нужно было, и я нахожу, что нет надобности дальше вести войну».

Бойцы разбирают противотанковые препятствия в укрепленном районе за городом Териоки. Фотоархив: РИА Новости

«Политико-моральное состояние частей действующих армий в основном удовлетворительное, — шаблонно рапортует главный особист ЛВО. — Однако со стороны подучетного элемента и отдельных бойцов отмечены факты антисоветских проявлений». Например, такие: «Довоюются наши до того, что красноармейцы перебьют всех своих командиров, — цитирует слова красноармейца 2-го прожекторного полка Проскурина начальник УНКВД по Ленинградской области комиссар госбезопасности 2-го ранга Гоглидзе, — сделают так, как это было в февральскую революцию».

Вот и старший лейтенант госбезопасности Степанцев в сводке 7-го отделения ОО ГУГБ НКВД СССР от 24 января 1940 года подтверждал:

«Со стороны отдельных красноармейцев имелись случаи антисоветских высказываний и угрозы расправы с командным составом.

Так, например, красноармейцы Сидоренко, Кашевский и Буженко среди бойцов говорили: «Партия доруководила, что нет в стране хлеба, мяса и даже спичек. В Польше раньше лучше жили, чем после освобождения советской властью. С западных украинцев сбросили ярмо, а хомут одели. Партия выбросила лозунг «долой войну», сама воюет за чужие земли. На фронт не пойдем, а дойдем до своей территории и дальше не пойдем. Не верьте политрукам и командирам, что наша родина богата, они все врут».

Красноармеец Пожег Степан заявил: «Нас гонят на убой, нам не нужно защищать советскую власть». Красноармеец Черняк Николай высказался: «Я не знаю, за что мы воюем. При советской власти я жил плохо, а тех, которых мы освободили, они жили лучше нас, так зачем же их освобождать». Черняк на приказание командира взвода Мельникова прекратить антисоветские разговоры заявил: «Я тебе глотку перерву, а если встретимся в бою, то пущу в расход». При этом нанес командиру взвода два удара». Красноармеец Мельник говорил: «Дома с голоду мрут, а мы идем защищать кого-то, и зачем?» […]  Задержан дезертировавший из батальона красноармеец Боярский, который крестьянам рассказывал о пути следования батальона, о количестве людей в эшелоне, говоря: «Едем с Польши воевать с Финляндией, где людей много, так нас гонят их уничтожать». На замечание командира взвода Баркарова Боярский заявил: «В бою ты первый получишь пулю». «Аналогичные антисоветские высказывания, — сообщал документ, — имеют место и со стороны ряда других красноармейцев».

«Со стороны проникшего в части РККА антисоветского элемента отмечаются высказывания контрреволюционного характера, а также угрозы по адресу начальствующего состава о нежелании служить в РККА» — это из спецсообщения того же Сиднева за 24 января 1940 года. Красноармеец отдельного разведбатальона 50-й стрелковой дивизии Щербаков заявил: «Убить бы того человека, который затеял войну. […]  Вот весна придет, опять кому-нибудь будем протягивать руку помощи. Так и будем все время воевать». «Наряду со здоровым политико-моральным состоянием военнослужащих армии, — это уже из сводки особистов 7-й армии, — среди неустойчивого элемента, находящегося в отдельных подразделениях РККА, отмечены единичные случаи антисоветских и террористических высказываний».

Красноармеец 4-й роты 173-го стрелкового полка 90-й стрелковой дивизии Толпенко, «беспартийный, колхозник, в присутствии красноармейца Сергеева по вопросу предстоящего наступления на УР противника заявил: «Финские солдаты не идут против нас и не стреляют, а поэтому и нам стрелять не нужно». На возражение Сергеева, что если финские солдаты не стреляют, так стреляют финские офицеры, и поэтому мы должны их разгромить, Толпенко на это сказал: «Все равно бесполезно, потому что нас всех перебьют. У Финляндии потерь меньше, чем у нас, а поэтому во время боя лучше лежать». На пояснение, что мы должны освободить финский народ от белофинских бандитов, а поэтому приказы командиров нужно будет выполнять, Толпенко заявил:

«Нам освобождать их не придется, и пусть меня лучше расстреляют, но стрелять во время боя я не буду. Но, возможно, получится — пуля попадет командиру, который будет командовать».

Батальонный комиссар на встрече с солдатами перед боем во время советско-финской войны. Точная дата и место съемки не установлены. Фото: Николай Смирнов / ТАСС

Красноармеец 7-й роты того же полка Воробьев, «беспартийный, в присутствии красноармейца Маслова говорил: «Пока я жив, не может быть, чтобы я не убил кого-либо из командиров». Поспорив с командиром отделения Зуевым, Воробьев заявил тому: «Скоро вы в бою все будете, милые, а вас все-таки скорее побьют».

Да и в военных округах, откуда на финский фронт шло пополнение, дела обстояли не лучше. В декабре 1939 года главный особист Киевского особого военного округа Михеев рапортует вышестоящему начальству, что «в некоторых частях отмечены факты отрицательных настроений». Затем Михеев вновь сообщает, что в частях, отправляемых на финский фронт, «резкое увеличение количества антисоветских высказываний, случаев дезертирства и нарушений дисциплины». В очередном рапорте Михеева говорится, что «имеют место и отрицательные высказывания отдельных военнослужащих, проявления трусости, дезертирства, членовредительства, а также проявления активности антисоветского элемента, проникшего в РККА». Явления столь «отдельные», что именно им Михеев и посвятил почти всю докладную. Так, младший командир Адаменко из 11-го кавполка заявил: «Пейте, товарищи, водку, нам нужно пьянствовать, по этой причине нас не пошлют в Финляндию». Красноармеец того же полка Островский: «…Я хочу, чтобы меня судил Ревтрибунал, тогда я не поеду в Финляндию».

Ноябрь 1940 г. Вход в подземное укрепление финнов на высоте Черная, где проходили бои во время советско-финляндской войны. Точная дата съемки не установлена. ТАСС

Красноармеец 96-го стрелкового полка Константин Мартынюк:

«Завоевали Западную Украину и за освобождение получили собачью жизнь, а сейчас хотят нас с собачьей жизни послать в Финляндию, вот там-то мы навоюем, уже совсем подохнем…»

Потом добавил: «Ваша советская власть, кто же ее будет защищать, эту Советскую власть, сейчас намного хуже, чем было при Николае. При буржуазном строе жилось намного лучше солдатам и даже крестьянам, сейчас не служба в армии, а тюрьма. Мы освободили украинский народ и сделали не жизнь, а могилу, и сами получили за это освобождение собачью жизнь, а когда освободим Финляндию, то хуже собачьей жизни станет…». «Антисоветские высказывания МАРТЫНЮКА задокументированы, — информирует Михеев. — Особое отделение 87-ой стр[елковой] дивизии ставит вопрос перед военным прокурором о привлечении МАРТЫНЮКА к суду военного трибунала».

Не прекратились «разговорчики в строю» и после завершения финской кампании. Как сообщала 22 марта 1940 года сводка ОО ГУГБ НКВД, направленная Ворошилову и Мехлису, «среди отдельных военнослужащих имеются и нездоровые антисоветские высказывания». Красноармеец Довгаль заявил: «Хорошо, что война закончилась, в этой войне агрессором является Советский Союз, который проводил захватническую политику.

Людей у нас много, голова красноармейца стоит всего 30 копеек, вот поэтому нас и гнали сюда на убой».

Перевязка раненого в лагере. Фотоархи: РИА Новости

Киномеханик 108-го автобата 150-й стрелковой дивизии Гаврилов: «Наконец-то бросили воевать, ведь эту войну начал Советский Союз, а не Финляндия. Наше правительство сделало неправильно, начав войну, оно просчиталось». «Финский народ воюет с Красной Армией за свои права, за свою собственность, — это уже красноармеец 17-й мотострелковой дивизии Федотов, — а мы, когда шли против финнов, то отнимали их права». Красноармеец 241-го артполка Немиров и вовсе озвучил страшную крамолу: «Политика СССР такова: одной рукой подписывают договор, а другой рвут его, так получилось и с Финляндией». Вишенкой на торте — убийственная фраза из сводки Особого отдела НКВД 7-й армии от 16 марта 1940 года:

«После заключения мирного договора между СССР и Финляндией на отдельных участках фронта были отмечены факты братания»!

Документы НКВД наглядно и красноречиво подтверждают, что настроения те были вовсе не единичными и не случайными. По сути, осведомители особых отделов зафиксировали очень серьезные признаки растущего недовольства сталинской системой. Большая часть попавших под маховик карательной машины — мобилизованные колхозники далеко не юных возрастов, ранее уже отслужившие в армии. Именно те, кто на своей шкуре сполна вкусил все прелести коллективизации и индустриализации — с раскулачиванием, высылками, Голодомором, нагляделся на Большой террор, потеряв родных и близких. Именно эти выходцы из деревни чаще всего и резали правду-матку в кругу товарищей, почти неизбежно попадая в паутину доносчиков.

По официальным данным, за время войны с Финляндией только по статье 58-10 УК РСФСР к уголовной ответственности были привлечены 843 военнослужащих. Это — лишь официально, исключительно по этой статье и только во время боевых действий. Как полагает историк Кирилл Александров, в это число не вошли те, чьи дела были возбуждены до 13 марта 1940 года, но завершены уже после окончания войны. Также сюда не включены осужденные краснофлотцы, да и осужденных по другим подпунктам 58-й статьи — тоже «не посчитали».

По данным историка, за 105 дней войны за политические преступления было осуждено не менее 1,1 тысячи бойцов РККА, итоговая же цифра репрессированных лишь за «контрреволюционную агитацию» и прочую «контрреволюционную деятельность» может достигать 1,5 тысячи военнослужащих. Цифра для той поры очень весомая, красноречиво говорящая об отношении немалой части красноармейцев и к этой войне, и к сталинскому режиму. Чекистские сводки фиксируют, что крамольные «разговорчики в строю» — это, по словам Кирилла Александрова, неприятие режима вовсе «не прекращалось по мере изъятия из красноармейской среды «активного антисоветского элемента», выявленного органами НКВД». Значит, явление носило не случайный, а закономерный характер. Что, бесспорно, тоже аукнется через год — в 1941-м…