"Ну, за Великое княжество!" Почему после Лукашенко Беларусь "уйдет" на запад

      «За Великое княжество! За наше Великое княжество!» Депутат белорусского парламента горячо обнял меня, с профессиональной сноровкой завсегдатая фуршетов сумев не расплескать водку в рюмке. Лицо его сияло нелицемерной радостью и искренним энтузиазмом. 

      Поводом для столь бурного изъявления чувств послужил тост на небольшом неформальном банкете в честь открытия международной выставки современного христианского искусства в Минске года два назад. Представитель объединения художников, которые привезли тогда в Минск свои работы, попросил меня произнести несколько дружеских слов. Я сказал что-то вроде того, что выставку (кстати, успешно побывавшую с тех пор в нескольких европейских городах) вполне логично проводить в Белоруссии. Ведь она во времена Великого княжества Литовского была перекрестком, на котором встречались православие и католицизм, славяне, балтийские народы и немцы, Восток и Запад. 

      Я никак не ожидал, что вежливая констатация факта вызовет такую бурю положительных эмоций у белорусов, принимавших участие в открытии выставки: депутатов декоративного парламента, директоров государственных галерей (а других в Белоруссии, мягко говоря, немного), представителей католического и православного духовенства и творческой интеллигенции.

      С другой стороны, ничего удивительного в этом нет. В России многим кажется, что Белоруссия — это музыкальный фестиваль «Славянский базар», музейный комплекс «Брестская крепость» и безудержная любовь ко всему советскому. На самом деле все сложнее. Советский «нарратив» в Республике Беларусь, конечно, существует, но есть и другая история — в прямом смысле слова. В ней Беларусь играет ключевую роль в Европе позднего Средневековья и раннего Нового времени как системообразующий элемент Великого княжество Литовского, а затем — Речи Посполитой. Ряд шляхетских имений (например, князей Радзивиллов в городке Несвиж в 120 километрах от Минска) с размахом восстановлены, кстати, при финансовой поддержке Евросоюза.

      Александру Лукашенко эта историческая игра на двух досках многие годы давала возможность, с одной стороны, быть своим для российского руководства и для тех, кто ностальгирует по СССР дома, а с другой, когда нужно, представляться не меньшим белорусским патриотом и сторонником самобытности, чем демократическая оппозиция, ориентирующаяся на Запад. Вдобавок отсылки к наследию Великого княжества служили своего рода запасной идеологической базой, когда белорусскому лидеру нужно было в очередной раз убедить ЕС поверить ему и начать очередное размораживание отношений после очередного похолодания, вызванного новым закручиванием гаек внутри страны. Или тогда, когда регулярно повторяющаяся угроза Владимира Путина повысить цену российских углеводородов вызывала необходимость «сбалансировать» отношения с Москвой символическими жестами в адрес Запада. Правящая верхушка свои мысли и чувства высказывает строго по указанию сверху. И многим местным «элитариям», и, что важнее, обычным гражданам, особенно в крупных городах, приятно чувствовать себя наследниками правового государства, управлявшего в какой-то момент половиной нынешней Центральной Европы и даже на последнем своем издыхании давшего Европе ее первую конституцию — основной закон Речи Посполитой 3 мая 1791 года. 

      Как и Путин в России, Лукашенко у себя дома столкнулся с исторической неизбежностью — поколение, знавшее жизнь в СССР, начинает покидать историческую сцену.

«Лихие девяностые» в России помнят лучше, и пугать ими людей Кремлю проще. Но в Белоруссии, где Александр Лукашенко безраздельно правит с 1994 года, «лихости» было намного меньше. Зато там до сих пор господствует экономическая система, во многом основанная на советских методах планирования и управления, вдобавок находящаяся фактически под полным контролем одного человека. В Минске нет своих Сечина, Миллера, Чемезова или Потанина с Дерипаской. Долгие годы это было предметом гордости белорусов: «У нас не как в России — нет олигархов и зарплату платят вовремя». Но система изжила себя. Даже несмотря на подпитку российскими энергоносителями, она не может и не сможет обеспечить такой экономический рост, при котором граждане забыли бы о политике и посвятили жизнь погоне за улучшением ее, жизни, уровня.

      И если Путин, возглавляющий ядерное государство — постоянного члена Совбеза ООН, мог какое-то время оттягивать неизбежное устаревание режима великодержавными «триумфами» типа Грузии или Крыма и созданием в стране атмосферы осажденной крепости, то у Александра Григорьевича такой возможности не было и нет. 

      Совершенно закономерно постсоветская «стабильность любой ценой» перестает привлекать все большее число белорусов. Они требуют перемен. Они мечтают о перспективах. Они хотят того же, чего хотят в Хабаровске, — уважения со стороны властей, признания их гражданских прав и достоинства. Власть — что в Минске, что в Москве — больше ничего не может им дать. Кроме дубинок. Но в какой-то момент и их перестают бояться.

      И тут возникает парадокс. После ухода Путина россиянам рано или поздно придется долго и мучительно отвыкать быть гарнизоном осажденной «крепости Россия», учиться не ловить кайф от того, что «нас все боятся», и достойно чтить прошлое, не превращая его в бесконечное оправдание негодяйств настоящего.

      Белорусам после ухода Лукашенко — когда бы он ни случился — будет проще. Их страна не империя. С минского вокзала до пандемии в день ходило несколько обычно почти полных электричек на Вильнюс, а жители Гродно давно считают восточную Польшу значительно более близкой — во всех смыслах, — чем Минск или тем более Москву. Тысячи и тысячи частных связей уже привязывают Беларусь к восточным членам ЕС. Это не значит, что республика полностью порвет все связи с Россией — это попросту невозможно сделать, даже если очень захотеть. Да никто этого, в общем, и не хочет. Однако самосознание граждан ныне союзного России государства будет с годами меняться. Ныне как бы «запасная» тема «европейской Беларуси — наследницы Великого княжества и Речи Посполитой» превратится в главную — в школах, университетах и, что самое главное, в умах. Это, может быть, не понравится некоторым полякам и литовцам. Однако официальные Варшава и Вильнюс — две важнейшие для белорусов европейские столицы (не считая Москвы) — несомненно, этот тренд поддержат и будут поощрять. Благо, в программу Восточного партнерства ЕС Белоруссия уже входит — только пока не пользуется всеми ее возможностями. Например, безвизовым режимом со странами Шенгенской зоны, который уже имеют Украина, Грузия и Молдова. 

       Белорусам будет нелегко, стране придется упорно меняться не одно десятилетие. Но я уверен, что еще при моей жизни годовщину конституции 3 мая наши соседи будут отмечать как один из государственных праздников, наряду с Днем Победы. А тот самый тост — «За Великое княжество!» — со временем и вовсе станет банальным.

 Константин Эггерт