Советский мужчина — уникальное явление

Продукт советской социализации, образец той эпохи, которую сегодня часто называют великой, победитель и страдалец одновременно. Он не только летал в космос и боролся за выдающиеся научные достижения, успехи в строительстве новых городов, но и ходил в трениках с пузырями на коленках за пивом, стоял в очередях (советский вариант охоты на мамонта), служил системе или напивался от невозможности встроиться в ее жесткий идеологический контекст. Специфика жизни в СССР была в том, что задекларированное равенство полов за ради успешного строительства коммунизма оказалось утопией, которая привела к реализации двойного, если не тройного морального стандарта.

Формально оно вроде бы наделило равными правами всех — помните картинку из культового фильма «Москва слезам не верит»? Счастливая жена и мама Антонина идет на стройку вместе с мужем, они радостно строят дом, вместе, в одинаковых рабочих робах и со счастливыми улыбками на лицах, а затем также радостно возвращаются в свой полный детей дом. Просто идеал. Словно выпущенные на серийном производстве и показывающие, что такое успех по советски. Советскому мужчине досталось и по итогам войны. Оказавшись в ситуации катастрофической нехватки мужчин, он растерялся и попал в плен ощущения своей сверхзначимости и сверхценности, которая, безусловно, отнимает главное — базовое чувство мужской ответственности, и так порядком подкошенное всевидящим государством. Отсюда и образцы советской гендерной мифологии «лишь бы мужчина был», «убогий, пьяница, зато свой». Коллективную же память никто не отменял, вот она и воспроизводит старые мифы до сих пор. В результате такого советский мужчина часто ощущал себя ненужным в семье. А что, государству служить надо — это сверхзадача каждого. Долговременный опыт выживания так сплотил советских женщин, что они готовы были тащить на себе все бремя трудовой и домашней жизни. А дети? Что дети, о них позаботиться государство опять же. Сверхценность мужчины часто не позволяла ему и сильно интегрироваться в семью. Еще бы, как еще подтвердить свою значимость и сбежать от угрозы женской опеки и заботы, как не проводить время с собратьями по несчастью, что нередко выливалось в разной степени собутыльничество, образ которого неоднократно был и обыгран в советском кинематографе. А номенклатура?

Эдакий советский мужской клуб.

Кстати, совершенно гениальная книга об этом явлении была написана в перестроечную эпоху М.Восленским, подробно рассказавшим о принципах, структуре и быте правящего класса СССР. Продвижение по иерархической лестнице номенклатуры требовало от мужчины совершенно конкретных качеств — смекалки, но не ума, преданности и умения служить, но не подлинной солидарности, внутренней возможности вовремя и правильно воспринять то, что сверху сказали, без какой-то там своей инициативы. В-общем, это должен был быть человек системы, очень чутко понимающий свое место в ней. И, главное — ничего личного. Даже пороки предлагались общественного порядка — на каждой ступени иерархии — на одной верность семье ценилась, а на другой уже и страсть к юным балеринам дозволялась. Поэтому, кстати, М.Горбачев оказался героем перестроечной эпохи, ключевой фигурой в сломе системы. Его счастливое супружество и то, что теперь называют эгалитарной семьей — вот этого, кажется, поклонники советского не могут простить ему до сих пор.

В каких еще вариантах был представлен soveticus man? Это интеллектуал, отлившийся либо в форму диссидента как человек с обостренной совестью и совершенно не могущий вписаться в систему; либо ушедший в научное творчество, которое обладало множеством лазеек ухода от грозного меча идеологического служения. Ученые действительно могли быть несколько свободными от системы и в то же время пользоваться ее льготами как, несомненно, приносящие ей пользу.

А еще был некоторый средний вариант — таких мужчин часто называют просто хорошими. Часто они были обычными советскими инженерами или врачами, получали свою скромную зарплату, искренне пытались заботиться о семье и их маскулинность страдала от узких рамок, которые на нее накладывало советское государство. К примеру, много написано о советской одежде для женщин, о том, во что превращалась каждая попытка добыть или сшить себе что-то более-менее удобоваримое. Советскому мужчине в этом плане тоже досталось — даже если он и планировал свои мужские дела по переустройству мира, превращение его в винтик системы начиналось еще в школе предписанной и несуразной формой одежды, уже на уровне телесных ощущений обещающей, какая судьба его ждет. Но об этом — уже отдельный разговор.