Плохому ученому религия мешает

На модерации Отложенный

Меня всегда удивляло, почему одни научные работники убеждены, что религия несовместима с научным познанием, что она ограничивает и подавляет исследовательскую мысль, а другие ученые (и среди них много величайших) именно в религии черпали силы и вдохновение для научных поисков?

Великий русский ученый, хирург Николай Иванович Пирогов, глубоко верующий человек, говорил, что вера «не стесняется знанием и идет своим путем». Подробно изучая тело и видя связь психического здоровья с состоянием тела, он, тем не менее, не утратил веры в жизнь вечную, в тот высокий идеал, который был задан Христом. Очень интересно и подробно об этом написано в статье «Высокий дар небес. К вопросу о канонизации Н.И. Пирогова». Про таких как Николай Иванович говорят «врач от Бога».

В любой профессии человек лишь тогда может достичь максимальных высот, когда руководствуется высокими нравственными целями. В противном случае ты просто будешь ремесленником, подмастерьем, выполняющим чьи-то указания и заказы, но не мастером своего дела.

Любой ученый, будь он биологом, физиком, химиком или кем-то еще, должен осознавать, ради чего он трудится, к чему стремится. Он должен иметь какую-то целостную систему мировоззрения или хотя бы стремиться к этому. Только в этом случае он действительно занимается Наукой.

Недавно я прочитала интервью с нейробиологом Николаем Кукушкиным. Он получил образование в России, закончил СПБГУ, но работал (и работает), в основном, за границей – в Великобритании, США.

Сравнивая российское и западное образование, он говорит: «Нас учили понимать природу, а не работать биологами. Мы занимаемся наукой как музыкой,… живем в хрустальном мире натурфилософии. Ничего такого на Западе нет. Если ты учишься биологии, то именно тому, как быть биологом: как работать у станка, гонять гели» (прим. - анализировать молекулы гелевым электрофорезом).

На Западе готовят узких специалистов, ремесленников, но не ученых-мыслителей: «Я не знаю ни одного западного нейробиолога, который бы мог нарисовать древо жизни. Но как можно изучать мозг, не зная о том, что населяет планету? Мне это кажется очень странным подходом, в котором меньше интеллектуальной работы. А меня в науке всегда привлекала именно она».

Основное отличие российского естественнонаучного образования – системность: «На биофаке очень последовательно выстраивается цельная форма мышления биолога. Мы двигаемся от водорослей к позвоночным, потом всё это рассматриваем в контексте эволюции. К концу четвёртого курса у нас есть картина мира — и дальше с ней можно делать что угодно».

Это стремление к систематизации, к целостному осмыслению природы, мира – есть признак религиозного сознания, хотя он сам, может быть, этого не осознает. Это то, что наполняет смыслом и жизнь, и научную деятельность, то, что, по выражению Николая, «позволяет смотреть на всё с высоты птичьего полёта, менять область деятельности, если захочется».

Как настоящему ученому, ему просто необходимо для продуктивной научной деятельности хотя бы раз в полгода «поднимать голову от станка и задумываться о том, что я делаю». «Мне просто интересны перевороты в понимании реальности. И неинтересны практические аспекты работы биолога».

То есть приоритетом является именно развитие сознания, глубокое понимание реальности, а не публикация научных статей в престижных журналах, изобретение нового лекарства от рака. Хотя в этом, по мнению Николая, заключается минус российского образования и науки – практические аспекты научной работы у нас считаются «недостойными настоящего ученого».

Возможно тогда, когда мы сможем все-таки совместить возвышенные идеалы с земными, практическими делами, мы и сможем достичь высшей степени развития сознания, которому соответствует жизнь вечная. Достижим ли этот идеал, не известно, но само стремление к нему способствует воссоединению тела и духа, земного и небесного, обретению внутренней целостности.