РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ БОЛЬШЕ НЕТ. И СЛАВА БОГУ.

На модерации Отложенный

Борис Туманов  журналист

 С падением тоталитарного режима в России чувство меры окончательно изменило русской интеллигенции, что стало катализатором ее окончательного исчезновения.

 
Те, кто до сих пор зачарован ее бессмысленным обаянием, будут, возможно, шокированы этим признанием. Право же, не стоит. Русская интеллигенция заслужила свою участь. Она была изначально обречена на исчезновение в силу своей, можно сказать, органической бесполезности.
Как ни парадоксально, именно это граничащее с отчаянием ощущение собственной неприкаянности и послужило толчком к возникновению в русском обществе явления, которое стало обозначаться специально изобретенным термином “интеллигенция”.
 
Как в свое время справедливо заметил Борис Васильев, автор «А зори здесь тихие», в Европе эти люди назывались бы представителями либеральных профессий либо артистами, литераторами, инженерами, художниками, исследователями.

Там возникновение этих профессий было объективно востребовано динамикой экономического и социального развития. В России же просвещенные люди, зажатые между чугунной незыблемостью традиционно авторитарной власти и столь же чугунной инертностью российского общества, по существу, эмигрировали в некое “салонно-интеллектуальное гетто”, присвоив себе псевдоним “интеллигенция”.
Уже само по себе это слово выдавало претензию обитателей этого гетто на интеллектуальную монополию, до оспаривания которой власть, впрочем, никогда не снисходила.
В самом деле, нельзя же было воспринимать всерьез людей, которые в рамках своего “клуба избранных” сотрясали воздух яростными диатрибами в адрес бесчеловечного правительства либо упивались обсуждением идеалистических вариантов “переустройства общества”, будучи при этом в повседневной жизни абсолютными конформистами.
 
И это именно русские интеллигенты с их генетическим стремлением к публичному переливанию из пустого в порожнее умудрились в 1917 году бездарнейшим образом отдать власть кучке фанатиков-авантюристов.
А дальше русская интеллигенция вновь блестяще подтвердила, что социально-политическая безграмотность и одновременная склонность к максимализму и к конформизму являются ее генетическими чертами.
Эмигрировавшие из революционной России интеллигенты стали ярыми адептами самодержавия, а те, кто остался с большевиками, стали их горячими поклонниками, убедив себя в том, что именно за советскую власть русская интеллигенция и боролась на протяжении своего существования.
 
В свою очередь советская власть довела понятие “интеллигенция” уже до полного абсурда, поделив ее на “рабочую”, “научную”, “творческую”, “колхозную” и даже “народную” интеллигенцию.
При этом, как это ни покажется комичным, при коммунистах интеллигенция впервые после своего возникновения получила, пусть и номинально, некую общественную функцию, став “прослойкой” между пролетариатом и крестьянством.
В этих условиях традиции салонного вольнодумства перекочевали на кухни преимущественно творческой интеллигенции. Там крамольные мысли произносились полушепотом под шум льющейся из крана воды, служившей, по мнению вольнодумцев, надежной защитой от подслушивания.
 
Были, разумеется, исключения. Десятки диссидентов делали свой протест публичным, но за этим протестом, как и при царском режиме, не было ничего, кроме незаурядного личного мужества и гипертрофированной жажды самоутверждения.

Остальные интеллигенты довольствовались самоотверженным повторением прекраснодушного и наивного призыва Булата Окуджавы: “Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке". Или, на худой конец, расплывчатой, как и их собственное мировоззрение, надеждой, сформулированной в песне одного из бардов того времени: “Мы когда-нибудь куда-нибудь вернемся”.

А с падением тоталитарного режима в России чувство меры окончательно изменило русской интеллигенции, которая всерьез сочла этот крах прямым результатом своего вольнодумства. Это и стало катализатором ее окончательного исчезновения из российской реальности.
 
Не имея ни малейшего представления о сущности демократии, русские интеллигенты были первыми, кто разочаровался в ней, поскольку раньше других поняли, что демократия требует, прежде всего, долгих и терпеливых усилий всего общества и личной ответственности.
Поэтому, как только власть подала им внятный сигнал, все они с внутренним облегчением в массовом порядке стали перебегать в стан своего недавно заклятого врага, который, надо отдать ему должное, впервые в истории России столь щедро платит бывшим интеллигентам за отказ от давно надоевшего им бесприбыльного амплуа.
Так что забудьте. Русской интеллигенции больше нет. Разумеется, у ее бывших представителей по-прежнему есть кухни, причем, как правило, просторные, и есть даже весьма комфортабельные салоны.
Только беседы там ведутся уже не о свободе и просвещении народа, а о вкусовых достоинствах "foie gras" и прелестях отдыха на Коста Брава.