Освобождение Польши от немцев и "враждебных элементов".

“Утром 17 января 1945 года дивизии Войска Польского одновременно с частями 61-й и 47-й армий завязали бои на улицах Варшавы. К полудню они полностью освободили столицу Польши. Город был мёртв: “Варшава представляла собой  горы руин. Повсюду почернвшие от пламени стены разрушенных зданий. Улицы завалены кирпичём и битым стеклом”. Из 1 млн 310 тысяч довоенного населения в нём осталось только 162 тысячи. Отступая, немцы установили большое количество противотанковых и противопехотных мин, фугасов замедленного действия и различных взрывных ловушек. Советские саперы немедленно приступили к разминированию важнейших объектов……

 Обидно было также, что поляки не слишком праздновали ”освободителей”, а сама Польша, за исключением столицы, ”мало пострадала”.

 ”Стоило пересечь советскую границу, как мы оказались в ином мире. В Польше почти не видно разрушений, в деревнях скот, лошади. Живут очень прилично. Немцы, отходя на запад, не разрушают ничего и, конечно, не сжигают дома. Удивились, почесали в затылках и порешили – Европа, значит…..

 Красная Армия один на один дралась с Вермахтом при общей пассивности, а иногда и враждебности местных жителей. За них же отдавали жизнь наши бойцы и командиры!”

 Варшаву, конечно, немцы порушили сильно, но не было к полякам сочувствия, несоветские они были какие-то и девушек своих от греха подальше прятали:

 “Город был разбит почти так, как наши советские города. Пожалуй, то был единственный случай за время наступления в Польше, когда мы столкнулись с редкими разрушениями, напоминавшими повсеместные злодеяния немцев на наших землях. ПО делам мне пришлось тогда несколько раз побывать в Варшаве и наблюдать удивительную картину: солдатня Войска Польского обнималась и бражничала с варшавянами, а множество предельно усталых наших сапёров с сосредоточенными лицами разминировали центральные улицы города, очищали их от битого кипича, от всякого хлама. Они очень торопились – 20 января в Варшаве состоялся парад Войска Польского…..

 Конечно, нас приветствовали, когда население получало из рук Красной Армии немецкое имущество. Впрочем, часто не дожидалось, пока дадут, а хватало всё, что плохо лежит. Удивляло и обилие мужской молодёжи призывного возраста, пережившей войну. Пусть Иван воюет……

 В Польше, насколько мы могли судить, молились мелочной торговле. На каждом шагу натыкались на торгашей, что-то продававших, менявших и по этому случаю пытавшихся вступать в контакт с нами – нельзя ли хоть чем-нибудь поживиться у Красной Армии. Торгашеский дух пронизывал всю страну.

 Чем дальше мы шли по Польше, тем лучше понимали другое –Красная Армия вскрыла тыл немецкого Восточного фронта, питавшего Вермахт в войне против нас. Приняв за чистую монету разговоры чуть ли не о любви местного населения к нам, мы на первых порах торопились улыбаться, протягивать руки и прочее. Приём обычно был холодноватый.

 Обидно было даже не это, а то, что, пройдя тысячи километров по нашей сожженной и разрушенной войной Родине, мы попали в мир, проживший эти годы, может быть, и не в роскоши, но в относительной сытости. Опрятные города, упитанные деревни, прилично одетая публика. Могу поручиться: удивляло всё это Георгия Константиновича и было чуждо ему, как и шепелявая речь, слышавшаяся на улицах, когда нам приходилось неторопливо проезжать через населенные пункты. Нет, не встречали нас в Польше хлебом-солью, да мы и не просили. Обходились своим”.

 Обзорную экскурсию по освобождённым районам Польши совершил первый секретарь компартии Украины Н.С. Хрущёв, тоже не преминувший отметить: ”Сравнивая разрушенные Киев, Харьков, города и шахты Донбасса, Полтаву с тем, что я заметил здесь, я пришёл к выводу, что Польша ”отделалась” довольно легко, за исключением Варшавы”.

 А вот насчет того, что ”обходились своим”, Саша Бучин приврал, поскольку вместе со всем многолюдным фронтом жевал польский хлеб, собранный польскими крестьянами на польской земле. Одними из первых законов, принятых Люблинским комитетом ещё в августе 1944 года, были декреты об обязательных поставках картофеля, зерновых культур, мяса, молока, сена ”для государства”. Одновременно были подписаны обязательства по снабжению Красной Армии продовольствием и другими необходимыми материалами (к примеру, план по зерну на 1944 год первоначально ”весил” 530 тысяч тонн, затем по просьбе поляков его снизили до 380 тысяч тонн) согласно установленными местными властями заготовительным ценам в польской валюте. Как правило, при закупках ориентировались на цены, сложившиеся при немцах; чуть позже поступило указание платить на 10% больше, чем ”фашисты”. Злотые ”в размере, необходимом для содержания Красной Армии”, предоставляла польская сторона. Советское командование получило также право в случае надобности проводить реквизицию имущества ”у местного населения и частных фирм” и принудительную мобилизацию военнообязанных мужчин и женщин от имени и по поручению Комитета национального освобождения, не обладавшего ни авторитетом, ни реальной властью.

 Советские тыловые службы, комендатуры и политорганы провели во всех воеводствах ”широкую массово-разъяснительную работу”, призывая крестьян выполнить правительственное задание неуконно и досрочно.

И, о чудо, пишет генерал Н.А. Антипенко:

 “Хлеб и другие продукты питания тысячами тонн стали поступать на приёмные пункты. Декрет обязывал крестьян доставлять всё собственным транспортом, но мы не отказывали в автотранспорте, если поступала просьба об этом. Однако это бывало не так часто: крестьяне группировались в обозные колонны и под развевающимся красным флагом торжественно следовали на пункты сдачи. 15 декабря 1944 года в приказе по войскам 1-го Белорусского фронта командующий фронтом мАргал Советского союза Г.К. Жуков объявил благодарность большой группе генералов и офицеров за полное завершение заготовок продовольствия, которого должно было хватить до нового урожая”.

 Действительно, большинство населения относилось к Красной Армии лояльно и дружелюбно. Эта дружба основывалась на понимании, что без помощи советских войск освобождение страны невозможно, и ненависти к общему врагу – немцам. В то же время поляков пугал возвратившийся в Европу ”призрак коммунизма”. Многие не желали признавать привезенное из Москвы ”демократическое правительство” и затеянные им ”социальные преобразования”, отделение от Польши ”крэсов всходних” – Западной Украины и Западной Белоруссии, разоружение отрядов Армии Крайовой, после пяти лет борьбы с гитлеровцами оказавшихся вдруг ”бандитами”. Короче говоря, польское общество, с точки зрения советского человека, было засорено ”враждебными элементами” и ”реакционными кругами”.

 “На территории Польши, - вспоминает генерал И.Е. Коровников, - воины столкнулись с капиталистической действительностью, враждебной идеологией, чуждым советскому человеку бытом”.

 Генерал К.Ф. Телегин: ”Теперь уже всем было понятно, что в ликующих толпах освобожденного народа маскировались и враждебно настроенные элементы, готовые в любую минуту пустить в ход и клевету, и оружие”.

 А вот генерал К.В. Крайнюков: ”Польская реакция встретила в штыки демократические свободы и социальные преобразования. Классовая борьба между помещичье-буржуазной реакцией и демократическими силами приобрела особую остроту. Показала своё истинное лицо и так называемая Армия Крайова, представлявшая собой вооруженный оплот эксплуататорских классов, международной и внутренней реакции”.

 Отловом ”враждебных элементов”, нарушавших приказы советского командования о сдаче оружия и радиоприёмников, уклонявшихся от мобилизации и ”оборонительных работ”, занималась контрразведка ”Смерш”, сроки им лепили советские военные трибуналы. Польская военная прокуратура открыто манкировала своими обязанностями:  дескать, по их законам, ”военные суды не имеют право судить гражданских лиц, независимо от того, какие преступления эти лица совершили”. Вот эти-то нерешительность и ”дряблость” местных властей – ”вздорных польских деятелей” – в проведении репрессий против соотечественников и вызывали раздражение жукова и Телегина:

 ”ПКНО ….слишком робко подходит к решению вопроса о ликвидации враждебных организаций, затягивает создание судебно-прокурорских органов, слабо применяет репрессии к враждебным элементам, как бы подчёркивая этим свою слабость и нежелание обострять отношения…..

 Необходимо отметить, что население Польши ещё до сих пор не чувствовало твёрдости руки ПКНО. Ещё ни одного серъёзного процесса над враждебными элементами не проведено, никто не осужден и не расстрелян, и это в глазах населения, подогреваемого аковцами, расценивается как слабость и неуверенность самого ПКНО”.

 Наш человек о твёрдой руке помнил всегда: ”О, это роковое слово ”Смерш”. Оно действовало безотказно. Мы все замирали от страха, услышав его”. А полякам ещё предстояло учиться, учиться и учиться………(В. Бешанов ”1945. Год поБЕДЫ”, Москва, 2011 год, стр. 67-72).