Тихая оккупация

Сегодняшняя Москва – это город, из которого вынули душу. Это особенно остро ощущается при въезде в нее из постепенно оправляющегося (по крайней мере внешне) и приобретающего привычную рабочую инертность Подмосковья.

Темная волна «коронобесия», окончательно накрывшая столицу в Страстную Среду (что, разумеется, глубоко не случайно) своим мертвенным мороком загнала «глубинный народ» в такие глубины потаенного бытия, из которых еще надо суметь выбраться, если обычный режим жизни, пусть на недолгое время, вернется (чего уверенно не обещают нам информированные аналитики).

Менее всего близки к реальности те, кто жалуется, что «нас угнетает государство», которое ограничивает наши свободы, мелочно регламентирует частную жизнь и т.д. Для того, чтобы делать все это, необходимо просто быть. Обыватель не задается главным вопросом: можно ли говорить о существовании государства, которое рабски, как автомат, «правильно» реагирует на отмашку, полученную от международных глобалистских структур?

Государство по-прежнему делает вид, что оно управляет глобальными процессами и частными вопросами, связанными с развитием страны: «восстановлением» экономики, социальной политикой, наполнением и расходованием бюджета, заботой о простых людях. Между тем вся эта игра в серьезную политику старательно укладывается в главную повестку дня, продиктованную извне – в борьбу с «пандемией». А «пандемия», как мы уже знаем абсолютно точно из многочисленных аналитических публикаций, серьезных работ, посвященных данной проблеме – есть часть давнего плана мировых закулисных сил, главная цель которого – фундаментальное переформатирование т.н. современного мира, закрытие ныне существующей цивилизации. Нашему государству не позавидуешь, ибо ему приходится нелегко: нужно старательно делать вид, что оно защищает и развивает свою страну и заботится о своем народе при том, что одновременно приходится «соответствовать» требованиям внешнего управляющего по планомерному демонтажу, по сути – уничтожению того и другого.

На этом фоне возвышенные рассуждения о роли России и «русском мире» звучат как тонкое и изощренное издевательство над мыслящими согражданами и в этом смысле существенно отличное от прямолинейного издевательства «мэрии», устанавливающей для жителей города график прогулок (при том, что его соблюдение очевидным образом невозможно проверить, а сами жители относятся к этим милым чудачествам команды московского градоначальника с разнообразной гаммой чувств – от растущего раздражения до усталой иронии). В этой гамме нет одного – «верноподданнической» серьезности. Над графиком прогулок не посмеялся уже только ленивый, вплоть до весьма известных и авторитетных в своем деле пародистов, настоящих мастеров своего дела, тонко улавливающих момент, когда смеяться и высмеивать уже можно. А если над властями смеются, то очевидно, что их перестают воспринимать всерьез, а значит, всерьез бояться и уважать. Народ каким-то глубинным нутром чувствует, что бояться, конечно, надо. Но не этих…

На протяжении последних десятилетий было много всякого, связанного с серьезностью замыслов новых реформаторов, изначально, еще с позднесоветских времен, вознамерившихся в очередной раз в нашей новейшей истории осчастливить свой народ и осуществить кардинальный прорыв и обновление. Политическое проектирование, что основывалось на замысле рекордно быстрого построения капитализма в одной отдельно взятой стране, отталкивалось от аналогичного замысла столетней давности, прямо противоположного по содержанию, но весьма сходного по методам. Тогда, помнится, захотели построить коммунизм или что-то вроде этого. Нынешняя утопия была сильно запоздалой и оторванной от реальности, но столь же успешно, как и та ее предшественница, способствовала разрушению жизненной органики, этой абсолютно необходимой и неизбежной основы для всего, что стремится стать вменяемым и реализуемым проектом в подлинном смысле слова. Теперь мы видим новую, фундаментальную и стремительную смену проектных трендов опять в сторону «левого поворота», что никак не может иметь место помимо российских властных верхов, старательно делающих вид, что они улавливают «ветер истории». В современной истории, однако, имеет место такая буря, что упраздняет розу ветров как таковую: дует со всех сторон и очень сильно…

Эти люди никак не меняются, продолжая дело предшественников и порождая таких же преемников: все их проектирование основано на отвлеченном конструировании, на идеологемах, призванных обслужить очередную утопию, но никак не порожденных самой жизнью, духом и плотью пресловутого «глубинного народа». В итоге сам народ в своем большинстве теряет жизненную ориентацию, впадает в растерянность, перестает верить в серьезность и, так сказать, достоверность «власти». В народе зреет поистине глубинное понимание, осознание неизбежности момента истины: король-то голый; все возвышенные рассуждения о неминуемом и зримом торжестве нашей политики оказываются беспомощным симулякром, пустой фантазией, пиаровским шариком, что лопается от соприкосновения с реальностью.

Реальность, сколь бы она ни была страшна и неприглядна, всегда побеждает фантазию и виртуал; «пиар» не может управлять жизнью, сколько бы он не прикидывался внятной идеологией. Политика понтов, что на протяжении немалого времени обеспечивала рейтинг и политическую стабильность, заканчивается, выработав свой ресурс, и сквозь развеянный мираж «державности» и госпатриотизма (сколько бы еще они не затратили средств на его поддержку) проступает беспощадная правда: это – не власть, творящая волю Божию, имеющая непременное для подлинной власти трансцендентное измерение (из которого и проистекает все остальное); это – марионетки. Реальные терминалы власти, обеспечивающие бесперебойную передачу беззвучного, неслышного нам приказа, не обсуждаемую волю подлинных хозяев мира, скрыты от посторонних глаз. Быть может, они сосредоточены в ячейках оккупационной администрации, разбросанных по офисным центрам из стекла и бетона, покрывших своей сетью порабощенную столицу? Ведь именно там, как показано в некоторых исследованиях, под крышей разных коммерческих компаний помещаются офисы ЧВК и ЧРК зарубежного происхождения. В любом случае теперь уже все большему числу даже простых людей очевидно, что реальная власть над страной помещается отнюдь не в Кремле.

Но подлинность живой жизни вопреки всему стремится прорваться сквозь наслоения ложных, фантазийных конструкций политтехнологов, искусственные идеологические заморочки травмированного сознания, конъюнктурные лозунги лукавых политиков, сквозь все эти обрывки, утерявшие адекватную память о былой цельности мысли и жизни. Но всякий раз, как где-то начинает формироваться «точка сборки» этой подлинности, в которой может быть выстроена разумная, вдохновляемая свыше цель, и остатки жизненной органики, так сказать, естественной энергии народа могут соединиться с Божественной благодатью, «властная» бюрократия делает все, чтобы вытоптать, выжечь ее, до смерти пугаясь этой подлинности, этой народной энергии, устремленной к идеалу, питаемой еще не до конца убитой исторической памятью. Ибо подлинность опасна, поскольку может автоматически помножить на ноль всю нынешнюю «илитку» со всеми ее политическими понтами и видимым процветанием. Дать возродиться русской энергии? Нет, это слишком страшно!

Управление страной и народом понимается неизменно механистически; стихия бюрократии – механизм, а не организм, искусственность, а не естественность. Значит – смерть под маской жизни, царство симулякров, выдаваемых за подлинные сущности. А это и есть мир «цифры», цифровая цивилизация. Встроенность отечественной бюрократии в «цифровой» проект мировой закулисы (существование которой с очаровательной наглостью отрицают некоторые публицисты) – глубоко закономерна, ибо выражает ее сокровенную суть. Реальная власть над живыми людьми передается бездушной цифре, не имеющей личности и личной воли, как бес не имеет лица (а только личину) и спинного хребта. Самих людей стремятся превратить в лишенных воли цифровых биороботов. А некоторые высокие иерархи с амвона рассказывают нам, что все это не имеет  никакого отношения ко спасению!

Нынешняя волна «коронобесия», строго управляемая, давно спланированная и сверхрациональная, стимулируется, однако, абсолютно иррациональными, инфернальными, так сказать, вполне «духовными» мотивами. И, к сожалению, накрывает страну не без потворства церковной иерархии, во всяком случае немалой ее части. Именно отсюда – глумление над таинством Евхаристии, закрытие храмов именно в «иудин день», то есть со Страстной Среды, совершенный руками многих церковников богослужебный разрыв священства и мирского народа, когда народ этот остался вне храмов, наконец, таинственный усиленный мор в сакральных центрах Церкви. Темная мистическая подоплека здесь, на наш взгляд, несомненна. И противостояние «цифровизаторам», загоняющим нас в электронный концлагерь, осознается как задача вполне религиозная, как общественная борьба, имеющая духовную природу. Эта борьба неизбежно воспринимается нами в эсхатологическом измерении, напоминающем о радикальной «смене эона», о предсказанном в Писании конце времен. Однако избавление от утопий и фантазий, от надежды на «князи человеческия», на земную «власть» (как и от инерции «нормальной», обыденной повседневной жизни) дается нелегко.

И даже если (может статься) история – еще не кончилась, она в любом случае приобретает кардинально новое качество. «Обычная» и «нормальная» повседневность закончилась. А предстоит – неимоверно трудная «работа Господня». Впрочем, труднее всего это для начала хотя бы просто осознать и принять…