Куда сгинула та Америка, о которой мы так мечтали

Россия 21 века уже смотрит на мир, которому она недавно поклонялась, - как на цирк уродов

Во второй половине двадцатого века не было в России мечты прекраснее и слаще, чем мечта о загранице, о настоящей западной цивилизации.

Америке как стране - и Америке как эстетике, как о мире, где все устроено красиво и здраво, в отличие от советского уныния и послесоветского безумия.

Это был мир, где восхитительно длинные автомобили покупали за деньги, а не за десять лет очереди, где армия не унижалась нищетой, где газеты и политики спорили, а не одобряли в едином порыве, где собственность была священной, а не сначала запретной, а потом украденной, где интеллигенция могла нарушать правила, где женщины боролись за право раздеться, где было лучшее на свете кино и лучшая на свете музыка, где труд и успех были связаны, а не так, что ты сначала копай канаву от забора и до обеда, а потом бросай лопату и иди жечь забор, где на пьедестале стояла свобода слова, где люди не были равны, но имелось в виду, что в идеале они должны быть равными, где уголовники никогда не были в почете, в отличие от полицейских, и где не было зашкаливающей доброты, но волкодав был прав, а людоед - нет.

И можно было только мечтать - то ли о том, что мы сами здесь заведем - обустроим! - такую жизнь, то ли о том, что мы вспомним, как жили когда-то, добезцаря, и прибавим к тому потерянному раю еще кое-что хорошее: Элвиса, джаз, Бьюики, фильмы Серджио Леоне или Сэма Пекинпа, джинсы-виски и восхитительную конституционную формулу: стремление к счастью.

Куда же все это сгинуло.

Россия двадцать первого века смотрит на тот же мир, которому она еще так недавно поклонялась, которым она так восхищалась - как на цирк уродов.

Что это за покоряющие города блатные дегенераты, и почему им теперь разрешено грабить и крушить все вокруг, что это за слабоумные активисты, целующие сапоги этим блатным и становящиеся на колени, что это за полиция, равнодушно глядящая на пир мародерства, а то и сама бух на колени перед разбойниками, что это за религия вечной вины перед сомалийскими мигрантами, гетто-рецидивистами и небинарными трансгендеристами, да что же это за стыдобища такая - на том самом месте, где были когда-то генерал Паттон, президент Рейган и длинный автомобиль со встроенным холодильником.

И где было право раздеться, там теперь право на паранджу.

И где было право поспорить, там теперь соревнование в извинениях.

И где была борьба за равенство с большинством, там теперь превосходство меньшинства.

И где была собственность, там теперь разбитая витрина.

И где был волкодав в широкой шляпе и с винчестером, там теперь хохочущий, изрисовывающий стены, избивающий со всей толпой одного несогласного людоед.

И никакого стремления к счастью.

Только фемоптика, травма и колониальное угнетение голодающих детей Германии, становись на колени, слышь, ты, становись на колени.

Что могла бы ответить Россия такому западному миру, сошедшему с ума, такой Америке, потерявшей все то, что мы любили, о чем мы мечтали?

У Пушкина все написано.

Ты нам не государь.

Ты, дядюшка, вор и самозванец.