Вильгейм и Клави

В одной семье за праздничным столом в З5-ю годовщину Великой Победы над нацистами вспоминали всех, кто защищал Отечество. И мертвым, и живым нужна память.

Много героических историй услышано было в этот день. К вечеру, за чаем, бабушка Антонина спросила:

«Давно ли видели Клавдию Васильевну? А кто знает о ее подвиге во время войны? В нашем возрасте уже трудно разъезжать даже на семейные встречи. Редко встречаемся. Но сейчас – удобный случай вспомнить о вашей тете Клаве. Немного о своей сестре могла бы всем вам рассказать. Начну с того, что род наш – моряков и морских офицеров. Служили наши отцы и праотцы верой и правдой Отечеству. К сорока годам уходили в отставку. Женились, привозя жен из Голландии, Англии, Германии и других европейских стран. А один из дедов, воевавший под командованием адмирала Ушакова, привез гречанку. Женщины принимали православную веру. Были хорошими женами. У них оставались сестры-братья в родных местах, и в тысяча девятьсот тринадцатом году семья моего дяди выехала к родственникам в Германию – погостить. Да задержались из-за военных действий. Потом смута творилась в России. Сестры Клава и Маша учились, получив профессии в Германии.

Автор очерка — Алиса Харитонова

В тысяча девятьсот двадцать девятом году сестрам удалось вернуться в Россию. Клавдия Васильевна имела образование и практику врача. Мария – музыкант. Последний год НЭПа – новой экономической политики… Их не арестовали, в Сибирь не сослали. Передаю так, как Клавдия мне рассказывала. Может, что и подзабыла: жилье снимали в дачном месте. Через год в Сестрорецке (тогда пограничный поселок по реке Сестра), где жили наши девушки, расположился военный учебный лагерь. В воскресные дни на танцплощадке встречалась молодежь. Концерты. Танцы. Мария играла в «ракушке» на фортепьяно (такие раньше были сцены). А Клавдия, если не было дежурства в госпитале, танцевала.

Обе девушки были симпатичные: Клавдия – с каштановыми волосами, Мария – со светло-русыми. В красивых платьях, которые придумывали и шили сами. В один из таких дней воскресенья девушки познакомились с курсантами. Молодые люди были друзьями. Они еще ранее приглядели себе подруг. Чтоб их не потерять – решили штурмовать. Через несколько месяцев сыграли скромные свадьбы.

Новоиспеченные младшие лейтенанты получили назначение в город Могилев. В тысяча девятьсот тридцать восьмом году, весной, их направили в Карелию, ближе к финской границе. Поселок Кандалакша находился почти напротив финского селения Салла. Переезжая на новое место, по пути заехали к нам со своими семьями. Пару дней пробыли Александр и Николай. Затем отбыли к месту назначения. Мария с сыном и дочерью остались в Ленинграде. А Клавдия с сыном отправилась в Уфу – к свекрови, показать внука Володю. Когда Клавдии Васильевне наступила пора возвращаться, свекровь внука не захотела отпускать, приводя аргументы: здесь свежий воздух, молоко, тишина. А у вас вокруг границы с врагами. Совершенно беспокойно. Клавдия старалась убедить: «Что вы такое говорите? Не будет никаких неприятностей. Всё спокойно». Но бабушка настаивала на своем: «Пусть Володя будет со мной, пока всё не определится в положительную сторону. Я всё тебе сказала. Возвращайся к мужу. Ему ты нужнее. Вместе трудитесь в одной части. В госпитале твое место. Здесь мы с Володей справимся».

В конце ноября тысяча девятьсот тридцать девятого года началась советско-финская война. Нашим воинам было очень туго. В первые месяцы не было соответствующей амуниции. Обморожение. Плохое вооружение. Самыми страшными для наших солдат были «финские кукушки» – снайперы на деревьях. Трудно было их вычислить, так как они умело маскировались. Много полегло советских офицеров и солдат.

В середине марта тысяча девятьсот сорокового года война с финнами закончилась. Наши лейтенанты остались живы. Получили награды и были направлены на белорусскую границу в военный гарнизон Россь.

Через полтора года началась Великая война с нацистской Германией. Первые часы ночного нападения казались ужасными: авиация черной тучей застелило небо, а немецкие мотоциклисты и пехота, как саранча, разлетались во все стороны. За ними грузно, нагло напирали танки. Они быстро смяли границу, завоевав приграничные советские города и поселки.

Сообщение о нападении в госпитале приняли из командного пункта. Через час в перестрелках погибли почти все защитники границы. Раненые, что смогли добраться до госпиталя, получили медицинскую помощь и были оставлены при госпитале.

Клавдия Васильевна одна из первых получила известие о смерти своего Саши – Александра Ивановича Малевинского. У нее на руках раненые… Что будет с врачебным персоналом? Она одна знает в совершенстве немецкий язык. Нужно пойти ва-банк решает женщина, и Клавдия Васильевна обращается к коллегам в ординаторской, где все собрались:

«Я прошу всех мне поверить. Нужна ваша помощь. Срочно принесите мне поднос, рушник, хлеб круглый с солонкой, полной соли. Если не рискнуть – все погибнем. А как раненые? Всю ответственность беру на себя. У нас минуты. Действуем. Я пойду встречать первых, кто зайдет на территорию госпиталя. Только молчать. Только сжать зубы. Находитесь в помещении. Если успеете, раненых заведите внутрь. На улице не оставлять!»

Героиня рассказа – Клавдия Васильевна Малевинская, 1907 г.р.

Первыми топали по советской земле армейцы абвера. Слышны моторы мотоциклов, машин, немецкая лающая речь. На больничную территорию въехали черный «Опель» и несколько мотоциклистов охраны. В это время Клавдии Васильевне приносят хлеб с рушником на подносе и солонку с солью.

Нашли же! Молодцы. Из черного «Опеля» устало вылез офицер-полковник и направился к входу в госпиталь. Он шел через широкий двор, заполненный немецкими мотоциклами и прижатыми к стенке ранеными советскими солдатами. Полковник шел навстречу высокой женщине в белом халате и белой шапочке. Она стояла с подносом, на котором были положены: со свисающими концами расшитый рушник, на нем – круглый белый хлеб, сверху – полная соли солонка. Его встречали по-русски, уважительно «с хлебом-солью». Когда они были уже близко друг от друга, то оба замерли. Смотрели, удивлялись. Их наполняли разные чувства. Но неожиданная радость переборола всё и выскочила наружу. Клавдия Васильевна воскликнула:

«Ты ли, Вильгейм? Вилли!»

«Моя дорогая Клавия! Жива! – ринулся к ней с объятиями брат. – Мы потерялись на 13 лет!»

Вильгейм взял у Клавии, так он называл ее с детства, поднос с хлебом, улыбнулся, подмигнул, как бывало ранее. Передал дар гостеприимства подоспевшему немецкому ефрейтору. Теперь он мог обнять сестру.

Быстро зашли немецкий полковник и Клавдия Васильевна в приемную госпиталя. Все, замерев, взирали на них. А они по-немецки щебетали друг с другом…

Клавдия подошла к пожилому главврачу:

«Можно воспользоваться вашим кабинетом? Нужно определиться по ряду вопросов. Ждите, но собирайтесь. Время дорого. Всё будет хорошо. Этот полковник – мой брат. Мы росли вместе».

В кабинете, сев за стол напротив друг друга, Вилли положил свои руки на руки Клавдии:

«Клавия! Скорее расскажи, что ты думаешь? Что делать? Времени у нас мало. Сзади идут «черные» СС. Одно скажу: не всё мы можем в этой политике. Я хочу тебе чем-то помочь. Можешь на меня рассчитывать».

Клавдия Васильевна выдает ему «ниагарский» водопад просьб:

«Пожалуйста, помоги мне с ранеными и медперсоналом перейти линию фронта под флагом Красного Креста и Красного Полумесяца. 98 раненых, разной тяжести. Врачебный и медперсонал. Всех наберется человек двести. Нет лекарств и перевязочного материала. Нет продуктов».

Она умоляюще посмотрела на брата.

Вильгейм обомлел:

«Клавия, дорогая, ты с ума сошла! Это очень опасно! Тебя расстреляют!»

«Вилли! Если удастся спасти госпиталь, то… Бог милостив!»

«Пойду узнаю и распоряжусь. Я не могу обещать, но постараюсь сделать, что смогу. – Он посмотрел на часы. – Вам нужно через 30 минут быть готовыми к отправке. Бог милостив, ты сказала, так пусть он нам поможет!»

Он нежно погладил ее по руке, глядя печально в ее усталые красивые глаза, подумал, оглядывая ее:

«Как она хороша, несмотря ни на что, его троюродная, немного русская сестра».

Затем встал и быстро вышел.

Через пятнадцать минут всё было готово. Немецкая точность. Собрали. Упаковали. Раненым свежие повязки наложили. Двор был свободен от немецких мотоциклов. Их места заняли грузовички и пара лошадиных подвод с лекарствами, перевязочными материалами и сухими пайками. Прозвучала команда рассаживаться по машинам. Водители были из более крепких раненых. Вильгейм пригласил Клавию к себе в «Опель». Хотелось немного продлить встречу, сохранить мгновения душевной радости.

Обоз с флагами Красного Креста над головной машиной и над замыкающей машиной тронулся. Для безопасности двигались лесом. Через полтора часа смогли найти более подходящее открытое место для перехода. Это было значительно ниже реки Неман и леса, по которому они продвигались. Ударные нацистские силы находились по сторонам, из-за леса не видя шествие машин. Наступили сумерки. Немцы соблюдали свой порядок. Прекратили обстрелы. Успокаивались. Колонна остановилась.

Клавия крепко обняла, поцеловала брата, расплакалась. Всхлипывая, пыталась успокоиться:

«Вилли, как же так? Только увиделись – и опять расстаемся. Встретимся ли вновь? Я несказанно рада тебе и твоей королевской помощи. Ты всегда был рыцарем. Как ты выкрутишься? Мы тебе лишних наград не прибавим. Дорогой мой братик, всем сердцем я тебя благодарю!»

Вильгейм с печальной нежностью и глубокой грустью отвечал:

«Не о том ты, Клави. Береги себя. Я буду всегда тебя помнить. Торопись. Прощай!»

Клавдия Васильевна подошла к головной машине, забралась в кузов. Усевшись рядом с главврачом, рассказала о встрече с братом и о его подарках раненым бойцам.

Санитарные флаги реяли контрастно на вечернем небе. Немецкая сторона прекратила обстрел. Машины медленно, друг за другом двигались к советским частям. Две подводы замыкали шествие. Когда же с советской стороны прозвучали предупреждающие выстрелы, Клавдия громко запела, и все подхватили: «Вставай страна огромная…» Дружное пение раненых и медперсонала поднимало боевой дух.

Благополучно перейдя полосу отчуждения, их встретили советские солдаты. Всех отвели вглубь лесочка. Там они были встречены командиром и политруком. Весь медперсонал сразу хотели арестовать. Клавдия Васильевна рьяно вступилась:

«Стоп! Вначале отвезем раненых, некоторым срочно нужна операция в госпиталь! Я все организовала, мне и отвечать!»

Политрук кричал и требовал сжечь подводы с лекарствами и подарками. Раненых арестовать. Медперсонал расстрелять как предателей. Нашлись разумные командиры, усмирившие его вескими доводами».

Бабушка Антонина замолчала, потупив свой взор. Помолчав, продолжила:

«Клавочку нашу арестовали. Главврач собрал от всех подписи в ее защиту. Что было дальше со всеми ими – неизвестно. Но их заступничество помогло. Расстрел заменили штрафбатом – «до первой крови».

Что она перенесла, осталось глубокой тайной. Через неделю Клавдия Васильевна была ранена. После лечения в штрафной батальон не вернулась. Определили в полевой госпиталь. Дошла она до Берлина. Где и встретила День Победы.

Вот такая наша Клавдия, дети мои. Не раз ей смерть пятки обжигала, но она выстояла».